Баба Яга сунула обе руки в ступу, и в лунном свете серебром блеснул громадный двуручный меч. Сверкающая полоса лезвия прочертила дорогу к Иркиной шее. Пригибая Богдана, девчонка откинулась навзничь на круп Леонардо. Шелестя, будто лопасть вертолета, двуручник прошелся у самого носа ведьмы. Она успела почувствовать, как от лезвия дохнуло жаром, и поняла, что смертельное для вампиров серебро в нем действительно есть.
Напуганный Леонардо взвился на дыбы. Ирка с Богданом кубарем покатились с седла. Ирка рухнула на мальчишку и со всей вампирьей дури влепила ему по голове кулаком. Богдан вздрогнул и обмяк. Прозрачная фигура здухача всплыла над его бесчувственным телом и тут же совершенно недвусмысленно нацелилась заехать Ирке рукоятью меча в лоб.
– Не меня – ее! – заорала Ирка.
Лезвие серебряного меча уже крестило небо у нее над головой. Взвихрив плащ, здухач крутанулся в воздухе – призрачное оружие тонко запело, сталкиваясь с зачарованным серебром. Звеня и разбрасывая вокруг льдистые искры, призрачный и серебряный клинки сталкивались и расцеплялись. Атакуя и отражая удары сплошным смерчем, кружили в воздухе Баба Яга и здухач. Сзади на помощь маме уже набегали ягишини.
– Танька! Бегом на камни! – рявкнула Ирка.
Батюшка, граф и настоящий полковник, отлично воспитал дочь. Графиня знала, когда следует повиноваться. Без единого звука она убралась у ягишинь с дороги и ворвалась в круг камней.
Ирка оттолкнулась и прыгнула. Взвилась выше сражающихся Бабы Яги и здухача, вытянулась «солдатиком», будто собиралась с вышки прыгать, и с точностью, какой не могло быть ни у человека, ни у оборотня, а лишь у вампира, вписалась в ступу за спиной развоевавшейся старухи. Шилья упыриных клыков блеснули возле жилистой, как у лежалой курицы, шеи.
Схватка замерла. Меч старухи застыл в неподвижности. Только что с трудом парировавший ее удар здухач отпрянул в сторону, замахнулся, но тоже остановился, разглядывая свою оцепеневшую противницу. А Баба Яга не смела повернуть головы, чувствуя на своей шее замораживающее дыхание входящей в полную силу молодой вампирши.
– Ножичек свой полош-ши! – тячуге прошипела упырица прямо в волосатое ухо старухи. – А то ведь ты не всюду костяная, слышишь!
М-да, конечно, если б у нее рот не был занят проклятой бабкой, это звучало бы внушительнее! Вон и у подбежавших ягишинь на физиономиях недоверие. Зато старухе Иркиного шепота и дыхания хватило вполне. Рука ее разжалась, серебряный клинок, кувыркаясь, полетел в траву.
– Опускаемся! – выдохнула Ирка, слегка покалывая горло старухи кончиками клыков. Ступа медленно спланировала вниз.
Пробиваясь сквозь сомкнувших ряды сестер, вперед выбралась ягишиня постарше. От волнения камуфляжный комбинезон на ней поплыл, растворяясь, его зеленые пятна таяли, сменяясь режущим блеском металла – и крепкую фигуру ягишини облекла плотного плетения кольчуга. С островерхого шлема, закрывая шею, спускалась кольчужная сетка. Сквозь пластиковый омоновский щит проступил другой, окованный металлом, со вставшей на дыбы кобылицей. Вместо резиновой дубинки в руке появился настороженно отведенный меч.
– Мама! – старшая дочь с возмущением поглядела на Бабу Ягу. – Сколько раз вам говорить – не форсили бы вы в этой коже, не по возрасту вам! Носили бы нормальный доспех, никакая упырица до вашего горла не добралась бы! Вы еще на роликах кататься начните, тогда вас не то что упыри загрызут, вовкулаки хвостами заметут!
– Мала еще, мать учить! – завопила Баба Яга, и Ирка почувствовала, как ходит ходуном ее худое горло под вампирьими клыками. – Сами-то – шляпки увидели, последние мозги растеряли!
Ягишиня смутилась и тут же накинулась на Ирку:
– Вот только попробуй, упырица, нашей маме что-нибудь сделать! Мы тебе клыки так отполируем, что ни один дантист не поможет!
Ирка всерьез обиделась:
– Ваша мама сама виновата, это она из меня упырицу сделала! Ее, между прочим, на квест никто не приглашал! Несовершеннолетних она, видите ли, не любит! А сама всем гадостей наделала, народу из-за нее полегло – страшно сказать сколько! Да ее загрызть только справедливо!
– Ой-вэй, вот так оно всегда и начинается! – старый ла?мед-во?вник вышел из темноты, неторопливо обошел столпившихся ягишинь, доковылял до вцепившейся в Бабу Ягу Ирки и укоризненно покачал головой. – Все кричат, все друг друга обвиняют: это ты виноват! Нет, это ты виноват! Потом драка пошла: одни убивают других за то, что те убивают этих… И никто уже и не помнит, с чего все началось. И, между прочим, история с Ивасиком-Телесиком тоже мутная. Слышали-то все только Ивасикову версию, а она, таки да, вызывает сомнения. Вроде с мимоезжими богатырями у Таможенницы всегда все в порядке было, с чего бы это она вдруг решила случайного мальчишку жарить и есть? Что Ивасика в печь сажали, то, я извиняюсь, только его собственные слова, а что Аленка-ягишиня погибла – то, я извиняюсь, единственный непреложный факт. Таки да, сильно печальный!
По морщинистой щеке Бабы Яги медленно скатилась слеза.
Ирка отвела клыки от бабкиной шеи и шумно сглотнула.
– Уходите! – хмуро буркнула она ягишиням. – Мы дошли до конца игры и собираемся из нее выйти! Уходите, слышите, а то через… – она покосилась на часы, – через пять минут у меня и мозги обупырятся, тогда вашу мамашу одна несовершеннолетняя вампирша точно загрызет!
Старшая ягишиня поглядела на Ирку долгим тревожным взглядом, взмахнула мечом… И она и ее сестры медленно растаяли в воздухе.
– А вы, бабушка, стойте спокойно на своей костяной ноге! – прикрикнула на старуху Ирка. – Я с вами еще не закончила! Надо было в свое время с самим Ивасиком разбираться, а не отрываться теперь на всех подряд!
Держа Бабу Ягу за плечи перед собой, Ирка свечкой взлетела в небо и с безумной скоростью рухнула вниз, словно копье, с размаху вгодняя старуху по пояс в землю.
– Меч ее мне дайте! – жестко велела девочка ла?мед-во?внику.
– Ирочка, вы абсолютно уверены? – поинтересовался старик, разыскивая в траве серебряный меч.
– Я ж вас не спрашивала, уверены ли вы были, когда стравливали меня с упырем? – огрызнулась Ирка. – Тем более что вы и не были!
– Общение со старым Хаим Янкелем на вас, деточка, дурно влияет, – укоризненно сказал старый Хаим Янкель. – Вы уже научились отвечать вопросом на вопрос! – и он протянул серебряный меч Бабы Яги.
Ирка содрала с себя свитер, обмотала им руки и приняла сверкающий клинок.
– Заклинаю! Твоим собственным мечом заклинаю! Отцепись от несовершеннолетних, бабушка! Раз и навсегда, ясно? – Ирка коротко шмякнула Бабу Ягу по плечу, будто посвящала в рыцари. Электрическая дуга прошла через Ирку, меч, охватила Бабу Ягу, разряд подбросил старуху в воздух, и старая ведьма пропала в яркой слепящей вспышке. Ирка обронила жгущий ее даже сквозь свитер меч, тот тоже исчез.
– Ну… Что мы стоим?.. Нам еще много чего надо успеть. Например, вскрыть ведьмин круг. Давайте, давайте, – нервно потирая сухие ладони суетился ла?мед-во?вник. – Вы, Ирочка, хоть и упырица, однако вполне украинского происхождения, сядете на этот камушек. Панночку графиню, как она есть русского полковника дочка, прошу сюда, – он галантно подал Татьяне руку и усадил на необработанный камень.
– Юноша у нас за цыгана сойдет…
Здухач медленно подплыл к бесчувственному телу и всосался внутрь, напоследок одарив Ирку таким взглядом закрытых глаз, что ведьмочка мгновенно загрустила и трусливо подумала, а не остаться ли ей упырицей. Ирка подобрала валяющегося в траве Богдана и сгрузила на последний камень. Богдан зашевелился, очумело мотая головой, и сел.
– А я сюда… Хотя куда я лезу со своим артритом и поясницей, – ла?мед-во?вник, кряхтя, взгромоздился на четвертый камень вокруг Стола Согласия.
– Не хватает, – с тревогой сказала Ирка, поглядывая на три пустых камня.
Но над лугом уже мелькали заячьи уши…
– То ниц, цо матёрые не людзи, – пояснил Ирке матёрый заяц Ковальский, запрыгивая на свой камень и дожидаясь, пока Бразаускас усядется на свой. – То важно, цо матёрые – поляк з литвином.
– Остался один, – усмехнулся ла?мед-во?вник.
– Уже идем, слюшай, э! – зазвенел пронзительный голосочек. – Не делай вид, что ты меня не видишь, старый паршивый вишап!
– Ой-вэй, бабушка Сирануш, я вас умоляю – кто вас не видит, тот вас таки услышит!
Ирка пригляделась к последнему, седьмому камню и увидела, что он весь прямо шевелится от покрывающих его поверхность ачуч-пачуч.
– Быстрее! – крикнул ла?мед-во?вник и вдруг вытащил из кармана своего затерханного пальто блестящий камертон. Неодобрительно заметил: – Разве сейчас образование? Вот в мое время было образование – все девочки играли на фортепьянах, а все мальчики ходили на скрыпочку. Иногда, правда, они били друг друга этими скрыпочками по голове, но все равно музыка облагораживающе влияла на детские умы! А теперь они знают только свой рэп, а скажите мне, за-для ради бога, как открывать ведьмин круг, если не знаешь Бетховена, ни даже Шаинского, я не говорю про песнь лысогорских ведьм! Слова разучиваем, пожалуйста, на семь тактов! А! – он указал камертоном на Ирку. – О! – он ткнул в Богдана. – Панночка графиня у нас будет И! Бабушка Сирануш, возьмите на себя Е! Репетируем! – он взмахнул камертоном.
Часы на ратушной площади зашипели и ударили в первый раз…
– Дедушка Хаим Янкель, скорее! – простонала Ирка.
Старый ла?мед-во?вник скроил недовольную мину:
– Вечно у этих молодых все наспех, никакой солидности…
Часы ударили во второй…
– Разве можно без репетиции? – вопросительно склонил голову на бок старик.
Часы ударили в третий…
– Можно, дед, можно, мы, цыгане, все музыкальные! – завопил Богдан.
– Это вы только так думаете, и не понимаете, как важно планомерное музыкальное образование! – покачал головой Хаим Янкель.
Часы ударили в четвертый…
– У меня музыкальное образование! Гувернантка мадмуазель Латуш! – закричала Татьяна.
– Все эти ваши гувернантки сами безграмотные…
Часы пробили в пятый, и Ирка поняла, что сейчас пристукнет деда на месте – даже если это будет последнее, что она сделает в жизни.
– Слюшай, старый вишап, мы будем открывать этот камень или нет?
– Ну если уж вы все так торопитесь… – неодобрительно поджал губы дед.
– Да! – в один голос взвыла троица друзей.
– Хорошо, – тоном покорности судьбе согласился старик. – Так и быть. Хотя как старый регент и запевала я не могу одобрить исполнение без репетиции.
Часы ударили в шестой…
– Давайте, Ирочка! – выкрикнул Хаим Янкель и ткнул камертоном в Ирку.
Словно подстегнутая плетью девчонка завизжала на нестерпимо высокой ноте:
– А-а-а-а-а-а!
– О-о-о-о! – гулко, как в бочку, затянул цыганенок.
– И-и-и-и! – на ультразвуке взвилась Танька, и пронзительное – Е-э-э-э! – вывела бабушка Сирануш.
Матерые зайцы выдали задними лапами дружную барабанную дробь.
– Ла-ла-соб, ли-ли-соб, лу-лу-соб… – помахивая своим камертоном в такт ритмичным ударам, забубнил старик.
Ирку начало трясти. Песнь лысогорских ведьм тысячей мелких игл пронзала тело и душу. Мир задрожал и пустился в пляс. Звезды принялись подпрыгивать на тучах, как на батутах. Башни каменецкого замка, лихо изгибаясь, играли в мяч полной луной.
Булыжник под Иркиными ногами дрогнул. Семь камней заворочались, как псы, отряхивающиеся после сна, и, едва не сбросив своих седоков, подпрыгнули в воздух. В траве остались семь глубоких отпечатков. Камни со свистом понеслись вокруг бетонного колеса. Ирка почувствовала себя бароном Мюнхгаузеном, летящим на пушечном ядре. Позади нее с визгом мчалась Татьяна, с гиканьем закладывал виражи Богдан. Встречный ветер рвал длинные уши зайцев и полы старого пальто Хаим Янкеля.
– Гей-гей, слюшай, гей! – подгоняла свой камень бабушка Сирануш.
А вдали, на ратушной площади, словно обезумев и пустившись наперегонки со временем, часы все били и били, гремели, будто гром, и их звон вплетался в дикую песнь лысогорских ведьм, в свист воздуха и рокот летящих камней.
Бетонный круг завибрировал. Торчащая из него зазубренная железная труба гулко лопнула и, как шкурка банана, раскрылась, загибаясь семью тонкими железными полосами. Бетон издал тяжкий вибрирующий скрежет, по нему побежали трещины. Круг раскололся, открывая свое нутро.
Часы ударили в последний, двенадцатый раз…
Семь летящих камней зависли в воздухе и с грохотом рухнули вниз, на предназначенные им места. От замка и по лугу, ширясь и расползаясь, заполоняя собой спящий город, прокатился длинный вздох. Мир качнулся, мигнул… И замер, возвращаясь к обычному своему состоянию. Звезды, словно расшалившиеся дети, спугнутые строгой няней, кинулись занимать свои места на небосклоне. Луна ринулась в положенную ей точку, и башни замка солидно распрямились, будто и не они только что колобродили в волшебной ночи.
Над лугом у каменецкого замка воцарились обычная пустота и сонный покой. Лишь луна казалась чуть порозовевшей от смущения за свое неподобающее поведение, да на камнях у расколотого бетонного круга, закрыв лица ладонями, замерли две девчонки и мальчишка.
Глава 26
Всем ведьмам по серьгам
Ирка медленно отвела руки от лица и вытянула пальцы. На кончиках лихо щелкнули острые когти.
– Собачьи! – с непередаваемым облегчением выдохнула Ирка. – Честное слово, мои, собачьи! – она защелкнула когти, сунула палец в рот и принялась ощупывать клыки. – И крови вроде не хочется! – она лихорадочно нашарила зеркальце в кармашке сумки и попыталась, несмотря на темноту, рассмотреть себя. – Кожа, кажется, порозовела! Народ, я больше не упырица! Я снова я! – с радостным воплем она поворачивалась то к Татьяне, то к Богдану. – А вы? Вы-то как? – голос у нее упал. Неужели они так и остались цыганенком и графиней?
Татьяна и Богдан отняли ладони, поглядели друг на друга… и с двух сторон хлестко залепили Ирке по затылку. Девчонку снесло с камня.
– Вам-то я чем не угодила? – сидя в траве, возмутилась ведьмочка.
– А кто придумал, что мы жених и невеста? – гневно сузив позеленевшие глаза, нависла над ней Танька. Зеленые искры колдовского огня заплясали на ее отведенной руке. Сзади Богдан недвусмысленно похлопывал мечом по ладони.
– Ну так невозможно ж было удержаться, – пробормотала Ирка и вдруг с визгом взвилась на ноги и кинулась к подруге. – Танечка! Вернулась! Ты больше не графиня! Богданчик! Инженерский сынок!
Зловещие искры погасли у Таньки на пальцах, она всхлипнула, плюхнулась на расколотый бетонный круг и заревела.
– Тань… Хватит… Ну ты чего… – сам шмыгая носом, протянул Богдан.
– Без мамы с папой… плохо очень было… когда я думала, что они умерли… – завывала Танька и при этом почему-то виновато поглядывала на Ирку. Ирка знала – почему. Для Таньки и Богдана игрушечная жизнь без родителей миновала, как страшный сон, зато теперь они хорошо понимали, каково приходится Ирке в ее настоящей жизни, которую никаким последним туром не изменишь.
– Я теперь… понимаю взрослых… Когда они говорят… Что нечего играми заниматься… – всхлипывала Танька. – Мы в скольких серьезных переделках были… Никогда такого ужаса не случалось… Столько народу погибло…
Да уж, не квест, а побоище какое-то. Ирка горестно плюхнулась рядом с Танькой. Хоть сотоварищи под конец изрядными гадами себя показали, а все-таки ни один из них не заслужил жуткой и бессмысленной гибели. Она печально уставилась туда, где выше моста, на площадке, так и стояли брошенные автомобили инклюзников. Рядом с ними топталась худая темная фигура. Не иначе как Тим. Для него игра закончилась, он вырвался из-под заклятья в реальный мир, теперь сядет в свой автомобиль и поедет домой. И как он объяснит, почему уезжало трое, а вернулся он один?
Один? Ирка недоуменно потрясла головой, а потом для верности еще протерла глаза. Если он один, то кто тогда садится во вторую машину? А в третью?
– Та-анька! – дрожащим голосом протянула она. – Мне чудится или там…
– Инклюзники! Все трое! – выдохнула в ответ Танька, не отрывая глаз от площадки.