– Сюда, – шепнул Понтус и указал на большой сиреневый куст у двери. – Если спрячемся там, они нас не увидят, а мы посмотрим, куда они пойдут.
Они опустились на колени и залезли в густые заросли: сквозь листву отлично просматривалась калитка. В их укрытии было сыро и грязно, Расмус почувствовал, что джинсы становятся ещё мокрее и чернее, чем были, и представил, какие выводы сделает утром мама, когда увидит его. Утром… А ведь уже и было утро. Он взглянул на часы. Была половина четвёртого, и Расмус начал опасаться, что не успеет вернуться к завтраку. Но воры с Растяпой тоже должны были поторопиться. Воры с Растяпой… От этой мысли Расмус стал кусать кулаки.
Но не успел он додумать её до конца, как на тропинке послышались шаги – Понтус тоже их услышал. Друзья придвинулись друг к другу, не смея даже перешёптываться. Сквозь листву, напряжённо замерев, они смотрели, как Альфредо и Берта приближаются к калитке. Берта несла под мышкой большой свёрток – Растяпа даже не скулил. Что, если они его уже… Расмус беззвучно заплакал.
– Делай вид, будто несёшь моей сестре картошку, – буркнула Берта Альфредо, когда тот проходил мимо куста сирени.
Но Альфредо был совершенно не похож на усердного продавца, который в половине четвёртого обходит покупателей на случай, если им вдруг приспичило картошки с утра пораньше. Он походил на того, кем и был: на негодяя, которому незнакомы страх или жалость. Больше того, он был уверен, что всё отлично устроилось. Альфредо безмятежно прошагал за калитку, оставив позади Берту, которая едва за ним поспевала.
Папа замолчал. Расмус с нетерпением ждал продолжения.
– У фон Ренкенов, – воскликнул папа, тут уж и Приккен округлила глаза и навострила уши. – В жизни такого не слыхал! Да, да, пулей лечу!
И он действительно пулей влетел в кухню.
– Барона ограбили, унесли подчистую всё серебро… Чёрт-те что!
Папа отхлебнул почти кипящего кофе и вскрикнул от боли:
– Гром и молния, какой там кофе, мне пора в участок! – И бросился к двери.
Он нахлобучил форменную фуражку, на мгновение притормозил, встал по стойке «смирно» и отдал честь:
– Боже, храни короля… К обеду не ждите!
Папа исчез, а мама, не успевшая вставить и слова, встала со стула и изумлённо посмотрела ему вслед.
– Боже, храни короля… от Патрика Персона! – сказала она и покачала головой.
Мама налила себе кофе и села рядом с Приккен.
– Бедный барон, подумать только, всё серебро! А говорят, у него в коллекции был такой чудесный кофейник. Верно, и его тоже украли.
– И слава богу, – буркнула Приккен.
– Что это ты такое говоришь? – удивилась мама. – Слава богу, что воры…
Но Приккен прервала её:
– Мамочка, у меня аллергия на кофейники, ты ведь знаешь… Стоит про них заговорить, как я сразу же вся чешусь.
Мама недоумённо глянула на неё, но ничего не сказала.
«У меня тоже аллергия на кофейники, – подумал Расмус. – А ещё на воров, ярмарку, аттракционы и толстую Берту».
И отправился в школу.
– Не одолжить ли братцу Понтусу пару спичек, веки подпереть? – поинтересовался на уроке арифметики господин Фрёберг. – Что, братец Понтус плохо спал нынче ночью?