Верка прошла близко, опустив глаза, как послушница в монастыре.
– Эй! – крикнул ей в спину милиционер.
Но Верка про него все правильно угадала: он был в первую очередь ленивым человеком.
Гоняться за ней по коридорам и больничному двору он не стал бы.
Тем более что внизу стоял дым коромыслом. В прямом и переносном смысле.
Елена, которая вскоре догнала Верку, сказала:
– Кто-то по глупости решил эвакуировать больницу. Надеюсь, обойдется.
Два санитара тащили на веревке корову, пожарные поливали морг, откуда валили клубы черного дыма, ходячие больные стояли в очередь к пожарнику, который переписывал их фамилии в книгу, две санитарки брели, как негритянские женщины, неся на головах высокие стопки свежего белья…
Розовый Ванечка сидел в своей машине. Машина была аккуратненькой, как все у Ванечки. Даже грязь к ней не приставала.
Он хотел что-то сказать, но Елена Борисовна его опередила:
– Салима вышла на дежурство, обед задержится, пожар погасили.
Ванечка улыбнулся и сказал:
– Про пожар знаю.
Ванечка был невелик ростом, у него были маленькие модные очки, гладко причесанная голова и большие розовые уши. Оттого, что верхние зубы у него выступали, как у зайчика, он казался Верке похожим на кролика из мультфильма про Винни-Пуха. Ученый и обстоятельный кролик, который учит всех мыть руки перед едой и готовить уроки.
– Поехали? – спросил Ванечка.
– Сначала мы должны завернуть на Бирюзовую, – сказала Елена Борисовна.
– Это что такое?
– Пока мы сюда шли, Верочка рассказала мне, что Элла Юрьевна узнала на фотографии погибшую девушку.
– Так, – сказал Ванечка, словно для него это сообщение не стало неожиданностью. – И что еще про нее известно?
– Она пропала без вести несколько лет назад.
– Поэтому я ее и не помню, – сказала Верка. – Я маленькой была.
– Что-то слишком часто стали люди исчезать, – заметил Ванечка.
– Это повсеместное явление, – без улыбки сказала Елена Борисовна.
– И моя мама пропала, – сказала Верка, хотя все об этом знали. Но она сказала так, потому что вдруг почувствовала какую-то связь между исчезновением мамы и судьбой этой Оксаны.
– А теперь расскажи, что ты увидела в морге, – не оборачиваясь, приказал Ванечка. Уши его были красными на просвет. А голос – как у начальника. Только что он казался мирным кроликом, но вот изменился…
– Там был детеныш, – начала Верка и остановилась, потому что нельзя было начинать с детеныша, если твои слушатели не знают о зонтике, женщине и коттедже на Школьной.
– Говори, – попросила Елена.
– Я думаю, с чего начать, – объяснила Верка.
– Со вчерашнего дня, – подсказала Елена, будто знала больше, чем думала Верка.
И Верка почувствовала облегчение. Потому что она сняла с себя запрет. Теперь можно все рассказать, и врачи не засмеют.
Они слушали не перебивая.
Когда Верка закончила, они уже доехали до Пташек.
Свернули с шоссе на дорогу мимо «Продуктов» и хозяйственного магазина.
– Расскажи подробнее об Олеге Владиславовиче, – попросил Ванечка. – Какую роль он в этом играет?
– Он нам совершенно неизвестен, – Елена Борисовна обращалась к Ванечке.
– Я о нем так мало знаю, – сказала Верка. – Он снимает дачу за нашей. А меня сегодня спас. Честное слово! А потом должен был у больницы ждать, но не пришел.
Они задавали вопросы о ночных визитерах, даже о Папане. Казалось, что врачи знают куда больше, чем хотят показать. Впрочем, перед Веркой они специально не таились. Просто кое-что понимали без слов, а Верка не понимала.
Все эти люди думают о своих делах, а тем временем Верку могут убить.
– А меня могут убить, – нечаянно подумала она вслух.
– Не бойся, – сказала Елена и, обняв девочку за плечи, притянула к себе.
Машина медленно проехала мимо коттеджа. Ворота были закрыты. Потом они, не останавливаясь, миновали дом Верки.
– Мы куда едем? – спросила Верка. Она забыла об Оксане.
– Мы к погибшей девушке собирались, – докторским голосом пропела Елена Борисовна. – К Оксане.
– К девушке? – словно про себя спросил Ванечка. – Она же пропала несколько лет назад. Она не изменилась?
– Почему не изменилась? – спросила Елена. – На маленькой фотографии трудно угадать возраст.
– Но, с другой стороны, она и не должна измениться, – сказал Ванечка.
– Это подтверждает версию, – согласилась с ним Елена.
Верка поморщилась. Они все знали больше ее, но не хотели объяснять.
Ванечка словно услышал мысли Верки. А может, и правда услышал, на то он и доктор.
– Наверное, ты, Вера, ждешь от нас объяснений? Но мы и сами еще не все понимаем. И за тебя боимся. Так вышло, что ты оказалась в центре их внимания… Им нужен ключ. Он в твоем доме. Значит, в твоем доме есть дверь, которую можно открыть этим ключом.
– У нас таких дверей нет. А я никому не нужна.
– Твоя мама тоже никому не была нужна.
Верку как током шибануло.
– Что вы знаете про маму? Говорите же! Вы что-то знаете!
– Мы полагаем, – Елена Борисовна говорила медленно, словно больше всего опасалась, как бы не сказать лишнего, – что все события последнего времени связаны между собой.
– Мама жива? Ну скажите же!
– Никто тебе не ответит, – вздохнул Ванечка. – Может, лучше было бы, если бы она умерла.
– Это мы слыхали, – сказала Верка, но испугалась.
– Терпение, – сказал Ванечка. – Терпение и осторожность…
Что происходит?
– Для всех мы с Еленой Борисовной – обыкновенные врачи районной больницы, – почему-то сказал Ванечка. – Решили подвезти до дома внучку нашей пациентки.
Верка кивнула. Елена ничего не сказала. Она нахмурилась, думала о чем-то.
– Какой саблей он тебе грозил? – вдруг спросила она.
Верка догадалась. Она развела руками, чтобы показать.
– Он уже сформировался, – заметил Ванечка, глядя на Верку в зеркало.
Они заехали на Бирюзовую со стороны пруда. Пруд был серым от дождевых капель, и в нем плавало столько желтых и бурых листьев, что чистая вода осталась только в середине. Дорога раскисла – давно не ремонтировали. Машина раскачивалась, когда колеса попадали в глубокие лужи.
Верка чуть не пропустила дом – она же видела его со стороны сада. Да и не сада вовсе, а пустыря.
Дом Папани был старым, облезлым. Такие раньше назывались финскими домиками, их ставили по бедности, а теперь не ставят. В дачных поселках они как пятиэтажки в городах.
И участок был бессмысленным. От калитки вела утоптанная дорожка, по обеим сторонам которой росли смородиновые кусты и торчали пики крапивы. Дорожка была засыпана осколками бутылок.
Машина остановилась возле приоткрытой калитки.
– Кто бутылки бил? – спросил Ванечка.
Верка знала ответ на этот вопрос:
– Папаня бутылки собирал, а если горлышко битое и сдать нельзя, он их колотил. Он мне сам рассказывал, честное слово.
Ванечка направился было к двери, но Верка его остановила:
– В доме Олег Владиславович живет. А Папаня в сарайчике, вон там.
Но сама толкнула дверь в дом. А вдруг Олег вернулся?
– Олег Владиславович! – позвала она.
Ей не ответили.
Елена пошла к сарайчику. Ванечка за ней. Он шагал вприпрыжку, берег блестящие ботинки.
Верка встала на цыпочки, чтобы посмотреть за пианино. Потом заглянула на кухню. В доме было пусто и холодно.
Тогда Верка побежала к сараю, за докторами.
Елена стучала в дверь.
Потом постучал Ванечка.
– Как следует толкни! – послышался голос изнутри.
Ой какое облегчение испытала Верка! Она ведь была почти уверена, что Папани уже нет в живых.
– Дверь на крючке, – сказала Елена.
Странно, еще утром она была открыта. Значит, Папаня выходил?
– А ты ногой! – крикнул Папаня. – Бей, не стесняйся. Я сам не выношу замков и запретов.
Доктора раздумывали, стеснялись. Верка подняла ногу и вышибла дверь кроссовкой. Крючок-то был проволочный, фиговенький.
Папаня лежал весь красный, краснее обыкновенного. Было ясно, что его даже подъемным краном с койки не поднять.
На столике у изголовья стояло несколько пустых бутылок и одна еще не допитая, с коньяком.
– Подай, Верунчик, – приказал Папаня. – Сам выпью и с гостями поделюсь.
– Мы – врачи из районной больницы, – сказал Ванечка.
– Вижу, что не разбойники.
Язык Папаню слушался.
Он приподнялся – рожа красная, покрывало откинулось, а он в одной голубой майке. И не холодно пропойце!
– Погодите, – попросила его Елена.
Но Папаня с неожиданным проворством поднес бутылку к губам, и, когда Ванечка все же бутылку отобрал, в ней почти ничего не осталось.
– Ин вино веритас, – сказал Папаня и засмеялся. – В водке правдолюбие.
Елена вытащила фотографию.
– Вы знаете эту женщину? – спросила она.
– Еще бы! Моя покойная, отпетая, но вечно живая супружница, свет моих очей, жить без тебя не хочу, лапушка любимая! – запричитал Папаня.
– Когда умерла Оксана? – спросил Ванечка.
– Вы и по имени уже вычислили? – Папаня не особенно удивился.
– Когда она умерла? – повторил Ванечка.
– Давно, до революции, – ответил Папаня и захрапел.
– Не притворяйся, Папаня, – сказала Верка.
Ванечка пощупал Папане пульс, потом приподнял веко.
– Нам его не разбудить, – сказал он. – Придется ждать.
– Он ее не видел, – сказала Елена громко, чтобы перекрыть Папанин храп. – Он думает, что она давно умерла.
– Тогда все ясно, – вздохнул Ванечка. – Они ее выпустили, когда нужда в ней пропала. Она была обречена.
– Теперь надо отыскать этого… квартиросъемщика, – сказала Елена.
– Олега Владиславовича, – подсказала Верка. – Почему он не приехал в больницу?
Ее вопрос остался без ответа.
Они вернулись в дом.
Ванечка вытянул из тумбочки в углу единственный ящик. Ящик был набит бумажками. Среди них оказались и фотографии.
Фотографий Оксаны они не отыскали.
Зато увидели «Инстинкт и нравы насекомых» Фабра. Елена даже присвистнула.
«Никогда бы не подумала, что такая воспитанная тетенька умеет свистеть».
– Мне домой надо, – попросилась Верка.
– Пошли вместе, – сказала Елена Борисовна.
– А я останусь, – заметил Ванечка. – Покопаюсь в доме без разрешения хозяина. Мне можно, я ведь не милиция.
– Поищешь документы?
– И документы тоже.
Он присел за стол и принялся открывать том Фабра на страницах, заложенных узкими полосками бумаги.
– Вот именно, – повторял он, – вот именно!
Елена заглянула ему через плечо. Верка тоже заглянула, но ничего интересного не увидела. Там были нарисованы какие-то худые осы.
Верка провела Елену по тропинке сквозь мокрую крапиву. Хорошо еще, что врачиха была в джинсах. Халат был надет как плащ. Почему-то она не стала оставлять его в машине.
Когда Верка подошла к дому, ее живность почуяла – идет кормилица, и подняла галдеж.
Верка оставила Елену в большой комнате, а сама стала переодеваться. Было приятно одеться в свое, сухое. Верка позвала Елену кормить зверинец, но та отказалась. Она была городской женщиной и обращаться со зверьем не умела.
Уходя, Верка даже спросила:
– А вы сама пушкинская?
– Нет, я из Харькова. Мой дедушка был отчаянный революционер.
– А потом?
– Потом они приехали в Москву, и дедушка кончил как все революционеры.
Верка не знала, чем кончили все революционеры, но спрашивать не стала – все равно не объяснят.
Верка дала Елене семейный альбом с фотографиями. Она открыла его на странице с фотографией, на которой мама и папа сидели голова к голове, как фотограф велел, а мама держала на руках маленькую Верку. Счастливая картинка! Верка ее ненавидела, потому что фотография всегда напоминала ей, какая паршивая у нее сложилась жизнь. А на фотографии все счастливые. Разве это не издевательство?
– А что Ванечка знает про мою маму? – спросила Верка.
– Красивая она у тебя, – сказала Елена.
– Была красивая, – поправила ее Верка.
– Никогда не надо отчаиваться.
– До самой пенсии?
– Может, и до пенсии. Ты готова?
– Мы пошли?
– Не совсем так. – Елена чего-то ждала.
И тут по-птичьи заверещал ее мобильник.
– Да, – ответила Елена. – Мы у Верочки. Что у тебя?
Видно, Ванечка стал что-то рассказывать. Елена кивала и все время поправляла непослушную прядь на лбу. Потом она спрятала телефончик в сумку, что висела у нее на плече, улыбнулась Верке и сказала:
– Ты останешься здесь, а мы навестим твою соседку и поглядим на детеныша.
– Я не останусь. А что с Папаней?
– Спит.
– Честно?
– Я за него ручаться не могу. Может, и притворяется. Ладно, нечего время впустую терять. Сиди здесь, жди нас.
– И все?
Елена Борисовна улыбнулась:
– Ты у меня догадливая.
Она принялась копаться в сумке. Сумка у нее была мягкая, из дорогой кожи, в ней не только телефон – небольшой пулемет можно спрятать. Елена Борисовна вытащила плитку, похожую на костяшку домино, на ней даже были выдавлены белые кружки.
– Кнопка здесь, – показала она и сама нажала. – Мой мобильник поставлен на передачу. А это твой приемник. Ты будешь слушать, о чем мы говорим. И слушать очень внимательно.
– Нет, лучше я с вами пойду. Чего мне здесь сидеть?
– Большая, большая, но не очень умная, – покачала головой Елена Борисовна. – Тебя здесь знают как облупленную. Как только они тебя увидят, все наши потуги на камуфляж лопнут.
– А так?
– А так мы врачи, эпидемиологи. Сама все услышишь. Сиди и слушай. Как только услышишь что-то подозрительное, настораживайся.
– Ну хорошо, – согласилась Верка. – Может, вы и правы. А я пока курам подсыплю.
Котяра обиженно мяукнул.
– И тебя покормлю, и тебя, не бойся.
– Только приемник не забывай. Держи наготове. Ведь мы через несколько минут там будем.
– А Катьку я успею подоить?
– Покормить успеешь, подоить – нет. Вечером подоишь.
Ванечкина машина тормознула в луже возле калитки.
«Интересно, как он быстро примчался, знал, как доехать», – подумала Верка, но долго размышлять об этом не стала.
– Счастливо! – сказала она Елене Борисовне.
– К черту, к черту! – засуетилась врачиха.
Верка смотрела ей вслед в окошко.
Дождик прекратился, но в любой момент мог пойти снова.
Елена пробежала по дорожке к калитке, перепрыгивая через лужи. У нее была девичья фигурка, хотя Верка знала, что она совсем уже не молодая. Ей тридцать четыре года. С ума сойти, какая старая! Жалко, что у нее почти вся жизнь прошла, а детей нет.
Верка вернулась в дом, достала крупу из мешка, посолила хлеб – лакомство для Катьки. В сарае куры толклись в ногах, склевывая зерно на лету.
С Котярой у Верки питание было общее. Не «Вискасом» же его кормить.
Кот пошел за Веркой в сарай, потом вернулся в дом.
Хвост столбом. Урчит заранее.
Только Верка полезла в холодильник «Север» за колбасой, как на костяшке домино звякнул вызов.
«Хитро придумано, – подумала Верка. – Если я потеряю или будет обыск, на доминошку могут и не обратить внимания».
Звонок.
Пауза.
Голос. Женский.
– Что вам нужно?
– Санэпидстанция. – Голос Ванечки.
– Мы вас не вызывали. – Голос той женщины был веселым, домовитым. Вот сейчас скажет: «Чайку не желаете?»
– Простите, но в районе проходит профилактическое обследование всех детей.
– Детей?
– Ну, что это мы с вами через цепочку разговариваем? – послышался голос Ванечки.
– Это даже не цепочка, а целая цепь, – вступила в разговор Елена.
– Простите, – сказала женщина, которую Верка про себя называла мамашей детеныша, – но вы не представляете, сколько вокруг развелось жуликов и даже грабителей. Разрешите посмотреть ваши документы…
«Вот мы и попались», – вздохнула Верка.
Но тут же она услышала голос Ванечки:
– Прошу вас.
Наступило молчание – видно, женщина читала. Потом повторила вслух: