– Мы ничего не видели… Совсем ничего! Но вот тот, другой библиотекарь, – испуганно залопотал Харин из своего угла. – Тот библиотекарь сейчас вон там… – Парнишка указал на соседнее помещение греческой библиотеки.
– Отлично. Как я погляжу, ты сообразительный парень, Харин. А тебя как звать? – повернулся Приск к старшему, что все еще стоял перед ним на коленях.
– Я… я… – Парень плаксиво кривил губы. – Я вообще греческими свитками ведаю.
– Он – Диокл, – тут же предал старшего товарища Харин. – У него вон на ошейнике написано. Он уже однажды бежать пытался, но Паук его не сослал на каменоломни, а просто надел ошейник. А я не бегаю. Я всегда здесь. Всегда-всегда, клянусь Юпитером. Даже ночую здесь.
– Отлично. Значит, если я приду завтра, то непременно найду тебя?
– Конечно. С самого утра. – Младший совсем осмелел.
Но хотя Харин и оправился от первого испуга, рассказать о случившемся он больше ничего не сумел. Пришлось Приску отправляться в греческую библиотеку искать нового свидетеля. Зал был пуст – ни единого посетителя, порядок в отличие от латинской – идеальный, только на столе забыт чистый пергаментный свиток. Тогда Приск заглянул в небольшую экседру, что отделялась от большой комнаты плотной занавеской. За столом в деревянном кресле сидел человек в тоге, склонив голову на грудь. В первый миг показалось, что он тоже мертв. Но потом Приск увидел его руку. Пальцы мелко тряслись.
– Ты видел… – начал Приск фразу.
При звуке его голоса сидящий вскрикнул и обернулся.
– Фламма? – Старый товарищ по Пятому Македонскому выглядел сейчас не очень браво – тога сбилась, а ком ткани на животе Фламма придерживал правой рукой. Лицо его было мокрым от пота, всклокоченные волосы торчали во все стороны. Нельзя сказать, чтобы прежде Фламма был большим героем, но сейчас он выглядел так, будто спустился в Тартар и только что вернулся обратно.
Из всех легионеров славного контуберния Фламма – единственный, кроме Приска, кто покинул военную службу. Однако Приск ушел из легиона с почетной отставкой до истечения срока службы (редкое исключение), вернул себе право пребывать в сословии всадников, после чего еще год отслужил префектом, а Фламму выставили из легиона по ранению. Никакой почетной отставки писцу при этом не полагалось. Но Фламма, похоже, и не переживал. Теперь он трудился в библиотеке на Форуме Траяна и был вполне счастлив судьбой. Во всяком случае, до сегодняшнего дня.
– Г-гай.. – пролепетал сидящий и сделал безуспешную попытку подняться.
– Что ты здесь делаешь? Ах да… ты же теперь служишь в библиотеке…
Фламма вдруг вытянул вперед левую руку, и Приск увидел, что она в крови.
– Тебя ранили? Этот тип? У «латинцев»? – встревожился старый товарищ. – Тот, что напал на старика?
Фламма спешно закивал. Зубы его выбили громкую дробь.
– Ты потерял много крови… надо послать за лекарем…
– Лучше… домой… – выдавил Фламма. – А к-крови немного… п-просто… ну… от боли… так дрожу… А вообще, это царапина.
– Точно?
– Клянусь Геркулесом…
– Ну и отлично… Тогда можешь сказать, что произошло?
Фламма снова закивал.
– Так говори!
Приказ на бывшего легионера подействовал благотворно. Фламма перестал трястись и заговорил быстро и довольно связно:
– Я услышал крик и побежал к «латинцам». Вижу, какой-то сумасшедший выбрасывает из ниш свитки на пол. А старик наш – Паук – на него орет. А потом взял и замахнулся стилем. Я оглянуться не успел, как грабитель подскочил к Пауку, обхватил за шею, развернул и перерезал горло.
– Это ты ударил убийцу стилем?
– Я. Но он бросился на меня с кинжалом.
– Послушай, давай сделаем так. Я тут с Мевией и ее сыном Марком. Я пошлю Марка за наемной лектикой [19], доставим тебя…
– К тебе домой… – вдруг сказал Фламма, и его опять затрясло. – Только к тебе домой пусть отнесут. Больше никуда.
Приск нахмурился. У него на сегодняшний вечер имелись совсем иные планы, нежели ухаживание за Фламмой и общение с лекарем. Но, учитывая, что библиотекарь жил в съемной комнатушке на четвертом этаже инсулы [20], а его единственный раб, изрядный лентяй и жулик, наверняка убежал играть в кости до самого вечера, то просьба выглядела вполне уместной.
Когда Приск вернулся в латинскую библиотеку, преторианец уже разговаривал со степенным немолодым греком, одетым неброско, но богато. Судя по всему, один из императорских вольноотпущенников. Смотритель библиотеки что-то записывал на восковые таблички.
– Мерзавец ранил еще одного библиотекаря, надо срочно отвезти его домой, – сказал Приск.
– И кто у нас такой невезучий? – фыркнул вольноотпущенник. – Наверняка Фламма.
– Точно…
– Подержи его в кровати подольше… – рассмеялся грек. – Мне иногда кажется, что этот парень притягивает беды. В прошлом месяце он едва не устроил пожар. А сегодня – убийство. Преторианец сказал, что тебя зовут Гай Осторий Приск.
– Именно так.
– Это же твоя статуя в портике?
– Точно.
– Рад, что ты проявил себя снова как герой и не дал уйти убийце.
Похоже, причина происшедшего смотрителя ни на палец не волновала. Типичный ритор. Они приучены видеть мельчайшие детали, но не замечают целого. А вот Приска происшедшее сильно встревожило.
Приск отослал Марка за лектикой, объяснив, что придется нести на носилках раненого, и нести быстро, а сам вернулся к Фламме.
– Давай я тебя осмотрю, – предложил бывший центурион. – Ты же помнишь – я знаю толк в ранах.
– Нет-нет… – взвыл Фламма и еще плотнее прижал скрученную тогу к животу. – Рана только на левой руке. Ее и перевяжи.
– Ты что, обделался? – насмешливо прищурился Приск.
– Умоляю тебя, молчи… – Фламма округлил глаза так, что сделался похож на филина.
Приск нахмурился. Потом внимательно оглядел дрожащего товарища. Пусть Фламма и не герой – но на берегах Данубия провел несколько лет, побывал и в кровавых сражениях, и в отдельных стычках. Так что в ратном деле не новичок. И так позорно трусить лишь потому, что кто-то кинулся на него с кинжалом, он бы не стал. Рана на руке – пустая царапина и к тому, что Фламма весь дрожит и исходит потом, вряд ли имеет отношение. Значит, случилось что-то совершенно необычайное. И очень страшное.
– Хорошо, – уступил Приск, оценив ситуацию. – Сделаю, как скажешь.
– Ты здесь один?
– Нет, я же сказал: пришел с Мевией и ее сыном Марком. Ты меня вообще-то слушал?
– Слушал, да… Постарайся по дороге их отослать… очень тебя прошу…
– Попробую, – согласился Приск. – Но Мевия, как все женщины, любопытна.
– Что может быть интересного в раненом библиотекаре… – простонал Фламма.
– Есть ткань поблизости?
– Вон там… в одной из ниш… немного льна – подклеивать драные пергаменты.
Приск отыскал в указанном месте обрезки полотна, а также – флягу с вином (весьма крепким, как выяснилось после пробы). Это было очень кстати – плеснуть на рану и дать пару глотков раненому.
– Ну вот, ты теперь как новенький… – усмехнулся Приск, разглядывая не слишком удачную повязку.
– Гай… – пробормотал Фламма шепотом, – ты меня прости, ладно?
– За что? – не понял Приск.
Но Фламма не ответил.
Однако, за что просил прощения библиотекарь, выяснилось очень быстро.
Глава II
ФЛАММА
Лето 866 года от основания Рима
Рим
Когда Приск подходил к своему дому, то всякий раз старался не смотреть на колонны у входа. Этот пристроенный вестибул (а вернее – настоящий портик) был творением рук самого ненавистного человека в мире. Авл Эмпроний, получивший имущество Присков в награду за подлый донос, начал обустраивать здесь свое гнездо на новый лад. Начал-то он начал, да не преуспел.
Где теперь Авл Эмпроний? В последний раз Приск сталкивался с ним на Данубийском лимесе, но и тогда этот мерзавец снова ускользнул.
Исчез, растворился. А колонны стоят.
И все же по какой-то причине новый хозяин не приказал снести это безобразие. Может быть, он просто любил этот дом, как любят живого человека, а пережитые напасти и горе не в силах поколебать это чувство. Здесь жил его отец, здесь в перистиле он учил Гая сражаться, здесь преторианцы убили отца по приказу императора Домициана. Ни за какие блага на свете Приск не расстался бы с родовым гнездом снова. На втором этаже он велел пристроить деревянный балкон, а Кориолла украсила его цветами в горшках. Такие балконы делались обычно в инсулах, а не в частных домах, но почему бы и нет, если здесь можно с удовольствием посидеть вечерком вместе с женушкой, наблюдая, как кипит столичная жизнь в узкой улочке у них под ногами.
Привратник дрых в тени портика у входа, устроившись на низенькой табуретке в обнимку со здоровенным псом по кличке Борисфен. Хозяина Борисфен учуял, приподнялся, вильнул хвостом. Пса этого Приск привез с Данубийского лимеса, с годами зверь сделался огромен, неповоротлив и напоминал закованного в броню катафрактария[21]. Привратник был стар и к тому же изуродован во время Первой Дакийской войны, но предан не хуже пса и еще довольно силен.
Приск велел остановить лектику у входа, расплатился с носильщиками и помог Фламме выбраться из носилок. За время пути раненому стало немного легче – во всяком случае, он успокоился и перестал трястись. Может быть, потому, что Мевия догадалась остановиться у ближайшего фонтана и дать раненому напиться. Сказать к слову, после того как Фронтин при императоре Нерве назначен был смотрителем водопровода в Риме, вода в столице сделалась намного вкуснее и чище. Приск и Мевия тоже напились. После чего Мевия без всяких намеков со стороны Приска объявила, что ей надо срочно домой – она и так уже слишком задержалась, – и ушла вместе с Марком, как бы демонстрируя, что убийство в библиотеке более ее не касается. Кто спорит, на первый взгляд во всей этой истории не было ничего интересного. Но Приск чуял – тут какая-то опасная тайна. Недаром Фламма трясется и молчит.
Вместе с привратником Приск ввел раненого в атрий. Фламма при каждом шаге стонал и закатывал глаза, но после трех или четырех шагов вдруг пробормотал:
– Ты так мне и не сказал, сколько стоят эти колонны.
Приск остановился.
– Может быть, ты сам пойдешь, а не будешь виснуть у меня на руках?
– Ну и пойду… – Фламма приосанился, но правой руки с живота не убрал. – А этот мрамор точно не по твоему кошельку.
– А плевать… – отозвался Приск.
Речь шла о новых колоннах каристийского мрамора в атрии, которые хозяин установил в прошлом году. Рисунок для мозаики на полу бывший центурион придумал самолично, хотя подобной деталью хвастаться и не стоило – не пристало римлянину такое занятие. Его сфера – война и политика, управление поместьем, на худой конец – если беден – земледелие, а для сословия всадников – торговля. А рисунки, фрески, мозаики – эти безделки хозяева мира всегда оставляли грекам. А римлянину оставалось просто гордиться красотой дома и богатством.
– Пойдем в таблиний [22]? – предложил хозяин Фламме.
– Лучше в библиотеку, – пробормотал раненый. – К тому же это бывший таблиний… Избираем компромисс…
Фламма обожал разные такие словечки, а еще обожал являться к Приску в гости без предупреждения. Впрочем, хозяин не протестовал. И пускай порой Фламма выглядел нелепо, родство их душ с каждым годом становилось очевиднее. Вечером за обедом друзья могли часами обсуждать «Метаморфозы» Овидия. А еще Фламма притаскивал эпиграммы – он их обожал – и зачитывал творения Ювенала самолично, пытаясь под шумок непременно прочитать и пару своих – но бывал тут же уличен и раскритикован за неудачный слог и натужные шутки.
Что касается библиотеки, то половина свитков в ней и так принадлежала Фламме – в съемной комнатушке книги попросту негде было хранить, а Фламма почти все деньги, что оставались после оплаты жилья и еды, тратил на свитки. Так что кресло, в которое его теперь усадили, было ему как родное – здесь он просиживал часами в дни праздников, когда большинство жителей столицы с утра до вечера торчали в амфитеатре Тита или в Большом цирке.
– Прим, пошли внучонка за лекарем, – велел хозяин привратнику.
Ни детей, ни внуков у Прима не имелось, но, как к родному, он привязался к мальчишке, которого Приск купил в Мезии, и теперь все в доме кликали мальца внучонком.
Библиотека в самом деле когда-то служила таблинием отцу Приска, потому что от настоящего таблиния в те дни пришлось отказаться. Теперь молодой хозяин, вернув себе дом, устроил здесь хранилище книг. Комната была просторная, с окном, выходившим в перистиль. От Эмпрония здесь остались кресла и большой стол, а еще за время недолгого своего владения доносчик успел застеклить окно, но летом раму всегда держали открытой.
– Закрой окно, – попросил Фламма. Голос его больше не дрожал, но говорил библиотекарь очень тихо.
И было что-то в его голосе такое, что-то настолько зловещее, что Приск тут же повиновался. Он закрыл окно и повернулся к старому товарищу. Тот наконец разжал правую руку, и складки сбившейся набок тоги медленно развернулись. Тогда библиотекарь извлек из-под шерстяной изжеванной и перепачканной в крови ткани кожаный футляр.
– Здесь нас никто не подслушает? – Фламма покрутил головой.
– Надеюсь, что никто.
Тревога раненого невольно передалась Приску, но хозяин дома не в пример лучше владел собой.
Фламма, помедлив, открыл футляр и достал один-единственный свиток, хранящийся внутри.
– Из-за этого пергамента убили старика, – признался библиотекарь.
– Расскажи, как все было.
– Сначала прочти, – предложил Фламма.
Приск застыл в нерешительности. Печать на свитке имелась, но висела она на оборванной веревке – свиток был вскрыт. А печать была императорской. Рожки скалки из слоновой кости говорили о том, что свиток принадлежал человеку небедному. И еще очень не понравился Приску взгляд Фламмы. В нем были страх и мольба. Человек, не побоявшийся вступиться за дакийскую деревушку – один против мавретанских головорезов Лузия Квиета, о жестокости которых ходили легенды среди легионеров, – сейчас примитивно трусил.
Поколебавшись, Приск развернул свиток и принялся читать. Пергамент был не длинен – всего три красные рубрики разделяли по вертикали «страницы» свитка.
Было еще светло, лучи западного солнца ковром ложились на мраморный пол с наборной мозаикой. В центре узора – сама Минерва с копьем и щитом, в золотом шлеме. А Приск читал и перечитывал пергамент, с трудом осознавая – что именно у него в руках.
– Ты хоть понимаешь, что это? – спросил он наконец, откладывая свиток и глядя на Фламму.
Тот невольно сжался в кресле и нехотя кивнул.
– И как это попало в библиотеку?
– Полагаю, вчера… Когда Форум Траяна посетила Великая дева…
– Старшая весталка? – зачем-то переспросил Приск.
– Ну да. Она привезла в дар несколько футляров со свитками. По матери Великая дева из рода Корнелиев. Сообщила, что дарует библиотеке книгу Суллы [23] – его записки о войнах с Югуртой. Причем не какой-то переписанный издателями экземпляр, а самый что ни на есть подлинный, тот самый, что надиктовал Сулла секретарю. Разумеется, мне лично захотелось ознакомиться с этими записками. И вот я прихожу сегодня в латинскую библиотеку и, к своему огорчению, вижу, что Паук роется в свитках, только вчера доставленных Великой девой.
– Паук?
– Ну да… так зовут… то есть звали этого книжного червя. Я решил, что он первый хочет завладеть рукописью Суллы, и подошел к нему сказать, что я прежде него хочу видеть свиток, все же Паук – вольноотпущенник, а я – римский гражданин. И что пергамент надо непременно отдать переписчику. В первый момент, услышав мой голос, Паук так подпрыгнул, будто я всадил ему стиль в задницу, потом заорал на меня как сумасшедший.