– Им теперь не позавидуешь… Султан их казнит.
– А тебе хотелось бы оказаться на их месте? Мы исполнили волю шейха – что еще нужно? Что касается мамлюков… – Хасан пожал плечами. – В нашем деле жертвы неизбежны, друг мой. Однако, я не думаю, что Салах ад-Дин сможет насладиться зрелищем казни предателей. Пока мы вели переговоры, они должны были покинуть лагерь и перебежать к франкам.
– К франкам?!
– Да. Нам нужны верные люди и там. Я с мамлюками все обговорил заранее.
Авар был потрясен. Хасан теперь стал не просто загадкой, а сундуком, доверху набитым тайнами. Казалось, что он маг, колдун, и может предвидеть будущее. Если мамлюки были людьми шейха аль-Джабаля, то почему даи аль-кирбаль не сказал Авару об этом, как старшему группы? Или телохранители султана считали Учителем не ас-Синана, а кого-то другого?
Его выводы тут же подтвердил Хасан:
– Мой друг, прошу тебя, не рассказывай даи аль-кирбалю про мамлюков. Мы исполнили приказ – и это главное. В письме, которое хранится у тебя на груди, Салах ад-Дин написал, что лучше посланников, чем мы, шейх просто не смог бы найти. Султан очень обрадовался, что остался в живых, поэтому, на мой взгляд, сильно приукрасил наши действия. Мы выглядим в его писаниях просто героями. Так что будем радоваться – нас ждет большая награда!
Авар сумрачно кивнул, и они продолжили путь. Пустыня гостеприимно укладывала под ноги скакунов ковер из красноватого песка, и чуткие ноздри животных раздувались, жадно улавливая влажные воздушные струйки, – где-то неподалеку находился оазис. «Как хорошо было бы оказаться сейчас в родном племени! – с тоской думал Авар. – Увидеть Азермехра, родню… Чтобы не становиться каждый день по нескольку раз на колени для намаза и засыпая, не бояться, что во сне ты можешь проговориться, с какой целью тебя внедрили в Масйаф».
Мечты, мечты… Авар бросил острый, почти враждебныйвзгляд на Хасана, который скакал впереди, и подумал, что, возможно, когда-то придется его убить. Слишком непонятным он был для «невидимого». А в таких случаях, учил Азермехр, выход только один – если ноша тяжелая, громоздкая и сильно давит на плечи, брось ее и иди дальше налегке.
Глава 12
Пленник
Ярилко-Вилк уже третьи сутки сидел на привязи, как цепной пес. Он был прикован длинной цепью к толстому столбу, врытому глубоко в землю. Ночью юноша старался его расшатать, но с таким же успехом он мог попытаться взвалить на плечи огромный валун, который лежал на берегу фиорда, возле драккаров. Столб стоял на ровной просторной площадке у берега, на окраине большого поселения данов. Возле столба поставили кувшин с водой, а вместо еды бросали обглоданные кости, к которым Вилк даже не притрагивался. Благодаря урокам деда Вощаты он мог обходиться без пищи долгое время.
О нем словно забыли. По прибытии в родные края даны сначала предали огню погибших в последнем бою с русами. В том числе и берсерка Ульфа, сраженного Вилком. Но если тела остальных воинов просто водрузили на кучу хвороста и сожгли, а пепел ссыпали в челн и отправили его гулять по волнам, то берсерка хоронили несколько по-иному. Видимо, он был не только сильным бойцом, но еще и родственником вождя.
Похороны Ульфа сопровождались женским плачем – скорее воем – такой силы, что у Вилка в ушах начало звенеть. Тело берсерка положили на один из дракаров, – небольшой по размерам – вместе с его оружием и всем, что ему будет нужно в загробном мире (от кувшина с вином и еды до проколки, при помощи которой ремонтируют кожаную одежду и обувь). Затем облили тело Ульфа какой-то жидкостью и отправили драккар в последнее путешествие. Когда судно отошло от берега, в воздух взлетели три огненные стрелы и опустились на драккар, который тут же вспыхнул ярким пламенем. Женщины заголосили еще больше, а воины начали колотить рукоятками мечей о щиты.
Вилк уже начал думать, что и его оправят вместе с Ульфом в Вальхаллу данов, – он слышал и понимал намеки воинов, предполагавших такую возможность – но, судя по всему, вождь пока не разрешал принести руса в жертву Одину. Наверное, у него были какие-то другие виды на пленника. А может, еще не пришло время.
После похорон началась тризна, которая длилась три дня и три ночи. Набег был удачным, даны привезли много награбленного добра, в том числе и заморские вина, поэтому они пили их так, будто соревновались друг с другом, кто больше выпьет. Опьянев, они засыпали прямо за столом, уткнувшись физиономией в миску с едой, а проснувшись, первым делом хватали полную чашу, и все начиналось сначала.
Несмотря на свое незавидное положение Вилк с интересом присматривался к жизни и быту данов. В особенности, когда понял, что убивать его не собираются. А это значило, что у него есть шанс сбежать. Но для этого нужно как можно больше разузнать о их жизни, привычках, обычаях и даже поупражняться в речи, потому что многие слова Вилк не понимал. Оставшись ночью наедине со звездами, перед тем как уснуть, он по многу раз шепотом повторял незнакомые обороты речи, стараясь добиться полного соответствия языку исконных врагов племени русов.
Жилища данов представляли собой хижины, построенные из плотно подогнанных и вертикально поставленных бревен или из плетеной лозы, обмазанной глиной. Только состоятельные даны – в том числе и вождь – жили в большом прямоугольном доме, где размещалась многочисленная родня. Крыши большинства домов были укрыты толстыми пластинами торфа, на которых росла трава.
Повседневное одеяние данов состояло из шерстяной или льняной рубахи и штанов, чаще всего полосатых, иногда кожаных. Обувь они носили из мягкой кожи с деревянной подошвой. Когда было прохладно, мужчины надевали короткую накидку или длинный плащ. У тех, кто побогаче, плащ был пошит из дорогой ткани и отделан мехом.
Женщины из состоятельных семей носили длинную одежду с поясом; с пряжек, прикрепленных к поясу, свисали тонкие цепочки, к которым крепились ножницы и футляр для иголок, нож, ключи и другие мелкие предметы обихода. Замужние женщины укладывали волосы в пучок и носили белые полотняные чепцы конической формы, у девушек волосы были подхвачены лентой.
Все воины были бородатыми, за исключением совсем молодых; видимо, у данов борода являлась признаком мужественности. Некоторые заплетали ее в косу или носили раздвоенной. Почти все даны были черноволосыми, и только некоторые, скорее всего рабы – русыми.
Черед Вилка пришел на четвертые сутки. Это утро выдалось на удивление трезвым. Видимо, поминки закончились, потому что воины больше не бегали за углы домов опорожнять свои желудки, а большие очаги на берегу, сложенные из дикого камня, уже не дымили, и запах от жарящихся бараньих и бычьих туш не вызывал у Вилка повышенное слюноотделение.
Толпа возле пленника собралась, словно по приказу. Видимо, многие ждали этого часа, потому что женщины глухо ворчали, кровожадно поглядывая на Вилка, дети грозили ему кулачками и плевались, а мужчины были вооружены и спорили, кому быть первым.
«Значит, все-таки решили убить», – немного отрешенно подумал Ярилко. Что ж, храбрец умирает одиножды, а трус – много раз. Поэтому смерти он не боялся. Так учил его дед Вощата, так поучал его и Морав. Но что даны придумали? Неужели его просто забьют у столба, как безгласную скотину, не дав ни единого шанса умереть, как подобает воину?
Похоже на то, решил Вилк, когда из толпы выдвинулся дан, волосы и борода которого были заплетены в косы. Он держал в руках так называемый «бородатый» топор – секиру с широким лезвием. В опытных руках это было страшное оружие. Из рассказов деда юноша знал, что данов никак нельзя было назвать большими мастерами фехтования. Широкий замах, удар, в который вкладывалась вся сила воина, – вот и все, что мог делать дан на поле боя. Ничего мудреного. Но если удар приходился в щит, то от него только щепки летели, не говоря уже о доспехах или шлеме – «бородатый» топор колол их как орехи.
– Так не поступают честные люди! – крикнул юноша на своем языке, показывая пустые руки; Вилк по-прежнему не хотел, чтобы данам было известно, что он знает их язык.
Толпа заволновалась, кто-то выкрикнул бранное слово, многие рассмеялись, и только вождь, – как подслушал Ярилко, его звали Хальфдан, – который стоял в окружении знатных людей, нахмурился. Он что-то сказал слуге, тот где-то добыл толстую палку и бросил ее Вилку.
– Доброе оружие, – с горькой улыбкой сказал юноша, поймав палку на лету. – Не желаете дать топор или меч, хоть цепь снимите.
На этот раз ярл даже не шевельнулся. Только его рыжевато-коричневые рысьи глаза немного сузились – словно он целился в Вилка из лука.
Воин с топором стал в позицию и прорычал, крепко сжимая топор в могучей ручище:
– За Ульфа я разрублю тебя на кусочки, щенок!
Вилк смотрел на него ничего не выражающим взглядом. В этот момент он взращивал в своем теле «живу». Это нужно было сделать быстро, но юноша давно голодал, и не все у него получалось, как должно. Хорошо, что вражеский воин с «бородатым» топором начал поносить его самыми плохими словами. Наверное, это был какой-то ритуал. А может, противник Вилка сам себя заводил излишней болтовней.
Как бы там ни было, но когда дан бросился на юношу и поднял топор для удара, Ярилко неожиданно стремительно приблизился к противнику и коротким, но страшным по силе тычком палкой в солнечное сплетение мигом «потушил» дана. Воин икнул, начал задыхаться и, вместо того чтобы нанести удар, согнулся. Послышались звуки, похожие на кашель, и дан начал опорожнять свой желудок, словно после обильной еды, которую сегодня никто ему не подавал.
Вилк вырвал топор из ослабевших рук противника, замахнулся – шея дана так и просилась, чтобы попробовать ее на крепость, – и в этот миг раздался крик Хальфдана:
– Рус, остановись! Я дарю тебе свободу!
Вилк ударил с разворотом – он так хотел убить хоть одного врага, что просто не мог остановить оружие на замахе. Но вместо того, чтобы отделить голову дана от туловища, лезвие «бородатого» топора вонзилось в столб, к которому был прикован пленник. Оно вошло так глубоко, что снаружи теперь торчал лишь обух.
– Расковать! – приказал ярл.
Толпа ошеломленно молчала. Видимо, поверженный дан был знатным воином, и люди не могли поверить, что какой-то худосочный мальчик смог победить его одной палкой. Это было диво дивное.
Ярилку расковали. Хальфдан подошел к нему и спросил:
– Как тебя зовут?
– Вилк, – ответил юный рус.
– Вилк… Это значит волк. Волк… Вы слышите, люди! – возвысил голос вождь. – Волка победил волк! Этого юношу зовут Ульф! В том, что он сразил – притом без оружия! – прежнего Ульфа, нет ничего постыдного и необычного. Так решил Один! Он явил свою милость: вместо славного, сильного воина дал нам еще более сильного! Славьте Ульфа, любимца богов! – И Хальфдан оглушительно засвистел.
Это был своего рода боевой клич данов. Обычно свистом они призывали себе на подмогу из Вальхаллы призрачных воинов-эйнхериев, которые почти всегда обеспечивали им победу. А еще свист служил знаком поощрения, восхищения и даже преклонения перед боевыми заслугами воинов.
Толпа дружно поддержала вождя. Видимо, он и впрямь имел большие заслуги перед данами и огромное влияние. Только недавний противник Вилка, которого на глазах всех сородичей опозорил какой-то заморыш-рус, немного оклемавшись, вдруг бросился на юношу, горя желанием разорвать его голыми руками. Ярилко словно ждал этого нападения; совершенно спокойно, но быстро он отступил на шаг в сторону, резко выкинул свою правую руку вперед, и дан, наткнувшись на нее грудью, со всего размаху грохнулся спиной о землю и затих в беспамятстве.
Это был один из приемов деда Вощаты. Старик учил внука, как можно использовать силу противника против него самого. Оказалось, что человека можно сбить с ног даже не ударом, а всего лишь легким прикосновением руки. Эту науку Ярилко хорошо усвоил.
Даны снова оцепенели. Это уже было слишком! Так легко сбить с ног одного из самых сильных мужчин племени мог только богатырь. Или бог. Потому что на богатыря пленник-рус никак не был похож. Может, это сам Локи, любитель плутовать и менять обличья? Даже Хальфдан, который явно имел на руса какие-то виды, был не просто смущен, а огорошен.
Но вождь – на то и главный человек в племени, чтобы уметь разрешать любую проблему, и чаще всего в свою пользу. Думал он недолго. Улыбнувшись, Хальфдан сказал, обращаясь к своей свите:
– Плесните на Гуннара холодной водой и поднимите. Негоже ему валяться в пыли перед всем честным людом. Впредь пусть будет осторожней. Конечно, любой может споткнуться и треснуться башкой о камень, но чтобы так не случилось, нужно смотреть себе под ноги.
С этими словами ярл развернулся и ушел. Толпа тоже рассеялась; у всех нашлись какие-то дела. Несколько человек занялись Гуннаром, который все еще слушал шмелей в ушах и никак не мог прийти в себя, а какой-то подросток поманил Вилка за собой, жестами показав, что действует по указанию вождя. Юноша послушно потопал вслед за ним и вскоре оказался возле старой хижины. Она была еще вполне добротной, но, судя по всему, в ней никто не жил. Подросток открыл дверь, и они вошли в хижину.
Наверное, здесь когда-то жила семья удачливого охотника, потому что стены и пол хижины были укрыты звериными шкурами. Что случилось с владельцами жилища, можно было лишь догадываться. Но почему его никто не занял? В племени русов, если изба оставалась без хозяев, ее занимал по решению вождя тот, кто был не в состоянии по каким-то причинам соорудить собственную. Волхвы изгоняли нечисть, что могла угнездиться в жилище, и человек обживал приобретение со спокойной душой и совестью.
Помещение в хижине было только одно. Посреди жилища хозяева соорудили длинный очаг, а комната была такая низкая, что до крыши можно дотянуться рукой. Едва Вилк осмотрелся, как двое рабов, судя по забитому виду, втащили в хижину большую бочку и начали наполнять ее горячей водой. Подросток куда-то сбегал и вскоре вернулся со стопкой чистой одежды.
– Ты… мыться и переодеваться, – объяснил он не только жестами, но и словами, не особо надеясь, что юноша поймет его.
Вилк согласно кивнул, снял свои грязные лохмотья и с удовольствием погрузился по шею в горячую воду. Это оказалось непередаваемое словами блаженство. Ему вдруг почудилось, что он не пленник, что он дома, что сейчас войдет дед Вощата и начнет охаживать его распаренное тело дубовым веником – для большей крепости, как объяснял старик.
Но рядом был лишь мальчик-дан, который настойчиво предлагал потереть ему спину мыльным камнем. Коротко вздохнув – эх, судьба-судьбина! – Ярилко послушно поднялся, и подросток с таким остервенением начал тереть ему спину, будто хотел содрать кожу.
– Э-эй, потише! – охнув, сказал Вилк на своем языке и обернулся к мальчику.
Дальнейшее оказалось ему каким-то сумасшествием. Подросток вдруг завопил дурным голосом и с криком «Фенрир![100] Фенрир!» выбежал из хижины. «Кто такой Фенрир? Что так испугало мальчика?» – недоумевал Ярилко. Он снова нырнул в бочку и с тревогой стал ожидать дальнейшего развития событий. Вскоре на улице послышались мужские голоса, в хижину вошел Хальфдан и еще добрый десяток воинов.
– Поднимись, – сказал ярл.
Вилк встал – вода в бочке была ему до пояса – и с недоумением уставился на данов.
– Огня! – скомандовал Хальфдан.
Кто-то зажег факел; в помещении было темновато. Вождь взял факел в руку и приблизил его к Вилку. Чтобы тут же отпрянуть назад.
– Фенрир! – в один голос воскликнули даны и начали пятиться к выходу.
Судя по всему, они были сильно напуганы. Но чем? Что могло смутить бывалых воинов, не раз смотревших в глаза смерти?
– Фенрир… – повторил ярл; лишь он один не поддался всеобщей панике. – Что это у тебя? – Хальфдан указал на левую половину груди Вилка, где находилась татуировка, изображающая голову волка.
– Это науза, – ответил юноша.
– Что такое науза?
– Оберег. Вот еще один… – Вилк указал на гайтан с металлической подвеской в виде изображения волка.