Паскаль смахнул слезы тыльной стороной ладони. Коридор перед ним заканчивался тупиком. На стенах мерцали факелы, отбрасывая причудливые тени на серые стены. Он слышал за собой приближающиеся шаги. Он оглянулся через плечо, паника сдавила ему грудь. Наверное, стражи уже подключились к поиску. Как только они поймают его, способа скрыться не будет.
Паскаль подергал первую попавшуюся дверь, но та была заперта. Он помчался по коридору к следующей, потом к еще одной и еще, но все бесполезно. Выхода не было.
– Пожалуйста, пожалуйста, откройся, – прошептал он, подходя к двум последним. Шаги раздавались эхом по коридору.
– Он, наверное, сюда пошел, – раздался голос Баша.
– Где он? – кричала Кенна. – Паскаль, вернись!
Если он не найдет выход, если не сможет сбежать, его тут схватят. Потому что спрятаться негде. Он подошел к последней двери с ржавой ручкой. Она повернулась под его рукой. Он выдохнул, по щекам катились слезы. Он не знал, что с той стороны, но он воспользуется возможностью. Он открыл дверь и шагнул внутрь.
Паскаль прижался спиной к стене, переводя дыхание и пытаясь стоять спокойно, чтобы она не заметила его. Когда он вошел в комнату и увидел даму, то замер. Он думал, что узнал одну из подруг Кенны. Вдруг она слышала, как в конце коридора кричали Кенна и Баш. Если она увидит его, то позовет Кенну и стражу.
С ней был седовласый мужчина. Его звали лорд какой-то. Это все, что знал Паскаль. Он стоял прямо за ней, держа руки на ее спине.
– У меня не так много времени, – сказала светловолосая девушка. – Я обещала Марии, что буду спать в ее покоях. Я здесь только, чтобы переодеться в ночную сорочку.
– Придумай что-нибудь. Любая из ее служанок может сделать это. Что не так, Грир? Скажи мне.
– Мне просто нужно передохнуть. Нострадамус и его предсказания, – сказала Грир, ее глаза были полны слез. – Я бы хотела отрицать их как глупые предрассудки, но он был прав насчет смерти Эйли. Он предсказал все до малейшей детали. А теперь Мария.
– Мы не знаем, правда ли это, – сказал лорд. – Кроме того, для ее защиты есть стража. И ты будешь с ней в ее комнате. Будут входить и выходить служанки. Ничего с ней не случится.
– Откуда ты знаешь? – спросила Грир.
Она склонилась над раковиной и стала плескать холодную воду на щеки.
Паскаль воспользовался удачным моментом и начал двигаться вдоль стены. Он не был уверен, заходил ли он в эту комнату раньше. Однажды в дождливый день Кенна была со своими подругами, ему стало скучно, и он обнаружил секретные проходы внутри дворца. Ему казалось, что один из них есть в этой комнате. Все эти спальни выглядели для него одинаково, но гобелен со львом как будто был знаком. Лев выгнул хвост и обнажил клыки. Он стоял на задних лапах в центре богато украшенной золотой ткани.
Паскаль старался не шуметь, опасаясь скрипа каждой половицы, на которую ступал. Но светловолосая леди Грир вроде бы не замечала, что в комнате что-то происходит. Он скользнул за гобелен со львом и почувствовал под пальцами холодный камень. Это было здесь, должно было быть.
– Я не могу потерять ее, – сказала Грир седовласому мужчине. – Я не выдержу. Она мой самый близкий друг здесь, и теперь после речей Нострадамуса, как я могу позволить себе покинуть ее хоть на мгновение?
– Ты и не упустишь, – сказал мужчина. – Будь сильной и пригляди за ней. Ты самая храбрая среди людей, которых я знаю, Грир.
Паскаль нащупал рычаг и потянул. Секция стены сдвинулась с места, и впервые после кошмара он почувствовал, как расслабился. Когда он жил с родителями в деревне, то боялся темноты. Но он едва помнил это. После времени, проведенного с Тьмой, его пугал свет. Он чувствовал себя комфортно только в потемках. В темноте можно не закрывать глаза, потому что никогда не увидишь вещи, которые не хочешь видеть.
Пока он шел вниз по ступеням, Кенна и Баш оставались все дальше и дальше. Свет из комнаты, который пробивался сквозь гобелен, становился слабее с каждым его шагом. Он быстро и уверенно спускался во тьму.
Под его пальцами были влажные стены. Он слышал звук капель вдалеке. Пахло плесенью, и он был уверен, что вдоль стен за ним шныряют крысы. Но Паскалю не было страшно. Это было привычней, чем слишком мягкая кровать, в которой он спал во дворце, или тяжелые дубовые стулья, на которых приходилось сидеть прямо. Он почувствовал, как улыбается, спустившись до площадки и оглядевшись вокруг. Напротив него было еще три коридора. Столько места, чтобы спрятаться, столько всего можно исследовать.
Он побежал вперед, позволяя башмакам скользить по сырому камню. Он поскользнулся и почти упал, но в одиночестве ощущал себя легко и свободно. Он посмотрел вверх, ему показалось, что в тени кто-то есть, далеко в правом коридоре. Он остановился и прищурился, пытаясь разглядеть.
Фигура зажгла спичку и поднесла ее к свече в своей руке. Она была похожа на девушку, но он не был уверен. На ней было грязное платье, а на лице мешок с прорезями для глаз. Он был готов закричать, когда она опустилась на колени. Что-то покатилось от нее к нему по полу.
Паскаль почувствовал, как оно ударилось о его ногу. Он посмотрел вниз и увидел голубой мраморный шарик. Он поднял его и покрутил в пальцах.
– Иди, – сказала она. Теперь Паскаль мог сказать, что это была девушка, ее голос был нежнее мужского. Он наклонил голову, изучая ее. Если она тоже была тут, внизу, возможно, она знала какие-нибудь секреты, тайные места, которые он сам не мог найти.
– Иди и поиграй со мной, – сказала девушка. Затем она двинулась дальше по коридору, освещая свечой себе дорогу.
Паскаль крепко сжал шарик и последовал за ней, переходя на бег.
Глава 7
Мария мерила комнату шагами, сжав кулаки. Ее покои уже были приготовлены ко сну. Горели лишь две свечи, в камине тлели угли. Служанки расчесали ее волосы. Кирстен и Сесиль помогли ей надеть ночную рубашку, а Лиззи приготовила постель, разложив подушки так, как нравилось Марии. Все было готово к приятному ночному отдыху, но Марии было совсем не до него.
Она не могла собраться с мыслями, и каждый раз, когда садилась больше, чем на минуту, снова вскакивала, не в силах справиться с волнением. Она проверила и перепроверила секретную дверь, убедившись, что та закрыта. Подперла стулом дверь балкона, чтобы никто не смог проникнуть в комнату.
– Мария, – сказала Грир, свернувшаяся калачиком на ее кровати. – Пожалуйста, успокойся. Ты сойдешь с ума, гадая, правдиво ли пророчество. Тебе нужно поспать. Тебе нужен отдых.
– Но как я могу? – Мария присела на кушетку, обитую красным бархатом. В лучшие времена она любила лежать здесь и смотреть в окно. Она представляла себе жизнь с Франциском, детей, которые будут у них, счастливое и безопасное будущее. Теперь это казалось глупыми мечтами.
– Ты бы смогла отдыхать, если бы тебе сказали о твоей неминуемой кончине? – голос Марии дрогнул на последнем слове.
Она вздохнула, в тишине комнаты она слышала их, деревенских за воротами. Они не сдадутся. Некоторые просили о помощи. Другие требовали еду. Мария подошла к окну и посмотрела на дворцовые стены. Она могла видеть их лица, освещаемые факелами, деформированные и страшные. Теперь она их понимала. Что значит чувствовать приближение смерти, ее неминуемость. И это было мучительное чувство.
– Кто бы ни пытался навредить тебе, не преуспеет, – сказала Грир. – Я им не позволю. Сегодня ночью я останусь с тобой. За дверью отличная дворцовая стража. Обещаю, мы сделаем все, чтобы быть уверенными, что с тобой ничего не случится.
– А как же Эйли? – сказала Мария. – Ты же помнишь, что предсказал Нострадамус, ты слышала…
– Я не могу потерять тебя, – сказала Грир. – И не потеряю.
Мария слышала уверенность в ее голосе. Из всех ее друзей Грир была самой сильной и самой практичной. Ее слова успокаивали Марию, хотя и чуть-чуть. Она прошла от окна к кровати и села рядом с ней.
Она и ее дамы часто лежали так на кровати, особенно когда они были новенькими при дворе и полны надежд на будущее во Франции. Они были девчонками, которые хихикали, представляли свои первые поцелуи, мечтая о сыновьях дворян, которые иногда приходили на пиры во дворце. А теперь они говорили о планируемых убийствах и пророчествах…
– Просто он казался таким уверенным, – пробормотала Мария, думая о выражении лица Нострадамуса. Она слышала перешептывания тех, кто считал его шарлатаном, одной из марионеток Екатерины. Но Мария научилась распознавать лжецов. Тех, кто врал и заявлял об убеждениях, которых не разделял, но в этом человеке ничего подобного она не замечала. Нострадамус знал, о чем говорил, он верил в каждое свое слово.
– Это моя последняя ночь? – спросила она у Грир, ее голос был едва различимым шепотом. – Хотела бы я, чтобы я не…
– Ты этого хочешь? – спросила Грир мягко.
– Ты думаешь, что лучше знать, когда умрешь? Какая разница? Ты ведь не сможешь вернуться и изменить все. Это просто заставляет меня думать о вещах, что я сделала. О тех, которые я хотела бы никогда не совершать.
Грир посмотрела вниз, потирая щеку пальцами. Когда она вошла, Мария заметила, что ее глаза были красными и опухшими, а кожа покрыта пятнами. Грир настаивала, что все хорошо, даже если Мария знала, что это не так.
– Сожаление – это яд, – наконец сказала Грир. – Если ты можешь изменить что-то, чтобы не жить с ними, сделай это. Ты должна.
Мария посмотрела на свои руки:
– Я просто не могу перестать думать о Франциске. Где он этой ночью? В безопасности ли? А если я умру до того, как он вернется, и больше никогда с ним не поговорю?
Грир покачала головой, но Мария почувствовала, как все сильнее расстраивается. Она больше не беспокоилась, что стража или кто-то еще, проходя по коридору, услышат ее. Ей уже было все равно.
– Что если мы никогда не наладим отношения? Хотела бы я еще раз с ним поговорить. Всего лишь раз. Чтобы мы смогли сказать друг другу все, что хотели.
Грир посмотрела на Марию, затем кивнула:
– Ты сможешь, Мария.
– Как? – спросила Мария с горькой усмешкой. – Ты хочешь, чтобы я поехала за мужем в лес? Они не выпустят меня, даже если я буду умолять.
Грир подошла к столу, достала бумагу и перо и положила их на инкрустированную деревянную поверхность. Затем она вернулась к кровати и кивнула на письменные принадлежности:
– Даже если ты не можешь с ним поговорить, еще не значит, что у вас не может быть беседы. Напиши ему все, что хочешь сказать. Мы можем передать ему весточку. За воротами все еще есть всадники, мы найдем стражника и подкупим его, чтобы тот передал письмо. Нам известно, где в Ванне остановилась Лола, и Франциск скоро должен там быть. Еще не поздно.
– Когда ты стала такой мудрой? – спросила Мария, одарив ее легкой улыбкой.
– Обещаю, ты почувствуешь себя лучше, когда напишешь все это в письме, – сказала она. – И я буду рядом, если понадоблюсь.
Мария кивнула, глубоко вздохнула и пошла к столу. Она уставилась на чистый лист, смахнула накатившие слезы, попыталась прогнать мрачные мысли, тот факт, что она, возможно, пишет последний раз. Эти слова могут стать последними, обращенными к Франциску.
Она погрузила перо в чернильницу. Затем прижала его к пергаменту и начала писать.
«Мой дорогой Франциск,
я в наших покоях готовлюсь лечь спать без тебя впервые за несколько месяцев. Последний раз, когда мы спали врознь, ты был на битве при Кале. Меня же не покидает мысль, что мы продолжаем сражаться в иной войне, в которой нет четких границ.
Я не стану обременять тебя рассуждениями, я знаю, что ты неоднократно заявлял, что не веришь в пророчества, но я провела эту долгую бессонную ночь, размышляя о выборе, сожалениях и сказанных и несказанных словах, гадая, будет ли еще шанс сказать их.
Мне жаль, что я держала беременность Лолы в секрете от тебя. Она просила меня хранить ее тайну, но ты мой муж, и я не должна была ставить ее доверие выше твоего. Думаю, я была расстроена из-за тебя, из-за того, что ты был с Лолой, ревную, что она смогла дать тебе ребенка, а я нет. Может, то, что я утаила от тебя информацию, было тебе наказанием. Не важно, по какой причине, но я бы хотела изменить это. Я бы хотела иметь возможность изменить то, что сделала.
Не могу не думать, что все было бы иначе, если бы ты знал. Наверное, Лола рожала бы здесь, под присмотром врачей. Возможно, в детских покоях поселился бы здоровый малыш. И возможно, ты был бы рядом со мной, и меня бы не захлестывало чувство, что все вокруг рушится. Я могла бы прикоснуться к тебе в нашей кровати и не испытывать страх, что никогда не увижу твое лицо снова.
Но, пожалуйста, знай, что я сожалею о своих действиях. Не знаю, смогу ли простить себя, если что-то с тобой случится. Мы король и королева, но еще мы муж и жена, и, если ты вернешься, о чем я молюсь, мы найдем способ быть вместе.
Люблю тебя всем своим сердцем и молюсь о твоем благополучном возвращении ко мне.
Твоя любовь, Мария».Мария подписала свое имя внизу. Слезы наполнили ее глаза. Она отодвинула листок, чтобы они не упали на него и не размазали чернила.
Глава 8
Франциск натянул поводья, замедляя коня, приблизившись к деревне Ванн. Он поправил капюшон, чтобы скрыть свое лицо. Все тело болело. Это был долгий день, полный волнений и опасностей. Он сделал неверный поворот, выезжая из деревни Марселя, и потерял несколько часов, пытаясь найти дорогу назад на верный путь. Не помогало и то, что распространились новости о чуме. Даже в тех деревнях, до которых она еще не добралась, большинство жителей заперлись в домах и отказывались открывать двери из боязни заразиться. Пришлось самостоятельно искать дорогу.
А теперь садилось солнце. Через несколько часов его застигнет ночь. Язычники снова выйдут на охоту за невинной кровью. Ему нужно добраться до Лолы, до маленького домика, который она описала в письме: красный дом с соломенной крышей и сараем за ним. У Франциска было дурное предчувствие, что если он не попадет туда до утра, то будет поздно. Он знал, насколько тяжелым было ее состояние. Он знал, что она могла умереть. Малыш, их ребенок, может быть болен и умирать вместе с ней.
Франциск поторопил коня, въезжая в деревню. Главная улица была пуста. В деревьях завывал ветер, трещал ветвями, от чего пустынная дорога казалась более зловещей. Хотя Франциск видел дым, поднимающийся из труб, и чувствовал успокаивающий запах домашнего очага, каждая дверь была закрыта и заперта. Каждая штора опущена.
Достигнув окраины деревни, он посмотрел на темные здания между деревьями. Мария сказала, что Лола была в доме у мельницы. В отдалении он заметил высокую каменную башню. Она возвышалась над пшеничным полем, гигантский деревянный крест медленно двигался на ветру. Франциск изо всех сил погнал Чемпиона в том направлении. Приближаясь, он смог разглядеть маленький скромный дом, красный, с сараем рядом.
Добравшись до него, Франциск спрыгнул с коня и привязал поводья к ветке ближайшего дерева. Руки у него тряслись. Его беспокоила мысль о том, что найдет он внутри. Лолу, бледную и истекающую кровью, кричащую от боли? Уже мертвую Лолу, с кожей белой, как у призрака? Лолу с красивым новорожденным? Его ребенком.
Франциск подошел к крыльцу, вдохнул и постучал в дверь. Прошло несколько минут. Он постучал снова, но никто не ответил. Это было неудивительно, после того, что он видел в деревне. Но он проехал такой путь не для того, чтобы сейчас молча развернуться.
– Я приехал к Лоле, – прокричал он и стукнул посильнее три раза кулаком. – Пожалуйста, впустите меня. Она посылала за мной.
Ответа по-прежнему не было. Франциск посмотрел на окна передней части дома: закрыты ставни или нет. Он постучал в дверь снова, пытаясь разогнать тишину леса. Он уже приготовился вышибить ее, когда она с треском распахнулась. На пороге стояла женщина средних лет. Ее темные волосы были собраны, лоб обеспокоенно нахмурен.