И тут Олег-1 сказал:
– Братцы, а ведь мы влипли!
– А ты еще не понял? – усмехнулся Олег-2.
– Да нет, мы влипли больше, чем вам кажется. Каждый человек это ведь что? Это… Как маленький зоопарк! – нашел сравнение Олег-1.
– Чур, я директор! – засмеялся Олег-3.
– Пусть. А я дворник. А он билетер. Но мысль вы улавливаете? Кроме этого, есть еще в этом зоопарке и всякие…
– Аттракционы?
– Звери! Шакалы, гиены, кабаны…
– Львы!
– Вам смешно? Вы не поняли, к чему я?
Олегу-2 и Олегу-3 не было смешно, они просто отшучивались. Они догадались, к чему клонит Олег-1. А тот продолжал:
– Вспомните, каким я бы, то есть мы были. Один весь в работе, второй поглядывал на Ольгу, третий мог иногда крепко выпить…
– Не я! – в один голос сказали Олег-2 и Олег-3.
– Четвертый мечтал вообще все бросить и закатиться отдохнуть – вы его сейчас видели. А есть еще в каждом человеке такие люди, о которых даже не хочется говорить.
– Я вспомнил, как однажды в детстве взял со стола семь маминых рублей, – грустно вздохнул Олег-2.
– О том и речь! Если исполнилось то, что я сдуру подумал в самолете, то есть мы подумали, если мы раздесятерились, а то и раздвадцатерились, то по Бермудии бродят кучи Олегов, которые нас могут просто опозорить! Один напьется, второй займется сомнительными финансовыми махинациями, третий вообще окажется преступником – и так далее!
– И что ты предлагаешь? – спросил конкретный Олег-3.
– Мы должны их всех найти. Выловить. И как-то договориться.
Олег-2 и Олег-3 одобрили эту идею.
Распределили функции. То есть отлавливать Олегов по мере возможности будут все, но имеются и другие неотложные дела: разобраться с Настей, найти детей и…
– И с Ольгой разобраться, – сказал Олег-3.
– А ты еще не разобрался?
– Не совсем. Вы что, не понимаете: желания в этой чертовой Бермудии просто так не пропадают! Лучше мне уж встретиться с ней и объяснить, что она мне не нужна, то есть нам, то есть не нужна как женщина. Иначе меня, то есть нас, так и будет к ней тянуть.
– Я бы тоже разобрался, – хмыкнув, сказал Олег-2.
– Ну вот, начинается! Давайте хотя бы не путаться друг у друга под ногами!
На том и порешили, не зная еще, сколь коварна Бермудия и на какие сюрпризы она готова.
20. Хитроумная Ольга
Олег-1 и Олег-2 ушли, а в кафе появилась Ольга, чему Олег-3 ничуть не удивился.
– Вот что, – решительно сказал он. – Ты ведь все равно фантом, призрак. Поэтому исчезни, пожалуйста.
– Я бы сразу исчезла, если бы ты этого хотел, – сказала Ольга, улыбаясь.
– Нам не о чем говорить.
– Ты уверен? А если по делу?
– Есть срочная информация? – насторожился Олег-3, которого, как и прочих Олегов, всегда волновало все, связанное с работой.
– Очень срочная. О ротации акций компаний GECNJ и UECNJ.
– А что там? Ну-ка, ну-ка?
Ольга стала излагать сведения о ротации акций компаний GECNJ и UECNJ. Олег-3 слушал сначала с интересом, а потом остановил ее:
– Минутку! Это информация недельной давности! Ты используешь любые способы, лишь бы привлечь мое внимание! Женские штучки!
– Это ты ищешь любой повод, чтобы побыть со мной!
– Неправда! Уходи отсюда!
– Сам уходи.
– И уйду! – встал Олег-3.
Но встала и Ольга.
– Нет уж, – сказала она с оскорбленным видом. – Я уйду сама. Я только хотела сказать… – Она смерила его с головы до ног презрительным взглядом. – Нет, не скажу. Ты никогда не узнаешь, что я о тебе думаю!
И она вышла из кафе.
Казалось бы, Олег-3 должен был остаться доволен. Но он, посидев минуту, рванулся к выходу, чтобы догнать Ольгу.
Нелогично?
Как сказать…
Вот вам примеры. Допустим, вы, мой читатель, школьник. Перед вами сидит девочка, довольно симпатичная. Фамилия, к примеру, Сидорова. И вдруг эта девочка вскочит, побежит из класса, а в двери высунет язык и скажет:
– Петров, я никогда тебе не скажу, что я о тебе думаю!
Ваши действия?
Легко угадать: вы обязательно найдете Сидорову и выпытаете из нее уговорами, лестью или даже колотушками, что эта дурочка, на мнение которой вам наплевать, о вас думает.
Или, допустим, вы, мой читатель, взрослый человек. Большой человек – в смысле значительности. Вы увольняете плохого работника Семенова. И Семенов говорит:
– Раз вы меня увольняете, я мог бы все вам сказать в глаза! Но я поступлю хуже – вы никогда не узнаете, что я о вас думаю!
И – уходит.
Гарантирую – вы не будете спать ночь. Вы будете искать этого Семенова, звонить ему, обещать принять его на работу и дать повышенный оклад. Лишь бы узнать, что он имел в виду. И это притом, что до этого мнение Семенова вам было неинтересно все двадцать лет производственного знакомства.
И если вдруг окажется, что Семенов завербовался шахтером на далекий остров Шпицберген, вы не выдержите, полетите самолетом, достигнете острова Шпицберген, найдете Семенова, схватите за ворот и пообещаете сбросить его в холодное море, если он сейчас же не скажет, что он о вас думает.
И самое интересное – что бы ни сказал обидчик Семенов, уверяю вас, вы сразу успокоитесь.
Потому что страшна только невысказанная правда.
А когда сказали – совсем другое дело. Во-первых, она сразу кажется не такой уж и страшной. А, во-вторых, еще чаще она кажется просто-напросто неправдой.
Короче, Олег-3 не выдержал.
Он помчался искать Ольгу, не представляя, в каком направлении она могла скрыться.
Перед ним была улица с нескончаемым потоком машин – как в Москве.
У Олега-3 возникла идея попасть под машину. Не совсем, конечно, не полностью, не до смерти, а так, чтобы чуть придавило ногу или слегка сшибло при торможении. Он закричит – и Ольга обязательно тут же вернется. Все женщины в таких случаях возвращаются.
Пока он собирался прыгнуть под машину, зажегся зеленый свет. И Олег-3 просто перешел улицу.
Светофоры мешают нам совершать подвиги, подумал он, и эта мысль его почему-то не рассмешила.
21. Мануэль находит Хорхе, который превращается в дракона
Мануэль, рыская в поисках Хорхе и Лауры, набрел на вход в подземелье.
Они где-то там, догадался Мануэль и начал пробираться по темным, мрачным лабиринтам. Свернув в очередной раз, он попал в пещеру. Там сидел Хорхе с гитарой.
– Наконец-то я тебя настиг! – зарычал Мануэль. – Где Лаура?
– А зачем она тебе? – спросил Хорхе, наигрывая красивый мотив.
– То есть? Я хочу… Я хочу… – Мануэль смешался.
– Вот именно. Ты хочешь убить ее. Ты для этого сюда попал.
– Ну, в общем-то, да… Но обстоятельства изменились.
– Ты больше не хочешь ее убить?
Мануэль честно прислушался к себе и ответил:
– Почему-то хочу. Что здесь за место такое? И хочешь не хотеть, а не получается.
– То-то и оно. Поэтому я буду мешать тебе с ней встретиться. Это тебе же на руку.
– Я сам решу, что мне на руку! Прочь с дороги, не то я тебя прикончу!
Хорхе помолчал, поиграл минут десять и сказал:
– Нелогично. Ты хочешь убить человека, который защищает твою любимую женщину? Мануэль, Мануэль, а еще считаешь себя благородным человеком!
– Да, благородным! А она поступила со мной подло, – распалял себя Мануэль. – Короче, прочь с дороги!
– Да я тебе и не мешаю.
Действительно, Хорхе сидел у стены, проход в лабиринт был свободен.
– А она там? – недоверчиво спросил Мануэль.
– Там, там.
– Тогда я пойду и… И выполню свой долг.
– Выполняй, – равнодушно сказал Хорхе и сплюнул.
Мануэль тут же придрался:
– Ты меня оскорбил! Ты плюнул в мою сторону. Защищайся!
И он взмахнул палкой, которая откуда-то появилась в его руках.
– Так и думал, что этим кончится, – проворчал Хорхе.
Он отложил гитару и медленно, словно нехотя, начал превращаться в дракона.
– Что это ты делаешь? – спросил Мануэль.
– Не видишь? Превращаюсь в дракона. Тебе же хочется, чтобы Лауру защищал кто-то страшный и опасный.
– Мне?
– Тебе, тебе.
Мануэль вырос до свода пещеры и лениво начал разевать пасть, пугая Мануэля.
– Мерзкая тварь! – воскликнул Мануэль и ударил его палкой.
Это оживило Хорхе, он стал рычать и угрожающе размахивать головой.
Вместо палки в руке Мануэля оказался меч, и он ударил им в бок дракона.
Тот посмотрел на показавшуюся зеленую кровь и пробормотал:
– Ну, это мне совсем не нравится.
Он громоздко развернулся в узком подземелье и стал убегать, переваливаясь с боку на бок.
И застрял.
Мануэль настиг его. Перед ним болтался толстый и грязный хвост с шипами. Он бил по стенам, с которых осыпались камни. Мануэль колотил по хвосту ногами, колол его мечом, но хвост оказался словно бронированный, его невозможно было повредить.
Мануэль остановился, обессиленный.
Хвост дракона тоже опал и лежал на земле.
Положение было глупое.
22. Ник попадает в школу и знакомится с Томасом и его командой
Ольмек и Мьянти приступили к проверке и подготовке будущих своих кандидатов: они решили отправить их в школы. Впрочем, даже если они и не станут кандидатами, поучиться в любом случае не мешает.
Ольмек, слегка изменив внешность, что ему легко удавалось, нашел Роджера и Ника, с трудом оторвал первого от еды, а второго от игры, официально представился координатором от ЦРУ и привел их в школу зеленых.
Их вышел встречать сам директор, очень интересного вида: с черной повязкой на глазу, а вместо одной ноги – деревянная культяпка. Он узнал Ольмека и хотел его поприветствовать:
– Господин Оль…
Ольмек внимательно посмотрел на него, и губы директора словно заморозило.
– Оль… Оль… – пытался произнести он и наконец выдохнул:
– Господин координатор!
Ольмек кивнул.
– Просто как пират какой-то, – пробормотал Ник, глядя, как директор вперевалку спускается с крыльца.
– Он не пират, но капитаном точно был, – сказал Роджер.
Кривой Блюм, так звали директора, был не просто капитаном, он был капитаном шхуны, на которой обучались юнги, и славился необыкновенно свирепым нравом. Он школил юнг так, что с них за день смывалось семь соленых потов и, казалось, слезало заодно по три шкуры. Блюм этому способствовал: как у и боцмана Пита, излюбленным его орудием были линьки. Кстати, встретив в Бермудии Пита, он тут же с ним поссорился: Блюм терпеть не мог тех, кто настолько же зол, как и он сам. Это была одна из причин, почему Роджер, будучи втайне синим, учился здесь: Блюм запретил Питу приближаться к школе ближе, чем на морскую милю.
Хоть Блюм и был страшно зол, но добрее его не было человека во всей Бермудии. Это получилось следующим образом: в очередном учебном походе он так замучил юнг, что тем стало просто невмоготу. И один из них, совсем юный, имени которого Блюм даже и не упомнит, однажды взял да и сиганул в море с самой высокой реи – да еще в том месте, где кишели акулы.
– Будь ты проклят, проклятый Блюм! – крикнул он на лету. – Умираю, но не сдаюсь!
Судя по длине этой фразы, вы можете судить, как высока была та рея.
Мальчик расшибся о воду.
Блюм сделал вид, что ничего особенного не произошло.
– Спартанских мальчиков вообще засекали насмерть! – заявил он. – Зато из них получались лучшие воины во всей Древней Греции!
Юнги молчали. Никто не рискнул спросить, как из мальчиков, которых засекали насмерть, получались лучшие воины.
А книжка о Спарте, которую Блюм купил случайно, потому что вообще-то не читал книг, стала его любимой. Именно оттуда он черпал вдохновение, когда воспитывал юнг. Даже подумывал, не завести ли на корабле лисенка, чтобы кто-то из мальчишек захотел его украсть (потому что странно не захотеть украсть лисенка), спрятал бы его под рубашку и не хотел бы признаваться, что украл, и лисенок выгрыз бы ему весь живот – н у, то есть, все как в книге. Однако лисенка завести было недосуг. На корабле водились крысы – такие, что могли бы сгрызть целого человека живьем, но крыс юнгам красть почему-то не хотелось.
Короче говоря, Блюм отнесся к происшествию как к издержкам воспитания. Слабый погибает, сильный крепнет.
Но мальчик стал сниться ему по ночам.
Потом начал появляться среди парусов, мачт и рей – чаще всего в полнолуние, обращая к Блюму синее лицо с красными глазами и медленно говоря:
– Будь ты проклят, проклятый Блюм! Умираю, но не сдаюсь!
– Я не могу быть проклят, если я уже проклятый, – отшучивался сперва Блюм.
Потом стал палить в призрак из ружья.
Потом принялся лечиться неумеренными дозами виски.
Потом начал говорить юнгам:
– Детишки, вы только оставайтесь живыми, ладно?
И понял, что для него это конец. Он идет против собственной системы воспитания.
Однажды ночью он стоял на палубе в приступе смертельной тоски, глядел на волны и вдруг сказал вслух:
– Будь я проклят, проклятый Блюм. Чтоб я пропал!
И пропал.
Не сразу до него дошло, что случилось, а когда он понял, насколько коварна эта страна, фиксирующая то желание, с которым оказываешься в ней, он ужаснулся. Дело в том, что в момент исчезновения он желал повернуть время вспять и с самого начала обращаться с детьми не так, как раньше, а по-доброму. Но при этом он оставался злым и свирепым. Вот и стал директором школы – единственного места, где можно было реализовать свое желание быть добрым с детьми. Облегчало положение, что при этом можно и даже нужно оставаться если не злым, то строгим. Если директор не строг, это не директор, уж поверьте.
Вот такой человек встретил Ника.
– Здравствуй, жертва! – завопил Кривой Блюм. – Новичок, шток тебе в глотку! Как себя чувствуешь, змееныш? Да не бойся, триста пятьдесят три шампуня на твою голову, я тебя сырым не съем, обязательно изжарю! Ну что, будем учиться?
Ник хотел сказать, что у него таких планов на летние каникулы не было, но тут Ольмек отозвал Кривого Блюма в сторонку и стал что-то ему втолковывать, а Ника обступили школьники. Было их для обычной школы маловато – всего человек тридцать. Но Ник тут же сообразил, что это нормально: дети путешествуют гораздо меньше взрослых. Значит, реже оказываются в Бермудском треугольнике и реже пропадают.
Выглядели и были одеты они обычно, возраст – примерно от семи до пятнадцати лет.
Вперед уверенно прошел (перед ним все расступались) молодой человек лет четырнадцати. То есть мальчик еще, конечно, но что-то в нем такое было, что невольно побуждало мысленно называть его молодым человеком. Он был загорелым, высоким, крепким, со светлыми короткими волосами и приветливыми ясными голубыми глазами.
– Как себя чувствуешь? – спросил он Ника и, не дожидаясь ответа, протянул руку: – Томас Харди, можно просто – Командир.
– Николай, можно просто – Ник. А почему Командир?
– Потому что командир. Это скауты, – показал Томас на группу мальчишек своего возраста. – Мы попали сюда сорок три года назад и неплохо проводим время. Хо? – спросил он своих мальчишек.
– Хо! – ответили они дружным хором.
Томас Харди умолчал о том, как именно они сюда попали.
Они действительно были скауты, то есть юные любители коллективных приключений на природе. Сорок три года назад под руководством трех преподавателей они отправились в поход в лесные дебри. Дебрей, правда, во Флориде было не так уж много, все больше заповедники. Но кое-где еще оставались места, похожие на дикие. В одном из таких мест, на берегу залива, юные путешественники разбили палатки, учились разводить костры и готовить пищу, соревновались в ловкости и смелости. У них было три отряда, и отряд Томаса лидировал. Но предстояло сложное состязание: кто первым достигнет буйков на весельной лодке. (Буйки заранее установили преподаватели.) Опыта ни у кого не было, а Томас знал, что именно опыт решает все. Поэтому он подговорил свою команду потренироваться ночью. Они тайком вышли из палатки, пробрались к берегу, уселись в лодку и взялись за весла. Тут же поняли, какое это непростое дело: одновременно поднять весла, сделать ими полукруг, опустить в воду не глубоко, но и не совсем поверху, одновременно с силой потянуть рукояти весел на себя, вынуть лопасти из воды, опять сделать полукруг… На то, чтобы добиться хоть какой-то согласованности, ушло не меньше часа, при этом лодка практически крутилась на месте: то справа гребли слишком сильно, то слева, то вроде ровно с обоих бортов, но почему-то не туда.