Тайна прошлогоднего снега - Валерий Роньшин 10 стр.

Но, к счастью, никто из нас троих не взорвал­ся. Компик оказался гениальным сапером. А знае­те, какая разница между простым сапером и гени­альным? Простой сапер ошибается только один раз в жизни, а гениальный никогда не ошибается.

Клик-клик-клик… — Гошины пальцы бегали по клавишам, как у заправского пианиста-вир­туоза.

— Готово! — объявил он через минуту. — Мин больше нет! Можешь, Эмма, открывать письмо, теперь это абсолютно безопасно.

Я открыла таинственный «месседж» («посла­ние» — по-русски говоря) и прочла. В нем было всего два слова. Догадываетесь, какие?.. «ПРО­ШЛОГОДНИЙ СНЕГ».

М-да, этот прошлогодний снег буквально пре­следует меня и в реале, и в виртуале, и во сне, и наяву. Хотя реал и явь — это, кажется, одно и то же.

— Ты опять, Эмма, распутываешь какое-то запутанное дело? — вывел меня из задумчивости голос Компика.

— Откуда ты знаешь?

— А чего тут знать, раз тебе мины по почте присылают.

— Спасибо Гошенька, что ты их разминиро­вал, — с чувством сказала я.

— Ты обещала меня поцеловать, — напомнил юный гений.

Раз обещала — надо выполнять. Я поставила гения на стул, так как он был от горшка два вершка, и влепила ему в щеку сочный, влажный и звонкий поцелуй. Вот такой: ЧМОК-С!

Гоша аж зажмурился от удовольствия.

— Может, у тебя еще какие-нибудь проблемы есть? — с надеждой спросил он. — Я бы и их по­мог тебе решить. За поцелуйчик, естественно.

— Эх, Гошка, Гошка, — вздохнула я, — если б я тебе рассказала обо всех своих проблемах, мы б с тобой тут до вечера целовались.

— Ну так расскажи, — загорелся Компик. — А я тебе помогу, ведь я же профессор и без пяти минут академик.

— Эх, Гошенька, — снова вздохнула я, — здесь надо быть сыщиком, а не академиком. Ка­ждый хорош на своем месте. Впрочем… — при­кинула я.

— Что «впрочем»? — встрепенулся гений.

— Ну вот смотри… — И я рассказала Гоше о звонке Гафчика.

— Тут могут быть две объясниловки: рацио­нальная и иррациональная, — стал размышлять карапуз. — Рациональная — это кто-то просто записал на пленку голос твоего Гафчика, а потом выдал запись на твой мобильник с какой-то од­ному ему известной целью.

— Исключается, — сразу отмела я рациональ­ную объясниловку. — Я умею отличать записан­ный голос от реального.

— Ну тогда остается иррациональная объясниловка: твой Гафчик и вправду звонил тебе из потустороннего мира, чтобы что-то сообщить.

— Но это же мистика чистейшей воды.

— Мистика, — не спорил без пяти минут ака­демик. — Но что такое мистика? Это то, что нау­ка пока еще не в силах объяснить. Когда-то и се­верное сияние было мистикой, и удары грома, и сверкание молнии, и лунное затмение, и земле­трясение, и извержение вулкана… — пустился Гоша в пространное перечисление.

А я в это время думала о своем.

— Что же Гафчуля хотел мне сообщить свои­ми «гаврр-гаврррами»? — задумчиво произнесла я вслух.

— Между прочим, есть такой город во Фран­ции, — заметил Компик.

Я даже не сразу въехала.

— Какой город?

— Гавр.

- Да ну?

— Ну да! — Гоша тут же сгонял в другую ком­нату за картой мира и показал мне. — Смотри.

Я посмотрела. Точно, Гавр. Во Франции. На берегу пролива Ла-Манш.

— А что, если твой Гафч как раз и имел в ви­ду город Гавр? — предположил Гоша.

— Гошенька, ты гений! — воскликнула я.

— Да, я гений, — с грустью согласился ге­ний, — а что толку, если ты не хочешь за меня замуж выходить.

— Подрасти немножко — может, и выйду, — обнадежила я Компика и, еще раз чмокнув его в щеку, помчалась в Гавр.

Глава XI

МОРЕ КРОВИ, ИЛИ КАРЛИК БОЛЬШАКОВ ИДЁТ КО ДНУ

Гавр оказался самым скверным городком из всех приморских городов Франции. У меня там чуть не съехала крыша, да еще вдобавок меня едва не утопили. Но зато я…

Впрочем, расскажу обо всем по порядку.

Вначале я на самолете прилетела в Париж, а оттуда, уже поездом, отправилась в Гав-ррр (как выражается покойный Гафчик).

Поезд летел. Электровоз свистел. Пассажиры спали. Проводник храпел. Ранним утром я при­была в Гавр и сняла в маленьком отельчике ма­ленький номерок: ванна, кровать, телик, стол, зеркало… короче, жить можно.

Единственной деталью, которая не вписыва­лась в миленькую обстановочку, был черный цветок в черном горшке. Точно такой же цветок с черными колючками на длинных черных стеб­лях я видела в мастерской Афиногены Смертолюбовой. Тогда я не обратила на этот цветочек особого внимания, не обратила и сейчас. А на­прасно, напрасно…

Да, совсем забыла вам сказать, что в номере был еще шикарнейший тубзик. Так бы и сидела в нем вечно. Но вечного ничего не бывает, и, в конце концов, мне пришлось покинуть туалет. Потому что меня ждал завтрак.

На завтрак было несколько долек огурчиков и помидорчиков в сопровождении сметанки. Рядом с салатиком стоял омлет в омлетнице и лежал хлеб в хлебнице. Хлеб был настолько мягкий, что, когда я откусывала кусочек, в рот пытался влезть весь кусок. Ко всему этому я добавила ветчину и сыр. А напоследок влила в себя чашеч­ку чая со сливками.

После завтрака я отправилась бродить по Гав­ру, решив денек побездельничать, а уж завтра со свежими силами приступить к расследованию. Куда, собственно говоря, торопиться? Гафчика с Володькой все равно с того света уже не вернуть. Да и как любил повторять мой учитель по сы­щицким делам майор Гвоздь: «Если ты такой то­ропливый, то тебе нужно было родиться от своей бабушки».

Вскоре я вышла на пляж и увидела безбрежный океан. Строго говоря, это был, конечно, не океан, а пролив Ла-Манш. Но все равно это был и океан тоже. Над океаном висело солнце.

Вообще если говорить о солнце и луне, то они мне нравятся, лишь в определенные периоды своего существова­ния. Луна мне нравится круглая, яркая, когда вид­на каждая прожилка на ней, когда она ослепляет своей яркостью, и тут я начинаю думать, что она светит ничуть не хуже солнца, а даже лучше, пото­му что умудряется осветить темную ночь. Солнце же мне нравится на восходе и на закате, и не бо­лее того. Обычно, смотря в эти моменты на солн­це, я пытаюсь его пересмотреть: кто кого. Иногда оно у меня выигрывает, иногда я у него.

Вот блин горелый! Опять я заболталась! При­ношу девяносто килограммов извинений!..

В общем, я решила искупаться. Вода была классная, клевая, теплая и прозрачная. Я взяла в прокате ласты, маску, трубку и пошла нырять глу­боко под воду. Да, забыла вам сказать, что поми­мо альпинизма я еще и дайвингом занималась, ну то есть подводным плаванием. В каких морях я только не плавала — и в Черном, и в Белом, и в Желтом, и в Красном, и даже в Мертвом.

Вдоволь наплававшись, я бухнулась на лежак под зонтик. Дул легкий ветерок с пролива, на пляже играла музыка… Такая расслабуха насту­пила. Я лежала пузом кверху и отрывалась. И все мне было ПО ФИГУ!

Короче, кайф!

Но за кайфом всегда следует отстой. Уж не знаю почему, но это так.

И вот возвращаюсь я в отель, вхожу в свой но­мер и обнаруживаю, что не только ванная комна­та, но и коридор, а еще вся, ну абсолютно вся комната залиты КРОВЬЮ, причем уровень крови от пола — сантиметров шесть, не меньше. Хоро­шо еще, что я была в крутых сабо на высокой платформе и поэтому лишь немного намокла.

Я помчалась на ресепшн и стала кричать, что у меня в номере кровь!.. море крови!.. Портье понес­ся следом за мною. Мы вбежали в мой номер. И…

И — ничего.

Представляете? Ровным счетом ничего. Ника­кой крови. Номер как номер.

— Пардон, — сказала я портье. — Миль пардон.

А чего тут еще скажешь?..

Портье посмотрел на меня как на идиотку и удалился.

А я сразу же вспомнила свой прикольный сон № 24. Ведь именно это мне и снилось. Один к одному. Я в каком-то заграничном отеле, захожу в свой номер, а там полно кровищи. Но одно де­ло — увидеть все это во сне, а другое дело — на­яву.

Сердце мое ухало, как филин (это птичка та­кая). Руки дрожали, как у алкаша (ну это понят­но кто)… Словом, нервишки пошаливали. Эх, наверное, я уже старею. Все-таки четырнадцать стукнуло, это вам не шуточки. Второй десяток давно уж разменяла.

Чтобы как-то успокоиться, я опять пошла прогуляться к Ла-Маншу.

«Нет, я точно чокнутая, — думала я, бредя по берегу. — И не просто чокнутая, а чокнутая в квадрате, а может, даже и в кубе, а возможно, и не в кубе, а в этом… как его… в общем, что-то из раздела высшей математики». А разве не так? Ведь все, что со мной происходило в последнее время — падение с небоскреба, кровь в номере отеля, — это же чистейшей воды глюки.

От печальных мыслей меня оторвал мобиль­ник. Звонил Гафчик, чему я даже особо и не удивилась.

— Гав-ррр, гавр-ррр, — лаял он в трубку.

— Да я уже в Гавре, Гафчуля, — ответила я ему.

— Гав-ррр, — настойчиво повторял он.

И я вновь пожалела, что Воробей не научил Гафчика говорить по-человечески. Сейчас бы не было никаких проблем.

— Я не понимаю, что ты хочешь сказать, — произнесла я.

— Гав-ррр, — опять повторил Гафчик и сле­дом словно бы икнул — «ик».

— Чего? Чего? — переспросила я.

— Гав-ррр-ик! — уже явственно услышала я это «ик».

— Гаврик? — не понимала я. — Какой еще Гаврик?

И тут до меня дошло! Да не Гаврик, блин, а — ГАВРИКОВ! Вот о ком мне настойчиво пытался сообщить Гафчик. И потому, как Гафч востор­женно залаял и завизжал в трубку, я поняла, что попала в самую точку. Да! Он точно имел в виду именно Гаврикова — моего соседа по лестничной площадке. А я, как дура, в Гавр поперлась.

В общем, в Гавре мне делать больше нечего, надо скорей возвращаться в Москву.

И вдруг… (Ох, как меня уже достали все эти «вдруг»!)

— Помоги-и-те!.. — раздался отчаянный дет­ский вопль. — Спаси-и-те!..

Я обернулась на крик и увидела, что вдалеке от берега тонет какой-то малявка лет семи. Не

раздумывая, я бросилась ему на помощь. А зря, между прочим, надо было вначале подумать. По­тому что, когда я подплыла к утопающему паца­ну, он оказался вовсе не пацаном и вовсе не уто­пающим. Передо мной был… карлик Большаков! Только его мне и не хватало для полного счастья.

— Ага-а, попалась, Мухина! — торжествующе завопил он и в буквальном смысле слова сел мне на шею. И начал, гад, меня топить. А я стала хлебать воду литрами.

Все же мне удалось сбросить мерзкого карлика со своей шеи, и между нами завязалась отчаянная борьба. Большаков, хоть и был карликом, но, на­до признать, очень сильным карликом.

Я чувство­вала, что начинаю уставать. Похоже, что сейчас моя жизненная лодочка пойдет ко дну!

— Чего тебе надо, Большаков? — захлебыва­ясь, хрипела я.

— Утопить тебя, Мухина, — отвечал карлик.

— А зачем?

— Ты знаешь о прошлогоднем снеге, поэтому должна умереть.

— Да ничего я не знаю о прошлогоднем снеге.

— Нет, знаешь, — окунал он меня с головой.

— Нет, не знаю, — окунала я его с головой.

— Знаешь… — отфыркивался он.

— Не знаю… — отфыркивалась я.

— Да что ты врешь, Мухина, — разъярился Большаков да как пошел обзывать меня по-вся­кому:

— Колодка подколодная, прищепка белье­вая, швабра половая…

Тут уж и я вспылила (хотя кругом была одна вода). Это меня-то, победительницу конкурса «Супермодель России», обозвать колодкой, при­щепкой и шваброй?

— А ты тупорылый, безмозглый сгусток мерзкопакости, недоросток, олигофрен, переходящий в дебила…

Карлик Большаков даже на секунду остолбе­нел от потока таких моих смачных ругательств. Этой-то секундочкой я и воспользовалась — схватила его за уши да и утопила в Ла-Манше. Буль-буль — пошел карлик на дно рыб кормить.

Нехорошо, конечно, поступила. А что прика­жете делать? Иначе бы он меня утопил. Се ля ви, как говорят здесь, во Франции. Такова жизнь.

Глава XII

ЛОГОВО ТИГРА, ИЛИ МАГИЧЕСКАЯ БАРАХОЛКА

Мало кто знает, что в Москве существует Служба скорой помощи при полтергейстах. В нее обращаются люди, в квартирах которых начинает происходить всякая чертовщи­на, ну там кровавые пятна на обоях выступают или кто-то невидимый начинает громко ругаться матом. Так вот, руководителем этой службы и был мой сосед по лестничной площадке — Гав­риков.

Но еще меньше кто знал, что Гавриков был не только руководителем Службы скорой помо­щи при полтергейстах и не только моим соседом По лестничной площадке, а еще и самым настоя­щим магом. Да не простым магом, а магом выс­шей категории. Он умел растворяться в музыке. Причем без остатка. А это у магов считается выс­шим магическим пилотажем.

Вы, конечно, мне не верите. Ну и зря. Впро­чем, я поначалу тоже не поверила, что Гавриков маг. Тогда он продемонстрировал мне свои маги­ческие способности — слепил из пластилина ма­ленькую куколку, лицом и фигуркой похожую на меня, и воткнул ей иголку пониже спины. Я так и подскочила на стуле, потому что меня будто шилом в мягкое место кольнули. Но все равно не поверила. Тогда Гавриков предложил воткнуть иголку кукле в глаз, раз я такая недоверчивая. Ну тут уж я рисковать не стала.

Внешность у Гаврикова была, прямо скажем, бандитская: нос перебит, глаза выпученные, каж­дый кулак с котенка величиной. Так и казалось, что он тебе сейчас кулачищем ка-а-к врежет! Но на самом деле Гавриков был добрейшей души че­ловек. Поэтому я ни капли не сомневалась, что он мне поможет в моем расследовании. И честно рассказала ему о всех своих прибабахах.

— Ведь это же не крыша у меня поехала, правда? — с надеждой спросила я у Гаврикова, закончив свой рассказ.

— Нет, не крыша, — успокоил меня маг. — Это — область непознаваемого. А то, что нахо­дится в непознаваемой области, человеку познать невозможно.

Я дико расстроилась. До этого ведь я все дела как орешки щелкала, даже самые заковыристые, и вот на тебе — «висяк» («висяком» на милицей­ском жаргоне называют нераскрытое дело). — И что, совсем-совсем ничего нельзя уз­нать? — упавшим голосом спросила я.

— Тебе — нет, — ответил Гавриков, сделав ударение на слове «тебе».

Я сразу же ухватилась за это выделенное ин­тонацией слово, как утопающий за соломинку:

— Но вы-то маг, вы-то можете познать непо­знаваемое?!

— Могу. Но для этого мне нужно впасть в транс, другими словами — уйти за пределы по­знания. Только там можно познать непознавае­мое.

— Гавриков, миленький, — стала я умолять мага, — впадите, пожалуйста, в транс.

— Ладно уж, — добродушно пробурчал он. — Сейчас впаду. Но учти, Эмма, из транса меня ни в коем случае не выводить и по имени не назы­вать даже мысленно. Потому что имя — это определение. А в трансе не должно быть никаких определений. Поняла?

— Ой, а как же мне вас тогда называть?

— Вот так — ***, — сказал Гавриков и, за­крыв глаза, начал медленно раскачиваться из стороны в сторону. Когда он перестал качаться и открыл глаза — это были уже не его глаза. И я поняла, что Гаври… ой! то есть ***, впал в транс.

Но все же, чтоб лишний раз убедиться, спро­сила:

— Вы уже впали в транс?

— Впал, — ответил ***.

— И теперь можете сказать, кто хочет меня убить?

— Запросто!

— И кто же?

— Порождения твоего собственного ума.

— Не поняла, — не поняла я.

— А тебе пока что это не дано понять.

— Почему?

— Потому что нельзя перейти мост, не дойдя до него. Ответ ты узнаешь, когда попадешь в ко­нечную точку своего путешествия.

— А когда я в нее попаду?

— Твое путешествие только начинается, но твой путь уже окончен, — интриговал меня ***.

— А где хоть примерно эта точка?

— Во времени и пространстве. Но в про­странстве она близка, а во времени — далека.

— А как она называется? — спросила я, ду­мая, что сейчас *** назовет мне какой-нибудь населенный пункт. Ну, типа там Питера или Одессы…

— Логово тигра, — сказал ***.

Я тотчас мысленно представила себе всяких усатых-полосатых тигров.

— Это не то, о чем ты думаешь, Эмма, — ус­мехнулся ***. — На самом деле «логово тигра» по магической терминологии — это место, где мы узнаем то, что хотим узнать.

Блин, как все туманно. А мне хотелось кон­кретики. И я задала вполне конкретный вопрос: