– Плохо, – честно признался Понтус.
Расмус стоял у доски и сражался с примером на умножение. Ему тоже не помешала бы пара спичек. Весь день хотелось то спать, то плакать, а это был последний урок, на нём и обычно-то трудно усидеть, а уж если ты накануне всю ночь гонялся за ворами… Всё, что говорил учитель, сливалось в неразборчивый гул.
Господин Фрёберг оценивающе посмотрел на каракули на доске и недовольно покачал головой:
– Странные дела. К концу мая даже самые отменные лентяи превращаются в прилежных учеников, один только Расмус Персон, верно, не знает, что у нас через две недели экзамен.
Расмус, конечно, об этом знал, и в обычное время оценка по математике его бы очень волновала, – но сейчас ему было всё равно. Он думал только о Растяпе и не мог дождаться конца уроков, чтобы бежать с Понтусом к Эрнсту.
– Я у него кое-что спрошу, – сообщил он Понтусу, когда они подходили к вагончику в сиреневых кустах, назначенному Эрнстом в качестве места встречи.
– Ну и мы так же запечатаем.
– Так же не получится. Это, наверное, была иностранная денежка… Эрнст подозрительный, как старый козёл!
Ребята осматривали сумку, сквозь ткань прощупывали серебро, и очень жалели, что нельзя его увидеть.
Расмус ещё немножко подумал.
– Слушай-ка, – наконец произнёс он, – а если распороть сумку, а потом снова зашить?
Понтус хихикнул:
– Можно продать идею Альфредо, вот тогда Эрнст останется с носом со своей печатью!
Господин Фрёберг частенько говорил, что мыслящие люди вращают Землю. И сейчас Понтус не сомневался, что речь шла именно о Расмусе.
– Расмус, ты у нас голова! – воскликнул он. – А я – я тот, кто сейчас побежит за ножницами, иголкой и ниткой!
Так он и сделал. И ребята взялись за работу. Расмус аккуратно распорол сумку, и когда они вывалили на пол её содержимое, в подвале госпожи Андерссон воцарилась почтительная тишина.
– Ёлки-палки, – выдохнул наконец Расмус.
Это была, вне всякого сомнения, самая большая коллекция серебра в мире. Тут имелись бокалы и бокальчики, чайники, подсвечники и табакерки, маленькие изящные солонки, сахарницы, сливочники и тот самый кофейник, на который у Приккен была аллергия и в который Альфредо ставил сиреневую ветку.