Наконец коряга попала в поле зрения парчовой толстушки. Деликатно, словно слизывая шоколадную крошку с пирожного, она принялась объедать приманку.
Данюшки в кустах нервно сглатывали слюну в такт движению ее пластинок.
Порошок оказался хорошего качества, и скоро наевшаяся красавица заснула.
Друзья выбрались на поляну и окружили птеригоплихтиху.
– Давайте ее назовем! Чур, я! – предложил Затычка, гладя голову пленницы.
– Ну и как? – поинтересовался Шустрик, ласково водя пальцем по ее спинному плавнику.
– Зорькой! – гордо сказал Затычка.
– Ты бы еще Буренкой назвал! – фыркнул Полосатик. – Это же тебе не корова!
– Не корова! – согласился счастливо сияющий Затычка. – Это Зорька!
Друзья посмотрели на него и махнули рукой. Зорька, так Зорька!
* * *Зорька безмятежно спала, когда данюшки волокли ее к стене. Она была тяжелым грузом.
Шустрик и Полосатик держали голову, Затычка – хвост. Черепашьими шажками они перемещались по саду. Через каждые двадцать шагов останавливались отдохнуть.
Дело осложнялось тем, что нести пленницу приходилось не прямым путем, в обход сидящих на гнездах птеригоплихтов.
С великим трудом Зорьку доволокли до стены. И тут выяснилось, что перенести ее через стену данюшки не смогут. Никак.
– А я говорил! – буркнул злой Полосатик, вытирая пот. – Слишком большая и тяжелая. Вот и привет!
– А если из деревьев сделать мостик? – вяло предложил Затычка. – Или попытаться веревкой ее обвязать, а потом затащить на стену…
И сам умолк, понимая всю неосуществимость этого плана.
* * *Светило солнце, журчала речка.
Мирно паслись птеригоплихты, сопела на травке спящая Зорька. За старой стеной ждала наготове лодка. Все было прекрасно, а планы рушились.
Стена не пускала Зорьку на волю.
– У меня горло пересохло! – просипел Шустрик. – Пойду попью!
Он подошел к речке, подставил ладони под быстрые, чистые струи, так непохожие на ленивую, теплую и мутную воду в городе. От свежей воды стало чуть легче на душе.
– Ребята! Давайте ее по речке сплавим! – неожиданно предложил Шустрик.
Это был необычный, но выход.
– А она не утонет? – испугался Полосатик.
– Не должна! Мы ее голову поддерживать будем! – встрепенулся Затычка.
Окрыленные новой идеей данюшки подхватили Зорьку и поволокли к реке. Торжественно спустили на воду.
Неглубокая речка понесла Зорьку по саду, данюшки лишь поддерживали ее.
Речка вилась затейливыми загогулинами, и, в конце концов, исчезала в темной дыре под стеной. Эх, была, не была… Данюшки направили Зорьку в провал.
Птеригоплихтиха вплыла туда и застряла. Как пробка!
Друзья отчаянно толкали ее, боясь, что еще немного, и Зорька захлебнется. Шажок за шажком, обдирая свои коленки о камни, и спиной плавник Зорьки о свод туннеля. Когда они поняли, что всё – и силы кончились, птеригоплихтиха с чмоканьем вылетела из дыры, как сапог из болотной грязи.
Она впервые очутилась за стенами Сада Священных. Но ей было все равно.
Красавица безмятежно спала.
Глава седьмая
Спящая красавица была надежно спрятана в старом лодочном сарае. Ее сон будет долгим и крепким – так сказала Самая Маленькая Рыбка.
Теперь данюшки могли, с чувством выполненного долга, заняться и другими делами.
Например, посмотреть, что это за место такое, где стоит Камень Грани.
Только Полосатик беспокоился: неделя не такой уж и длинный срок… Что будет, когда обнаружат пропажу?
– Да никто не заметит! – уверял его Затычка. – Видал, их там сколько? А может, она в пещеру забралась, или в кустах сидит? Неделя только началась, так что глупо волноваться заранее. Лучше собирайся быстрее, Рыбка уже лодку пригнала, надо поторапливаться.
* * *Из темного туннеля несло волной теплой сырости. Как из бани.
Данюшки уже привыкли, что в Месте, Где Всегда Тепло, очень влажно. Но, видимо, по ту сторону туннеля было сырее всего.
Они долго добирались досюда.
Сначала на лодке, а потом пешком вдоль побережья. Дорогу преградили отвесные скалы и данюшки шли вдоль них, пока не добрались до дыры в горе.
– Фарловелла, помоги нам!
Очень серьезная Рыбка поднесла выгнутую ладошку ко рту и дохнула на нее, словно сдувала листочек. Потом помолчала, вслушиваясь в тишину, и первой пошла в туннель.
Там было темно и сыро.
Данюшки шли молча, стараясь держаться кучкой.
Затычка, все-таки, не утерпел и спросил Самую Маленькую Рыбку:
– А кто такая фарла-верла? Если не секрет!
– Нет, не секрет, – отозвалась из темноты Самая Маленькая Рыбка. – Фарловелла это такой дух, который есть у каждого человека. Он выбирает себе новорожденного и сопровождает его всю жизнь. По виду это крохотная вытянутая рыбка с длинным и острым носиком. Обычно она невидима, и только когда светит полная луна, в лунной дорожке над морем стайки фарловелл танцуют свои танцы. Ей все равно, воздух или вода, настолько она невесома. Если плохо, можно позвать свою фарловеллу на помощь. И тогда ты будешь не один. Только нельзя часто этим пользоваться – фарловеллы легки и переменчивы, и не любят долго быть в одном месте.
– А зачем ты дула на ладошку?
– Это такой обычай. Помогала фарловелле подняться в воздух.
– Но ее же не видно, может и нет никаких фарло-верр? – усомнился Затычка.
– Не говори так! – не на шутку рассердилась Самая Маленькая Рыбка. – Она здесь и я ее чувствую! Без нее я нипочем бы не пошла к Камню Грани, я боюсь места НисушаНиморе.
Пристыженный Затычка умолк. Он подумал, что, наверное, обычаи акватиканцев тоже могут показаться кому-то странными и про Великого Торакатума, которым они постоянно клянутся, скажут, что он – небылица. А ведь они знают, Великий Торакатум есть, как же неприятно будет услышать, что все это выдумки.
Но как обычно, умные мысли пришли слишком поздно и Самая Маленькая Рыбка идет с обидой в душе.
– Слушай, а я почувствовал твою фарловеллу, – примирительно сказал Затычка, пытаясь загладить вину. – Около уха.
– Это водяной мох! – сухо сказала Самая Маленькая Рыбка. – Который свисает с потолка. Ты не можешь чувствовать чужую фарловеллу.
На счастье Затычки туннель кончился, и они очутились в узком, как труба ущелье. Не ущелье, а вылитая щель между двумя монолитами скал. Отвесные края не давали возможности подняться наверх, на первый взгляд выход был только через пройденный ими туннель.
Над ущельем стояло туманное марево.
– Идите не спеша, – предупредила Самая Маленькая Рыбка. – Спешить здесь нельзя.
Данюшки послушно сбавили шаг.
Воздух становился все влажнее и влажнее. Одежда давно была мокрой. Самая Маленькая Рыбка велела взяться всем за руки, и пошла совсем уж крошечными шажками.
– Видите, вон Камень Грани! – прошептала она.
Впереди неясно маячил длинный и узкий, словно торчащий палец, черный камень.
– Дышите медленее, – сказал Самая Маленькая Рыбка.
Шустрик поднял голову, но солнца над ущельем не увидел. Туман заволакивал все вокруг, делая предметы расплывчатыми. И, казалось, становился гуще и плотней, замедляя движения.
* * *Честно говоря, друзья почти жалели, что пошли в это странное место НисушаНиморе.
Чем ползти черепашьими шажками по скучному и длинному, как кишка ущелью, гораздо интересней было побродить по городским базарам, прокатится на лодке по каналам, да, на худой конец, попытаться поймать какую-нибудь рыбешку с моста.
Камень стал ближе, – уже виднелись надетые на него гирлянды из поникших цветов.
Самая Маленькая Рыбка провела данюшек мимо него, не останавливаясь. И даже не объяснила, что в нем интересного, зачем нужны дары, какая такая грань…
Вдруг друзья заметили, что высокие стены исчезли, а они находятся в воде. Стоят и дышат, как ни в чем не бывало. И говорят. В самой толще! А над ними море и до поверхности, наверное, не один их рост.
– Не бойтесь! – сказала Самая Маленькая Рыбка.
Слышно ее было хорошо, и пузыри из рта не выскакивали, как должно было быть.
– Мы, правда, в море. По преданиям, это одно из мест, где наши предки выходили на сушу. И возвращались обратно в море, если было нужно.
– Это теоретически невозможно! – пробулькал возмущенный Полосатик. – За столетия, которые наш народ живет на суше, мы потеряли жабры, и не можем дышать в воде! Мы должны захлебнуться!
– Это особое место! – покачала головой Самая Маленькая Рыбка. – Я же говорю, что здесь можно.
– Но как?
У Полосатика был такой расстроенный вид, словно его в чем-то обманули.
– Наши мудрецы говорят так, – Самая Маленькая Рыбка попыталась ухватить проплывающую мимо рыбешку. – Люди могут жить в море и реках и без жабер, если заменить воздух в наших легких водой. Просто так это сделать нельзя – человек умрет. Но в месте НисушаНиморе можно. Там так влажно, что это и не воздух, и не вода. А что-то посередине. И если мы тихонько идем к Камню Грани, то воздух из легких постепенно уходит, а вода приходит. За камнем мы попадаем в настоящее море, и с водой в легких можем там жить. Наши ловцы морских гребешков, губок и жемчуга заходят здесь в воду и потом спокойно трудятся на дне. Могут на несколько дней уйти, если надо. А потом возвращаются здесь же. Если мы сейчас просто поднимемся на поверхность, то умрем.
– Но ведь так можно жить в море постоянно! – воскликнул Шустрик, поднимая красивую раковину.
– Можно! – кивнула Самая Маленькая Рыбка. – И живут.
– Кто? – удивились данюшки.
– Одно из трех племен, конечно… – пояснила Самая Маленькая Рыбка.
– А нельзя ли попонятнее? – буркнул Затычка, недоверчиво ковыряя ногой морской песок.
– Я думала, вы знаете! – удивилась Самая Маленькая Рыбка. – Ведь в те незапамятные времена, когда мы были Единым Народом Воды, и все жили здесь, произошла крупная ссора. Народ разделился на три племени, и началась страшная война. Река была красной от крови, и стаи падальщиков закрывали крыльями небо! – Самая Маленькая Рыбка вздрогнула, словно вспомнила то время. А может, представила.
– И тогда ваши предки, Третье Племя, ушло через горы на Север. И мы потеряли вас на века. А Второе Племя ушло в море через место НимореНисуша. И построило в воде свой город и свои селения.
– Вы, надо думать, обозвали себя не иначе, как Первым Племенем? – проворчал Затычка.
– Да. Первое и Второе Племя то воевали, то мирились. Но под слоем пепла старая вражда не затухала никогда. Причем поводы для войн были самыми глупыми. И вот не так давно, когда мне повесили на ожерелье пятую раковинку…
(Данюшки поняли, что Самой Маленькой Рыбке исполнилось тогда пять лет.)
– … большое войско Второго Племени вышло на сушу и чуть не захватило город. Они даже обрушили сваи, на которых стоял дворец Шестерых. Я помню их воинов, – они были такие бледнокожие, аж сине-зеленые. Плечи и грудь у них были шире, чем у наших мужчин. А ножи и наконечники копий сделаны из острых обломков раковин и зубов акул. Старики, женщины и дети убегали из города в поля и горы. А тех, кто пытался спастись на кораблях, люди Второго Племени топили, подплывая из глубин и пробивая днища судов. Даже переборки не спасали, – они делали множество пробоин, в каждом отсеке и корабль тонул.
А потом наши воины, все-таки, отбили нападение. Со всей долины пришли на помощь отряды и большое войско Первого Племени прошло Камень Грани. И разрушило подводный город. Металлические клинки оказались лучше осколков раковин. Люди Второго Племени оставили свой разоренный город и ушли всем народом в далекие глубины, возможно, даже за край подводных скал. Больше мы о них ничего не слышали.
– Ну и правильно! – сказал Полосатик. – Врагам надо давать отпор! Нечего на мирный город лезть!
Самая Маленькая Рыбка грустно вздохнула.
– Мы были не такие уж и мирные. И наши воины принесли много горя в жилища Второго Племени. Только духи предков знают, кто больше виноват, и что послужило поводом последней войны. Уж во всяком случае, при желании дело можно было решить миром. Мне эта война кажется бессмысленной. Мы недалеко от разрушенного города, хотите посмотреть?
Данюшки, конечно же, хотели.
Развалины домов стали прибежищем ярких рыбок и водорослей. На крышах расцвели купола щупалец морских астр. Красные, белые, желтые, сиреневые…
Не отставали от них и мягкие кораллы, распуская над камнями нежные, просвечивающие венчики.
Медленно перемещался покрытый бугорками трепанг – похожий на оживший кусочек взбитого белка для воздушных пирожных.
Шустрик надолго замер перед неземной красоты актинией: ее тонкие, белые, полупрозрачные щупальца на концах пламенели королевским пурпуром.
В щелях между плитами поселились пупырчатые морские огурцы. Над ними важно плавал надменный крапчатый групер, очень напомнивший данюшкам физиономию их родного Директора Школы.
Вдруг один камень ожил и превратился в морского ерша. Покрытый наростами и причудливо раскрашенный, он отплыл немного в сторону и опять замер, слившись с поверхностью.
Самая Маленькая Рыбка осторожно подняла снежно-белую актинию, прикрепившуюся на пустой раковинке. Она сделала это так мягко, что актиния не испугалась и не съежилась, продолжая шевелить щупальцами. Было похоже, что девочка держит в руке причудливый переменчивый цветок.
Неугомонный Затычка попытался сделать тоже самое, и моментально поплатился: ладонью он задел за изящные розовые щупальца и почувствовал резкую, жгучую боль. Во много раз сильнее, чем ожог крапивы, или йода, когда им мажут ранки. Ладонь опухла, и боль поселилась в ней надолго.
– Не трогайте никого! – попросила Самая Маленькая Рыбка. – Надо знать, что здесь можно брать, а что нет. И как нужно.
Из предметов, сделанных руками человека, остались только стены и крыши, да черепки глиняной посуды.
Шустрик поднял один такой черепок, убедившись что никто под ним не живет. На красном глиняном боку сохранился черный рисунок: точеные морские коньки весело играют среди водорослей.
– Они обжигали их на суше, – пояснила Самая Маленькая Рыбка. – Кувшины и чаши Второго Племени были очень красивые и высоко ценились… У моей мамы есть несколько таких мисок, она достает их по праздникам.
– А зачем под водой кувшин? – удивился Полосатик. – И вообще, что они пили?
– Они не пили, – улыбнулась Самая Маленькая Рыбка. – Точнее, пили только на суше. А в воде им хватало сока сырой рыбы, которую они ели. Посуду же они меняли на нужные вещи. Как и то, что добывали в глубинах. Мы были гораздо нужнее друг другу, чем казалось с первого взгляда. И вообще, у меня всегда сердце болит, когда я прихожу сюда. Ведь сейчас здесь могли бы играть дети, а женщины занимались бы хозяйством и ждали мужчин с охоты. Не люблю войну!
– Это потому что ты девчонка! – наставительно сказал Полосатик. – А война – дело мужчин!
– Да, война дело мужчин! – ядовито подтвердила Самая Маленькая Рыбка. – Мама говорит, что если бы мужчина родил ребенка и понял, как это тяжело и больно, – дать жизнь новому существу, то войн стало бы куда меньше! Убивать легче, чем рожать! И я ей верю – у нее нас одиннадцать штук!
Данюшки смущенно молчали.
Сегодня был какой-то странный день. Уже второй раз они обидели Самую Маленькую Рыбку. А ведь не хотели…
– Я не обижаюсь! – словно прочитала их мысли Самая Маленькая Рыбка. – Вернее, обижаюсь не на вас. В ваших краях, наверное, все по-другому…
– Да… – задумчиво сказал Шустрик. – Наши города – королевства давно не воюют друг с другом, они объединены. Хотя в прошлом, говорят, воевали. У нас тоже были крупные войны, но, обычно, враги приходили извне.
– А мы закрыты со всех сторон… – грустно сказала Самая Маленькая Рыбка. – Ни с суши, ни с моря к нам не пробиться. А своих сородичей и единственных соседей мы заставили искать новый дом в пучинах. И теперь… Ой, берегитесь!!!
Из развалин ближнего дома вылетела длинная, ярко-синяя, с желтой полосой по краю лента. Узкое змеевидное тело заканчивалось (или начиналось…) зубастой головой. И голова хотела кусаться.