Сенаторы пытались увещевать московских послов, призывать к их здравому смыслу, но все было напрасно. Послы стояли на своем. Поляки убедились, что Москва лишь ищет предлог для начала войны, о чем прямо и заявили Григорию Пушкину и другим членам посольства. Переговоры, таким образом, закончились ничем, поставив Москву и Варшаву на грань войны, однако никто из сторон эту грань перешагнуть не собирался. Царское правительство, всегда занимавшее осторожную, выжидательную позицию в отношениях сПольшей и казаками, ограничилось демонстрацией намерения разорвать вечное докончание. Поляки со своей стороны в войне с Россией заинтересованы не были и, наоборот, стремились поссорить царя с Хмельницким.
Запорожский гетман эти известия воспринял с явным удовлетворением, так как внешнеполитическая ситуация складывалась в соответствии с его замыслом. Миссия Ждановича в целом увенчалась успехом. Везиря Мелек Ахмат-пашу Антон Никитич сумел прельстить преспективой возможного перехода Войска Запорожского под протекторат Портыи передачи всех польских территорий по Днестру, правда, не давая никаких конкретных обещаний. В ответ он получил для вручения Хмельницкому гетманскую булаву, а силистрийскому паше были даны указания оказывать казакам военную помощь. Лупул также получил распоряжение выдать дочь замуж за Тимофея. Направляя об этом фирман молдавскому господарю, везирь сказал Ждановичу:
— А если он опять станет вилять, как сучий хвост, то не стану возражать, если гетман оружной рукой принудит его подчиниться воле султана.
Крымский хан, недовольный неисполнением Речью Посполитой своих обязательств по Зборовскому трактату склонялся к союзу с Хмельницким, тем более получив на это прямое указание из Стамбула. В свою очередь и гетман обещал отдать ему весь ясырь на польской территории вплоть до Гданьска. Семиградский князь Юрий III Ракочи, обиженный тем, что не был избран польским королем, исподволь готовился к войне с Речью Посполитой, также оказывая Хмельницкому всемерную дипломатическую поддержку. Своих эмиссаров гетман засылал и в Стокгольм, но правившая там королева Ульрика к противостоянию с Польшей не стремилась, предпочитая жить с Речью Посполитой в мире.
Глава четвертая. Молдавский гамбит
Задумав проучить Лупула и силой заставить его породниться с ним, Хмельницкий понимал, что выходит за пределы своих полномочий, предусмотренных Зборовским трактатом. Ведь между Речью Посполитой и Молдавией действовал мирный договор, который ему, гетману польских вооруженных сил, без ведома короля нарушать было не к лицу. Более того, в случае военной угрозы Молдавии король должен был оказать помощь Лупулу и приказать коронному гетману двинуть войска против казаков. Но с другой стороны, Хмельницкий воевать с ним и не собирался, а рассчитывал лишь припугнуть зарвавшегося господаря. Все же внимание поляков нужно было как-то отвлечь от предстоящего похода в Молдавию и усыпить их бдительность. К весне отношения у гетмана с ханом снова восстановились. Ислам Гирей, соблазненный обещанием большого ясыря, согласился участвовать в молдавском рейде, но подготовку к нему объяснял началом похода против горских племен в предгорьях Кавказа. Для большей убедительности и гетман отправил в донские степи шеститысячный казацкий корпус во главе с Тимофеем и генеральным есаулом Многогрешным. Став лагерем у Миуса в одном переходе от Черкасского городка, запорожцы на вопросы прибывшего к ним посольства донских казаков, отвечали, что ждут подхода крымского хана.
— В поход против горцев собираемся, — флегматично пояснил одному из донских атаманов генеральный есаул[24],-а прикажет хан, так и на вас ударим!
Обеспокоенные донцы отправили станицу с донесением в Москву. Там тоже не поняли в чем дело и, заподозрив Хмельницкого в двойной игре, Боярская Дума направила в Чигирин своего посланника Унковского. К его приезду, Тимофей с Многогрешным уже возвратились к себе в Приднепровье, а гетман был вынужден объясниться с Унковским начистоту.
— Крымскому хану, — прямо заявил он царскому посланнику, — я обязан всеми своим победами. И Зборовский мир тоже заслуга его. Его царское величество, несмотря на мои слезные просьбы, не берет Войско Запорожское под свою государеву руку. Начни я конфликтовать с ханом, на меня ударят с двух сторон и он, и ляхи. Но против его царского величества, защитника и покровителя греческой веры, я никакой подлости не замышляю. Наоборот, хана удерживаю от нападения на московские украйны. А что касается турок, то у нас с ними мир. Султан обязался придти к нам на помощь в случае нападения ляхов в ответ на то, что Войско Запорожское не будет совершать против Турции морские походы. Разговоры же о нашем возможном переходе под протекторат Турции не более, чем дипломатическая игра.
Не стал скрывать Хмельницкий и своих планов относительно Лупула.
— То частное дело наше с ним, — сказал он Унковскому, — слегка пугну молдавского господаря, пусть слово держит, а не плетет интриги с ляхами против нас. Заодно и татар вместо московских украин на молдован перенацелю.
Унковскому была совершенно безразлична судьба далекой Молдавии, поэтому по возвращению в Москву он доложил, что гетман остается верным царю Алексею Михайловичу, но вынужден сохранять союз и с Ислам Гиреем, которому обязан своими победами над поляками.
Понимая, что Хмельницкий в сложившейся ситуации вынужден хитрить и идти на всякого рода компромиссы и с турками и, особенно, с татарами, Москва, в то же время, все еще не была готова к решительному шагу — присоединению Войска Запорожского к своему государству. Поэтому царское правительство продолжало придерживаться выжидательной политики и с пониманием относилось к сложному положению, в котором оказался запорожский гетман.
Основным качеством Хмельницкого, выработанным за долгие годы военной службы, являлись скрытность и осторожность. Обладая, как и все казаки, буйной натурой, он в бытность свою сотником, а позднее войсковым писарем, привык сдерживать и контролировать свой характер, не давая воли проявлению своих истинных чувств. Обладая врожденной коммуникабельностью и артистическими данными, Богдан очень часто говорил совсем не то, что думал, но заставлял окружающих верить в свою искренность. После первых побед над поляками, он на некоторое время перестал себя контролировать, проявлял высокомерие, нетерпимость и грубость, но после Зборовского мира вновь стал собранным и сдержанным в высказываниях. Своими планами он зачастую не делился даже с генеральной старшиной и с того времени в казацкой среде пошла гулять поговорка: «Никто того не знает, о чем пан гетман думает, гадает».
Так и сейчас, тщательно спланировав поход в Молдавию, Хмельницкий скрыл свой замысел даже от ближайшего окружения. Послав в июле приказ брацлавскому полковнику Нечаю навести в районе Ямполя три моста через Днестр и обеспечить их тщательную охрану, гетман одновременно отобрал из всех шестнадцати казацких полков в общей сложности шесть тысяч казаков, причем полковники были уверены, что намечается поход в Подолию. Сосредоточив этот шеститысячный конный корпус в районе Чигирина, гетман заблаговременно вызвал в ставку генерального хорунжего Петра Дорошенко, полтавского полковника Мартына Пушкаря и наказного полковника Тимофея Носача.
— Каждый из вас, — деловито сказал он, — получит командование над двумя тысячами казаков. Два дня на подготовку, затем разными дорогами скрытно выдвигаетесь к Ямполю. Там вас будет ждать Нечай. Соединившись у Ямполя, дальнейшие инструкции получите от него. Ямпольскую шляхту не обижать, никакого мародерства не допускать под страхом смерти.
Поняв, что аудиенция окончена, полковники, поклонившись Хмельницкому, покинули кабинет.
Петро за последний год заметно повзрослел и сейчас вряд ли кто узнал бы в этом представительном значном казаке того двадцатилетнего паренька, который три года назад вместе с будущим гетманом бежал на Сечь. Систематические занятия боевым гопаком закалили его тело, а в искусстве фехтования его превосходили разве что Серко и Богун. При высоком росте, великолепно развитой мускулатуре, и атлетической фигуре, он сохранил юношескую гибкость. Черты смугловатого лица приобрели твердость, а во взгляде черных магнетических глаз читалась неукротимая энергия и сильный волевой характер. После женитьбы Петр почти не встречался со своим учителем и побратимом — Иван большую часть времени выполнял какие-то тайные поручения Хмельницкого то на Запорожье, то еще где-то. Об этом не принято было говорить, но Дорошенко догадывался, что его наставник возглавляет при гетманской канцелярии нечто вроде разведки и контрразведки. В отстутствие своего гуру Петр не рисковал заниматься с кем-либо бесконтактным боем, но все же иногда, выбрав укромное местечко, заставлял себя войти в состояние транса. Постоянные занятия медитацией с течением времени развили у него способность входить в это состояние почти мгновенно.
Произошли и изменения в его казацком статусе. После Зборовского мира Хмельницкому пришлось сократить количество полков до шестнадцати, поэтому он назначил Дорошенко генеральным хорунжим, а по существу тот пока выполнял особые поручения гетмана.
Как человек, входивший в круг ближайших доверенных лиц Хмельницкого, тем более являясь старинным другом Тимофея, Петр довольно ясно представлял цели и задачи предстоящего похода к Ямполю, но ни Носачу, ни, тем более Пушкарю, об этом ничего не сказал, хорошо зная, что у гетмана повсюду «глаза и уши». Не стал он ничего говорить и Верныдубу, своему верному помощнику, с которым не расставался со времени памятных событий в Чигирине, просто отдав распоряжение заняться подготовкой к дальнему походу.
— Завтра на закате выступаем, — коротко сказал он. — При себе каждому иметь запас продовольствия и фуража на неделю. Лишнего ничего не брать.
К исходу следующего дня Дорошенко лично проверил подготовку своего отряда к походу и остался доволен. Верныдуб постарался на славу, вид у казаков был молодцеватый, снаряжение подогнано, кони сытые. На каждую пару казаков имелась вьючная лошадь, на которую было загружено два пуда овса для коней, мука, сушеная рыба, котлы для приготовления пищи, запас подков, лопаты, мотыги. На трех человек предусматривалась подменная лошадь, как пояснил Верныдуб, «на всякий случай».
Когда солнце скатилось к самому горизонту, Дорошенко вскочил на своего коня и, тронув острогами его бока, крикнул: «Гайда!». Отряд двинулся вперед, постепенно переходя с шага на рысь. За ночь по холодку прошли около сорока верст, и к утру остановились на отдых в одной из зеленых дубрав. Расседлав и стреножив коней, казаки отправили их пастись под надзором коноводов, а сами быстро перекусили сушеной рыбой и саламатой, а затем, подложив под головы седла, улеглись спать на расстеленных попонах.С наступлением сумерек поход продолжили. Дорошенко знал, что в Каменце, на границе казацкой территории стоит коронный гетман Николай Потоцкий, недавно освободившийся из татарского плена, люто ненавидевший казаков, поэтому старался соблюдать максимальную осторожность. Если бы Потоцкому стало известно о том, что войска Хмельницкого готовятся к вторжению в союзную Речи Посполитой Молдавию, он просто обязан был пресечь эту попытку, а учитывая, что от Каменца до Ямполя всего сто пятьдесят верст, ему это было нетрудно осуществить, тем более, что он располагад довольно крупными силами.
Поэтому Петр вел свой отряд, избегая крупных городов, оставил в стороне Умань, Ладыжин и Бершадь, старался передвигаться только по ночам, что было кстати, учитывая жаркое время года, и на исходе восьмых суток прибыл к Ямполю. Почти одновременно туда же подтянулись полки Носача и Пушкаря. Однако, Нечай к их удивлению никаких инструкций о дальнейших действиях не передал, предложив лишь разбить лагерь верстах в трех от Ямполя и расположиться на отдых. Обескураженные полковники возвратилиськ себе в недоумении, но все стало ясно на следующий день, когда к их лагерю подошел двадцатитысячный татарский чамбул во главе с Карачи — мурзой. С татарами прибыл и сам Хмельницкий.
Не теряя времени гетман выступил с краткой речью перед казаками, объяснив, что их задачей является совершение рейда к Яссам.
— В Ямполе шляхту не трогать, — особо подчеркнул он, — перейдем Днестр, мирных молдован не обижать, они такие же сиромахи[25],как и мы. Солдат молдавского господаря, если окажут сопротивление, по возможности разоружать и максимально избегать кровопролития.
Полковникам Хмельницкий отдельно объяснил, что татарский чамбул будет действовать самостоятельно:
— Карачи-мурза прикроет нас с севера и в случае чего преградит дорогу войскам Потоцкого, если он вздумает поспешить на помощь Лупулу. Конечно, татары пограбят молдован, но тут уж ничего не поделаешь.
Носач, Пушкарь и Дорошенко переглянулись между собой, отдав должное изяществу спланированной гетманом операции. Действительно, как бы коронному гетману не хотелось помочь молдавскому господарю, вряд ли он рискнет вступить в сражение с татарским воинством, учитывая, что между крымским ханом и польским королем действует соглашение о мире и взаимопомощи.
— Но и нам нельзя особенно расслабляться, — подчеркнул Хмельницкий. — Быстрота и еще раз быстрота — вот залог успеха. Нельзя допустить, чтобы Лупул удрал из Ясс. Мы должны действовать молниеносно.
Но, как известно, человек предполагает, а один лишь Бог располагает, и даже хорошо продуманным планам не всегда суждено осуществиться в точном соответствии с замыслом. На рассвете следующего дня шеститысячный казацкий корпус перешел по наведенным брацлавским полковником мостам Днестр и, захватив Сороки, неудержимой лавиной устремился к Яссам, почти не встречая сопротивления на своем пути. Однако как ни стремительны и резвы были казацкие кони, молва опережала их бег. Едва первые слухи о том, что Хмельницкий занял Сороки и появился на просторах Молдавии дошли до Ясс, Лупул, не желая испытывать судьбу, забрал семью и устремился к Сучаве, надеясь отсидеться за стенами этой мощной крепости до подхода войск Николая Потоцкого, которому написал слезное письмо о помощи. Беглый господарь напоминал коронному гетману об обязательствах Речи Посполитой по оказанию ему военной помощи, жаловался, что Хмельницкий и татары вынудили его оставить свою столицу и искать убежище на чужбине.
Запорожский гетман не сомневался, что Лупул поступит именно так, поэтому послал Дорошенко к Сучаве в качестве парламентера, когда сам еще находился в Яссах.
— Передай господарю мое письмо, Петро, — сказал он молодому хорунжему, — а на словах объясни, что мы не собираемся отнимать у него Молдавию. Мы предлагаем мир, дружбу и союз, скрепленный браком Тимоша с его дочерью.
Лупул, уверенный в том, что коронный гетман придет к нему на помощь, встретил посла Хмельницкого с плохо скрытой враждебностью.
— Гетман предлагает мне дружбу, — надменно произнес он, бегло пробежав глазами врученное ему Дорошенко послание, — но разве добрые друзья приходят в гости незваными и выгоняют хозяина из собственной хаты? Пусть казаки сначала возвратятся к себе на Украйну, а потом уже будем вести речь о свадьбе, как заведено исстари, со сватами, а не с пушками.
— Ну, что же, — пожал плечами Хмельницкий, когда возвратившийся в Яссы генеральный хорунжий доложил ему о результатах поездки в Сучаву, — я и не надеялся на его благоразумие. Значит, будем гнать его и дальше, как зайца.
Узнав о том, что казаки двигаются на Сучаву, Лупул решил было бежать в Хотин, но в это время прибыл гонец с посланием от Николая Потоцкого. «Ты просишь меня о помощи, — писал в сильном раздражении коронный гетман, — будто не знаешь, сколько мук и страданий я претерпел от этого изменника сам. Он и сына моего погубил и мое войско разбил, а самого меня неделю держал прикованным к пушке. После этих издевательств отдал меня Тугай-бею и только по милости хана и за большой выкуп, я освободился из плена. Белонна сейчас на его стороне и фортуна ему покровительствует больше чем нам…». Потоцкий в письме лукавил, он поначалу отдал приказ выступать на помощь Лупулу,но, узнав, что на его пути стоит двадцатитысячный татарский корпус, не рискнул покинуть Каменец.
Между тем, передовые казацкие отряды уже подошли к Сучаве, перекрыв дорогу на Хотин, и незадачливый господар вынужден был покориться судьбе. Встретившись с Хмельницким, он подтвердил свое обещание выдать дочь за Тимофея, но попросил отсрочки, ссылаясь на ее юный возраст. Также он клятвенно обещал не вмешивать поляков в свои отношения с Войском Запорожским и не интриговать против казаков. Удовлетворенный достигнутой победой, Хмельницкий возвратился в Чигирин, а Карачи-мурза, захватив большой полон из молдаван, отправился к Перекопу. Теперь, обезопасив себя со стороны Турции и Крыма, а также получив какую-никакую поддержку от Лупула, запорожский гетман чувствовал себя в относительной безопасности. Кроме того, за его спиной стояло Московское государство, на территории которого Войско Запорожское всегда моглоукрыться в случае военной неудачи.