– Дура толстая! – заверещала та, пытаясь выпрямиться и лягнуть противницу. – Корова! Лахудра! Чтоб тебя клопы сожрали! Чтоб тебе в сортир провалиться!
У нее получилось вцепиться мексиканке в вырез платья. Раздался треск. Д.Э. громко ахнул: на мексиканке не было корсета. Мэй Спенсер знала свой интерес, заботясь о Лоле лучше родной матери.
– А я думала, мои цацки здесь! – Ширли всплеснула руками. – Оль райт, никакого беспокойства!
Бывшая обитательница шикарного борделя схватилась за подранное декольте и выругалась, длинно и заковыристо.
Девицы снова сцепились. Они явно вознамерились переломать друг другу руки, а если получится, то и все кости. Джейк примерился, осторожно вытянул ногу и резко пнул Ширли в каблук. Ширли, мертвой хваткой вцепившаяся в Лолу, запнулась, обе растянулись на полу, а Д.Э. приготовился все отрицать. Растрепанные амазонки вскочили.
– Мэй Спенсер… – продолжала мексиканка, яростно дыша и смущая бюстом.
– Да иди ты со своей Мэй Спенсер!
Мексиканка растопырила ногти, Джейк поднялся, и Ширли живо спряталась за его спиной.
– Пошла вон, – потребовала она из укрытия. – Сейчас же вон пошла!
Мексиканка пожелала ей подцепить триппер, сифилис, – причем, выразительно показывала руками, как именно будет выглядеть лицо Ширли с провалом вместо носа, – проказу, холеру, чуму, получила ночным горшком (к счастью, пустым) в спину, и утекла из комнаты.
– Крысища! – Ширли вынула из корзинки четыре жестянки: две и две.
Нацарапанные куском известки буквы едва просматривались на мостовой. Ветер все время забрасывал надпись пылью, приходилось разметывать ногой. Теперь уже будет некому.
Джейк оглянулся в последний раз и еле устоял на ногах:
– Потише, черт! – буркнул какой-то остолоп. – Офонарели совсем, под ноги не смотрят.
Джейк рявкнул: «Да пошел ты!», но его вдруг схватили его за рукав.
– Господи, – бормотал он спустя минуту, отпуская костлявые плечи компаньона, – тощий, как велосипед, грязный, как последний свинтус и вонючий, как помойный кот!
– Вы бы, сэр, себя лучше понюхали! Такой «Букет Кашмира», за пять футов с ног валит!
От него несло еще гарью, через которую прорывался другой запах – тяжелый, сладковатый, настойчивый.
– Где же, – М.Р. вытер нос рукавом куртки, – где же вас носило, сэр?
Левый его глаз украшал фонарь цвета молодой травки.
Д.Э. небрежно махнул рукой.
– В борделе, сэр.
М. Р. аж челюсть уронил.
– А… О… Ого! Неплохо ты устроился!
– Ты-то, сто миллионов чертей, ты-то где был?
– В опиекурильне, – скромно ответил мистер Маллоу.
– В какой еще опиекурильне? – оторопел Джейк.
– За магазином, в переулке, немножко в сторону от Росс Элли. Ну, где все обо… парк, где конюшни в конце, помнишь?
Компаньоны шли по Монтгомери.
– …перебежал через дорогу назад, – рассказывал Дюк, – тебя нет. Туда, сюда, смотрю – экипажи. Поболтался около. Там говорили, что самое безопасное место – Чайна-таун. Ну, и подумал, что ты наверняка рванешь туда. Ну, и опиекурильня. То есть, кто же там знал, сначала, что это она – подвал и подвал, лишь бы не поджариться. Чуть не скоптился, правда, но это уже потом было, когда сверху занялось. Ну, что ты моргаешь-то так? Легко, думаешь, было через полгорода в сплошной печи пробираться?
Они опять остановились.
– А? – спросил Дюк. – Чего?
– Ты, говорю, пробовал опиум?
М.Р. пошмыгал, вытер рукавом нос. Посмотрел на компаньона.
– Ну? – потребовал тот.
– Сначала, – опять шмыгнул М.Р, – зверски есть захотелось. После второй трубки показалось еще ужасно горько. А потом…
– Сколько их было-то, трубок?
– А? – переспросил Дюк. – Не помню. Много. Там оказалось, что для видений нужно курить что-то долго, и не в один раз. Потом я вроде бы уснул. Проснулся уже утром и…
М.Р. замялся. Молча вывернул карманы и продемонстрировал компаньону.
Д.Э. подумал.
– Саквояж жальче, – высказался он.
– А? Саквояж в курильне, – порадовал Дюк. – Я забрать не успел. Такая толчея была, самому бы выбраться.
– Ладно, – Джейк постарался не огорчиться. – На что это похоже? Ну, опиум.
– На ничего, – подумав, отозвался компаньон. – Ничего не хочешь, ни о чем не думаешь, ничего не важно. Вроде бы в этом и есть весь фокус. Я, в общем, потому и решил попробовать. Чтобы умирать было не так страшно. Что ты опять уставился? Я бы на тебя посмотрел! Чего?
– Говорю, башкой почему вертишь все время!
– Оглох, – пожаловался М.Р. – Левым ухом плохо слышу.
– От грохота, что ли?
– Да опиум, наверное. Надеюсь, не навсегда. Эх, денег жалко! Что, интересно мне, нам теперь делать?
Но Д.Э. считал мелочь.
– Что делать, что делать, ужинать идти! Пошли скорее, мне за хлебом надо успеть, пока еще раздают.
* * *Спустя меньше часа, после того, как компаньоны пришли в бордель, и притащили для М.Р. кровать из ближайшей пустой комнаты, и Джейк представил компаньона девицам, и все ужасно развеселились, и устроили настоящий праздник из хлеба, вина, купленных по случаю торжества шоколадных конфет, консервированного горошка и сушеных вишен, Мармадьюк Маллоу блистал в обществе. Шутки и анекдоты лились из него, как вода из шланга.
– А как мы нашлись в этом адском котле! – продолжал фонтанировать он. – Дамы, это судьба!
Рассиропившиеся дамы дружно подтверждали, что да, так оно и есть. Можно было подумать, что это кто-то другой час назад проковырял человеку в голове дыру вопросами стеснительного свойства.
– Он же каждый день ходил на то место! – Ширли дергала М.Р. за рукав. – Каждый Божий день, понимаешь? Понимаешь ты это или нет?
– Ангель, ангель с вами! – плакала Лола, прикладывая к накрашенным глазам грязный кружевной платочек.
Джейк, развалившийся с сигаретой в кресле, только диву давался.
Покончив с историями, М.Р. спросил, нет ли пианино, узнал, что пианола погребена в обломках на первом этаже, и, ничуть этим фактом не огорчившись, вдохновенно играл рэгтаймы прямо на столе. После третьего стакана компаньоны дуэтом исполнили «Господи, меня обокрали!» и «Сундук мертвеца».
– И этот человек стеснялся подойти на улице к девице и спросить «сколько»? – поинтересовался Джейк негромко.
– А я и сейчас стесняюсь, – в полный голос ответил М.Р., неверной рукой доливая ему вина.
Он опять набрался в своей обычной манере: никто и не заметил, как ему удалось в один момент из абсолютно трезвого сделаться совершенно пьяным.
– Стесняться? Нихт стесняться! – Ида обняла М.Р. за плечи. – Чего стесняться наш котьеночек?
Джейк уже собрался выручить застигнутого врасплох компаньона шуткой, но тот неожиданно улыбнулся и опустил свои девчачьи ресницы: – Угадаете, мисс?
– Ах ты, мальенький бесстыдник! – Ида, нагнувшись, чмокнула М.Р. в щеку (которую тот с готовностью подставил), и увела с собой.
– Вот черт! – завистливо пробормотал Д.Э.
За дверью прокашлялись. Вошел, прижимая к груди шляпу, высокий, узкий, застегнутый на все пуговицы скромного серого костюма, человек. Усы его извиняющееся шевелились.
– Все еще ничего не нужно, мисс Страусс?
– Издеваетесь? – Ширли заботливо закрыла коробку с конфетами. – Кому мы теперь нужны?
Человек медленно опустился на стул. Пристроил шляпу на коленях.
– Людям стало не до веселья, – сообщил он скорбно.
– Да вы что! – хмыкнула Ширли, и налила вина в подвернувшийся бокал.
Человек посмотрел на Джейка и грустно сказал:
– Козебродски. Морис Козебродски.
Искатель приключений с интересом обозрел гостя от печальных глаз с покрасневшими белками до стоптанных курортных туфель с дырочками.
– Джейк Саммерс.
– Вот, полюбуйтесь!
Козебродски достал из кармана пачку фотографических карточек.
– Я обошел весь город – и что вы думаете? Ни одного клиента! Ни единого. Это какой-то кошмар. Апокалипс! Никому больше не нужны развлечения! Они хотят только есть, пить, и чтобы крыши домов не валились им на голову! Дожили!
Джейк чуть не выронил картинки.
Фотограф отобрал у него пачку и выдернул несколько штук.
– Взгляните, какая прелесть. Ну, как? Вот эту посмотрите. И эту. И…
– Ширли! – ахнул Д.Э. – Это же ты!
– Хоть бы в жизни так выглядеть, – отозвалась девчонка, заглядывая ему за плечо. – Здорово делает, правда?
Д.Э. только мычал. Наконец, отдал карточки фотографу.
Карточки быстро спрятали в кармане пиджака.
– Молодой человек, молодой человек! Я показал бы вам такие вещи! Я делал этому богоугодному заведению карточки для волшебного фонаря. Эх, какой был успех! Но он, как ни жаль, похоронен под всеми этими руинами.
– Это на первом этаже, что ли?
Д.Э. бесшабашно улыбнулся, и, не успели его ухватить за руку, ссыпался вниз по лестнице.
– Ой, дурак! – Ширли хлопнула себя по щекам. – Стой, ну-ка стой, угробишься ведь!
– Ни за что! – донеслось с лестницы.
Ширли выругалась, сунула босые ноги в туфли и рванула следом.
– Стой, кому говорят!
В темноте пахло дерьмом и штукатуркой, пыль попадала в нос и рот, оседала на ресницах.
– Ой, дурак! – шепотом причитали под локтем. – Тут же ступенек нет! Пошли, говорю, назад!
Джейк остановился.
– М-не-а, – помотал он головой, поймал Ширли за руку и заставил спрыгнуть вместе с собой.
Девчонка визжала, как поросенок, а этот засранец смеялся.
– Эй! – послышался сверху голос М.Р. – Уводите его оттуда! Его, пьяного, на подвиги тянет!
– Ну, какие, сэр, подвиги! – откликнулся Д.Э., задирая голову. – Нормальное дело! Тоже еще, подвиги нашли!
Обломок потолка не только размозжил пианолу. В комнате Иды был теперь интересный провал в полу. Та относилась к нему философски и даже навострилась извлекать пользу: выбрасывала в провал мусор. М.Р. туда сам чуть не сверзился, – в темноте, да когда такая качка, – Ида удержала.
– Какой вы скромный, сэр! – хмыкнул он.
– А вы думали!
– Ида, ну пусти! – отбивался Дюк. – Пусти, кому говорят! Компаньон, она меня щекочет! Ай, спасите!
Послышался шум, «майн Готт!», «Доннерветтер!», посыпалась штукатурка, потом шмякнулось, и внизу образовалась свалка: – Куда ж ты лезешь, балда! Шеи не жалко?
– Я как лучше хотела!
– Осторожно! Зачем вы меня роняете! Вы сломаете мне ноги!
– Ты бы лучше с руки моей сошел, умник!
– Показывай давай, – потребовал Джейк.
Его еще шатало. Козебродски, кряхтя и охая, поднялся тоже.
– Мой костюм! Вы знаете, что это за костюм? Вы не знаете, что это за костюм!
– Там, – Ширли показала рукой, и отряхнула рукав в темноте, – вон, в углу, где пианола.
– Ой! – М.Р., одновременно споткнулся и обрадовался, приземляясь на предмет, который с первого взгляда принял за буфет на высоких гнутых ножках, – музыкальный автомат!
Он попробовал бросить в щель десять центов – все равно теперь не деньги, но монетка со звоном вываливалась.
Ида забрала ее, послюнявила, бросила в щель и врезала автомату под дых. Тот скрипучим голосом, с середины, завел рэгтайм.
– Полный, наверное, – предположил Джейк. – Сейчас откроем.
– Разбежался, – отмахнулась Ширли. – Смит еще тогда все выгреб. Он так каждый день делал.
– Это хозяин, что ли?
– Был хозяин, молодой человек, – охотно откликнулся, отряхивая лацкан, фотограф, – пока не отправился на небеса. Кого здесь только не было! Мадам Клотильда – ах, какая была женщина! Золотое сердце. Пятнадцать штук барышень – прелестные, некоторые совсем девочки, самой младшей всего четырнадцать. Кухарка – ах, какая была кухарка! Золотые руки! Прислуга – вы не видели комнат в других домах, иначе поняли бы, что я имею в виду. В баре – самый лучший виски во всем Сан-Франциско! Ну, еще трое очень прытких молодых людей…