Все понятно. Примерно этого мы и ожидали.
Я растерялся.
– А кто такие воронцовские? – спросил.
– А вон с того села, – старший показал кнутовищем за озеро. – Воронцово прозывается.
Воронцово, Воронцово... Опять это Воронцово!
Тут на терраску вылетели уже подружившиеся Алешка и щенок, промчались по дорожке с лаем и визгом, маханули по клумбе с цветами, опрокинули урну – из нее так и покатились во все стороны пустые банки от пива и воды – и исчезли за углом домика «Кот в сапогах».
Извозчики проводили их одобрительными взглядами.
– Так что просим вас – выручайте. А мы уж вас не обидим. В долгу не останемся.
Странно получается у нас в стране. Почему-то люди уже привыкли к тому, что за каждое доброе дело они должны платить. А вроде как бескорыстная помощь друг другу уже и не существует.
Хотя, с другой стороны, какую помощь мы могли бы им оказать. Вот если бы здесь был папа...
– Заявите в милицию, – посоветовал я. – Их задержат.
– Всех не задержат, – возразил старший. – А кто останется, тот нам отомстит. Лошадок жалко... Они-то ведь в наших людских делах нисколь не виноватые...
В эту критическую минуту из дома вылетели на улицу Лешка со щенком.
– Разберемся! – крикнул он на бегу, спотыкаясь об щенка, который весело путался у него в ногах и хватал за джинсы. – Подавайте нам карету!
Я сначала этой фразы не понял. А вот извозчики сразу врубились. Закивали головами, надели свои картузы с козырьками и гуськом отправились на свою конюшню.
Глава XIII
БАНДИТСКОЕ СЕЛО
– Какая карета? – спросил я Алешку, когда извозчики и ямщики убрались восвояси. – Зачем тебе карета?
– Покататься, – объяснил он, сидя на корточках и отбиваясь от щенка, который пытался ухватить его за нос или за ухо. – Чем плохо-то?
– А деньги?
– Какие деньги? – не понял Алешка.
– За катание.
– Еще чего! Это наш гонорар. Ведь мы по ихним делам поедем, так?
– Куда поедем?
– В Воронцово.
Запыхавшийся щенок наконец-то оставил Алешкино ухо в покое и улегся отдыхать.
– Зачем?
– Ну надо же с этими парнями разобраться!
Трясина какая-то! Криминальная.
– Мы что, так и будем все каникулы разборками заниматься?
– Как придется, – Алешка пожал плечами. – Но думаю, нас раньше разоблачат.
Очень мило!
– Да не бойся ты, Дим! Мы уже столько хорошего натворили, что добрые люди нас в беде не оставят, защитят.
Наивняк березовый.
Тут послышался приятный аромат, и в его облаке образовалась мама.
– Какая прелесть! – воскликнула она, увидев щенка. – Очаровашка! Это чей же такой? Соседский?
– Это наш, – сообщил Алешка, не очень уверенно.
Мама будто споткнулась.
– Наш?.. Да?.. Могли бы и посимпатичнее выбрать... Худенький какой-то... Вялый... – Она наклонилась над щенком.
При слове «вялый» он подпрыгнул и сдернул с мамы ее любимую летнюю шляпку.
– Чересчур прыткий, – тут же изменила мама свое мнение, грустно глядя, как щенок азартно, все время наступая на шляпку лапками и спотыкаясь, тащит ее по аллейке, а Лешка пытается его догнать. – Он нам всю мебель и одежду попортит.
Тут мне пришла в голову одна хитрость.
– Лешка пошутил, – сказал я. – Это щенок лодочника. Он попросил за ним немного приглядеть.
– Ах вот как! – Мама увидела, что Алешка наконец-то догнал щенка, отобрал у него шляпку и несет ее остатки маме. – Ну и разбойник! А красавец какой! Всегда мечтала о такой собаке, – неосторожно высказалась она.
Что и требовалось.
Лешка загнал щенка в дом. А мама осмотрела шляпку и засунула ее в опрокинутую урну.
– Все равно, – сказала мама, – она вышла из моды. Пятнадцать лет назад. – И вдруг воскликнула: – А это что такое? Что за прелесть?
В дальнем конце улицы послышался мелодичный перезвон и показались три черных коня с лентами в гривах. Они легко несли за собой красивую коляску. На мягких рессорах.
Тройка прозвенела и лихо затормозила у нашего домика. Стало тихо-тихо – только нежно и коротко перезванивались бубенчики на сбруе, когда горячие кони нетерпеливо перебирали ногами.
С козел соскочил мужчина в черном фраке, с бородой, в белых перчатках и с какой-то красивой лентой через плечо. Он снял черный цилиндр и сказал:
– Свадебный экипаж подан! Прошу садиться!
Мама сначала онемела, а потом робко спросила:
– А у кого свадьба-то? – И повернулась ко мне: – У Лешки, что ли?
Но тут мы все объяснили маме. Пришлось, конечно, половину наврать. Свадебный экипаж – он только так называется. Это одна из услуг администрации – прогулка по лесной дороге в парадном экипаже. Правда, когда в городок приезжают молодожены, им и в самом деле устраивают свадебную поездку – с бубенчиками, песнями и музыкой. Потому так эту коляску и назвали. И мы еще приврали, что хотели сделать маме сюрприз, покатать ее на тройке. Ко дню рождения.
– С ума сошли! – воскликнула мама. – Это ведь безумно дорого!
– Не беспокойтесь, мадам, – сделал шаг вперед мужчина во фраке. – Все оплачено.
Мама, наверное, решила, что этот сюрприз ей сделал перед отъездом папа, и успокоилась. И с восторгом оглядывала птицу-тройку.
А вот в наши планы вовсе не входило брать маму с собой. Женщин на разборки не берут.
Я подмигнул Алешке, он подмигнул мне и сказал:
– Красивые кони, да, Дим? Горячие такие... Как поскачут – только держись. Как перевернемся – мало не покажется.
– Да, мам, – поддержал его я. – Опасный аттракцион. Может, не поедешь? Или как-нибудь в другой раз...
– Ну уж нет! – сказала мама. – Во-первых, если это опасно, я не могу вас одних отпустить. А во-вторых, очень хочется.
Ну, что поделаешь? Как-нибудь вывернемся, не в первый раз. Мы забрались в карету – она мягко колыхнулась под нами – и уселись на кожаные сиденья, простроченные нитками, мягкие и уютные.
Человек в цилиндре разобрал вожжи и легонько чмокнул губами. Кони сначала рванулись так, что мы откинулись на подушки сидений, а потом, сдерживаемые вожжами, ровно и плавно понеслись вперед. Зазвенели бубенчики, звонко застучали по асфальту кованые копыта. Боковые кони изгибали свои лебединые шеи и взмахивали хвостами. А их волнистые гривы мягко переливались на холках.
Было так здорово, что мне даже стало стыдно за то, что мы бессовестно отговаривали маму от поездки. Успокаивало немного только то, что мы делали это для ее безопасности.
Миновав ворота, мы еще немного проехались неторопливой рысью, а когда выехали на мягкую лесную дорогу, наш кучер привстал и как свистнул!
Коней словно вихрь подхватил и понес между деревьями. Дробно и мягко стучали копыта по лесной земле, звон бубенчиков слился в одну непрерывную мелодию. Конские хвосты и гривы вытянулись назад в одну линию. Коляска мягко качалась на ухабах, словно лодка на легкой волне.
Такой восторг!
Мама с Алешкой даже завизжали одновременно. Так мы облетели пол-озера и влетели в село Воронцово.
Возле магазина кучер красиво осадил лошадей. Они стали как вкопанные и только чуть перебирали ногами и взмахивали гривами.
У магазина стояли местные жители и с одобрением осматривали наш экипаж. Тут были в основном старики и дети.
Мама очень этим магазином заинтересовалась – вдруг что-нибудь интересное поимеется – и поскорее вошла внутрь. А Лешка тоже соскочил на землю и прямо спросил:
– А где здесь ваша братва проживает?
Никто его вопросу не удивился.
– Наша-то? – уточнил дед в седой бороде и с кошелкой в руке. – Воронцовская? А везде. В каждом дому найдется. Где мотоцикла – там и друган живет.
– А самый главный в каком дому?
– Бригадир-то? Прямо езжайте, крайняя изба с гаражом. Пашка Стриж его кличут.
Кучер тронул лошадей, и они неспешным шагом направились в дальний конец села.
Пока мы ехали, я считал мотоциклы у ворот и думал грустную думу. Надо же – приехали в деревню, спросили: «Где здесь ваши бандиты живут?» И нам спокойно ответили: «А везде. Мы все тут бандиты». Вот до чего мы дожили!
Папа однажды рассказывал нам, что в старину были целые сельские местности, жители которых промышляли разбоем и воровством. Весной, летом и осенью это были самые обычные крестьяне. Они пахали, сеяли, заготавливали на зиму дрова и сено, доили коров, а на зиму отправлялись на свой промысел, разбойничать, в города. У них даже специализация была. Одно село занималось грабежами, другое – воровством, а третье обдуривало горожан, как нынешние «лохотронщики».
И что получается? Целое наше село теперь специализируется на рэкете? И у них даже бригадир свой есть. Раньше, от кого-то я слышал, в колхозах тоже были бригадиры: бригадир полеводческой бригады, бригадир механизаторов... А теперь, значит, бригадир вымогательской бригады?
Грустно получается. Даже страшновато. Если дальше так пойдет, то все население страны в бригадах окажется. Кого же они тогда грабить будут?..
Лешка, похоже, думал о том же. Потому что, когда мы остановились напротив крайнего дома с кирпичным гаражом во дворе, он тихо сказал мне:
– Скоро их столько на земле разведется, что они друг друга грабить станут.
– Вот и хорошо, – неожиданно высказался наш кучер. – Может, поскорее друг друга перебьют.
А что? Это мысль! И если глубоко задуматься, наша с Алешкой контора тем и занимается, что борется против одних бандитов другими бандитами.
В это время из дома вышел молодой парень в кожаной куртке прямо на голое тело. На шее его висела тонкая золотая цепочка – видно, на толстую еще не награбил. Лицо у него было совершенно обычное – так, сельский паренек, добродушный такой, даже синеглазый.
– Чего надо-то? – миролюбиво спросил он, щелкая семечки. – Заблудились, что ль?
– Нам надо, – тоже спокойно и по-деловому ответил я, – бригадира воронцовской группировки. Не помню его кликуху, – это я постарался сказать очень небрежно. Мол, столько у меня таких бригадиров – где уж их всех запомнить.
– Ну я бригадир. Семечек хошь? Жареные.
– Спасибо, – сказал Алешка и подставил ладони.
Парень запустил руку в карман широченных спортивных брюк и высыпал Алешке щедрую горсть.
Похоже, с ним мы легко сговоримся.
– Так чего прискакали-то? – повторил парень свой вопрос.
– Мы от дяди...
– Какого еще дяди?
– Нашего. Дяди Феди.
– А на хрен он мне сдался? – Парень лениво щелкал семечки, роняя шелуху себе под ноги. А мы свою культурно в горсточки собирали.
После такого вопроса мы с Алешкой артистично изобразили сперва недоумение, а затем крутое возмущение.
Алешка попыхтел-попыхтел, а потом спросил меня так, будто этого парня вообще не было, не только рядом:
– Чего с ним делать?
Тут уж парень запыхтел: как же, его, такого крутого, какие-то малявки запугивают! А он еще им семечек подарил!
Алешка вытянул из моего кармана папин мобильник и потыкал в кнопки (на слух я уловил, что он набрал на одну цифру меньше, чтобы не было соединения). И протянул его мне.
– Дядь Федь, это племянник беспокоит. Мы в Воронцове. У Пашки Стрижа. Что? Дядь Федь, он капризничает. Говорит, мне никакой Гусь не указ...
Пашка не то что пыхтеть, он даже дышать перестал. Ну и нарвался, дошло до него. Пацаны-то не простые – и кличку его знают, и Федю Гуся дядькой зовут! Вот это влип!
Он сделал испуганное и виноватое лицо и замахал руками, разбрасывая по двору семечки. Я посмотрел на него и сказал в трубку:
– Дядь Федь, он обознался. И признал себя виновным.
Пашка ретиво закивал головой, признавая и свои ошибки, и мою правоту.
– Хорошо, дядь Федь, все объясню.
Я «отключил» мобильник.
– Вы бы сразу сказали, что от Гуся, – пробормотал Пашка. – А чего он вас прислал-то?
– На него менты опять наезжают. Не хочет он своими людьми светиться. А с нас что взять? Пацаны и пацаны.
– Это верно, – согласился Пашка.
– Дядя просил передать: наезд на конюшню отставить...
– Так он же сам велел, – растерялся Пашка. – Нас на коней послал. Егора с его братвой – на таксистов. Чтой-то я не врублюсь.
– Передумал, – многозначительно объяснил я. – Не понял, что ли?
– Ну да... Менты...
– Так что ты Егорке передай тоже: все пока отменяется. А тебе с твоей воронцовской бригадой он велел заготовить сена для конюшни. Сказал, что лошади нам нужны сытые и здоровые.
– Понял. Сделаем. Давай-ка мобильник, я Егорке звякну.
Звякнул, объяснил.
Мы попрощались и вернулись к магазину. Мама уже ждала нас. Очень оживленная:
– Мальчики! Какую прелестную брошечку я здесь углядела! Чудо! – И она показала нам эту «брошечку». В виде бабочки.
Мы угостили маму семечками и не стали ей говорить, что точно такие «брошечки» она давным-давно могла углядеть в любом киоске нашего пансионата. И в три раза дешевле...
Глава XIV
О ПОЛЬЗЕ КЛАССИКИ
Домой мы поехали другим путем. Тот же дед у магазина объяснил нам, как добраться до пансионата покороче:
– Ехайте прямо, на горку. А тама – мимо церкви, и будет вам гладкая шоссейка. Аккурат в самые ворота своего пенсионата упретесь.
Мы поднялись на горку, с которой открылся прекрасный неоглядный вид на озеро и наш «пенсионат», но никакой церкви не обнаружили. Но, объехав какие-то развалины, поросшие лопухом и крапивой, в самом деле выбрались на шоссейку. И по ней со звоном и цокотом копыт вернулись в пансионат.
Маму мы высадили у нашего домика – любоваться милой «брошечкой», а сами поехали на конюшню.
Там нас окружили взволнованные извозчики и конюхи, но мы их быстро успокоили и пообещали, что впредь такое не повторится.
Ну они, конечно, обрадовались, но этого им было мало. И один из них, немного смущаясь, спросил нас:
– А вот нашим конкурентам, водителям то есть, как бы кто бы помог. – Это он так намекнул. – На них какой-то Егорка с горки наехал. Мы, говорит, обеспечим охрану вашего транспорта за ваши денежки. А то, говорит, у всех машин все время будут шины прокалываться. Вот кто бы им помог, а?
Алешка усмехнулся, небрежно так, и объявил:
– Мы на полпути не отдыхаем. Наши танки грязи не боятся.
Похоже, его не очень-то поняли, но тут прибежал паренек из гаража и радостно сообщил, что и «против нас репрессии отменяются».
– Вот и хорошо, – сказал главный извозчик. – Видать, и от бандитов бывает польза. – И пожал нам руки. – И бандитские дети бывают хорошими.
Этого еще не хватало. У меня было чувство, что я попал то ли в жидкое болото, то ли в вязкую паутину. Лешка угадал мое состояние (наверное, то же самое чувствовал) и сказал по дороге домой:
– Терпи, Дим. Зато сколько мы с тобой уже справедливости наделали.
Вот именно – наделали.
В общем, в плохом настроении я завернул в библиотеку. Хотелось успокоить свою совесть чем-нибудь добрым и вечным.
Библиотекарша встретила меня с еще большей радостью. Ей было приятно, что современные дети интересуются не только жвачкой.
– Я обратила внимание, – сказала она, – что вы увлеклись Отечественной войной двенадцатого года. И сделала вам подборку интереснейших воспоминаний ее участников. Минуточку. – Она исчезла за шторкой, а когда появилась, ее не было видно из-за громадной стопы книг. Только краешек панамки сверху и мягкие тапочки снизу.
– Вот! – Книги бухнулись на дрогнувший столик.
А у меня ноги тоже подкосились. Немало, оказывается, в мире доброго и вечного.
В библиотеке я просидел долго. И не зря. Не заметил, как увлекся. Особенно мне понравились очерки об одном русском офицере по фамилии Фигнер. Это был, можно сказать, наш первый Штирлиц. Он прекрасно говорил по-французски, переодевался в форму французского офицера и заманивал отступающие отряды Наполеона в засаду, где их ждали сабли гусар и вилы мужиков.
И вот тут-то меня словно кольнуло в одно место. Снова заиграло в голове слово «Воронцово». И я вспомнил, что впервые оно встретилось мне у Толстого, в «Войне и мире». И вот снова – в воспоминаниях об отважном Фигнере. Я даже выписал для себя один отрывок: