Неизменно на север. Я нередко размышлял об этом. Не знаю, сколько прошло лет с тех пор, как римляне оставили Британию. Отец Беокка, мой наставник, говорил, что около пятисот лет. Может, он и прав, но даже тогда, в те давние времена, дозорные пристально смотрели на север. Всегда на север, туда, где скотты — должно быть, тогда они доставляли столько же проблем, как и сейчас. Помню, как проклинал их мой отец, а его священники молились, чтобы их усмирил пригвождённый бог. Меня это всегда удивляло — ведь скотты тоже христиане. Когда мне было восемь, отец позволил мне поехать с его воинами, отправлявшимися в Шотландию, покарать её жителей и угнать скот. Я помню маленький городок в широкой долине, помню женщин и детей, молящихся в церкви.
— Не трогайте их! — приказал отец — они в святилище!
— Они же враги, — возразил я, — разве нам не нужны рабы?
— Они христиане, — коротко пояснил отец.
И потому мы только забрали их скот, сожгли множество жилищ и поскакали домой, прихватив ковши, вертелы и горшки — всё, что можно переплавить в кузницах. Но в церковь мы не вошли.
— Это потому, что они христиане, — опять втолковывал мне отец, — разве ты не понимаешь, глупый мальчишка?
Я не понимал. А потом пришли датчане, и конечно, разорили церкви, чтобы забрать из алтарей серебро. Помню, как однажды смеялся Рагнар: «Это так любезно со стороны христиан. Они сложили все богатства в один дом и пометили его крестом! Это очень облегчает нам жизнь».
Поэтому я знал, что скотты — христиане, но кроме того они — наши враги. И когда тысячи римских рабов тащили через холмы Нортумбрии камни, чтобы строить стену, скотты точно так же были врагами. В детстве я тоже был христианином, и помнится, спрашивал отца Беокку, как это другие христиане могут быть врагами.
— Это правда, они христиане, — объяснял мне отец Беокка, — но они ещё и дикари.
Он взял меня с собой в монастырь, в Линдисфарену, и попросил аббата — того, которого спустя полгода безжалостно убили датчане — показать мне одну из шести монастырских книг. Это была огромная книга с хрустящими страницами. Беокка благоговейно перелистывал их и водил грязным ногтем по неразборчивым рукописным строкам.
— А! — сказал он. — Вот оно!
Он повернул книгу так, чтобы я мог прочесть записи, но они ничего для меня не значили, потому что книга была на латыни.
— Эта книга, — сказал мне Беокка, — написана святым Гридасом. Это необыкновенная книга. Святой Гридас — бритт, а книга его рассказывает о нашем пришествии! О том, как пришли саксы! Не любил он нас, — хихикнул Беокка, — ведь мы, конечно, не были тогда христианами. Но я хочу показать тебе книгу потому, что святой Гридас был родом из Нортумбрии и отлично знал скоттов! — Он развернул книгу к себе и склонился над страницей. — Вот! Послушай! «Как только римляне вернулись домой», — переводил он, водя пальцем по строкам, — «немедленно явились полчища грязных скоттов, как чёрные черви, выползающие из расселин в скалах. Они жаждали крови и охотнее прикрывали свои мерзкие лица волосами, чем срамные места одеждой», — Беокка закрыл книгу и перекрестился. — Ничто не изменилось! Все они — воры и разбойники!
— Голые воры и разбойники? — спросил я. Меня заинтересовал пассаж насчёт срамных мест.
— Нет, нет, нет. Теперь они — христиане. Теперь, слава Богу, они прикрывают срамные части тела.
— А раз они христиане, — сказал я, — значит, мы не будем нападать на их земли?
— Конечно будем! — ответил Беокка. — Потому что они должны быть наказаны.
— За что?
— За набеги на наши земли, конечно же.
— Но если мы разоряем их земли, — не отставал я, — тогда, выходит, мы тоже воры и разбойники?
Мне нравилась мысль о том, что мы такие же дикие и необузданные, как ненавистные скотты.
— Ты поймёшь это, когда вырастешь, — отвечал Беокка. Он говорил так всегда, когда не знал, что ответить.
И вот теперь, когда я вырос, я по-прежнему не понимал доводов Беокки о том, что наша война против скоттов — праведное наказание. Король Альфред, которого никто не мог обмануть, часто говорил, что война, бушевавшая по всей Британии, это крестовый поход против язычников, но всякий раз, когда война переходила на земли валлийцев или скоттов, она внезапно становилась чем-то иным.
Она превращалась в войну христиан против христиан, оставаясь такой же жестокой и беспощадной. Священники твердили, что мы исполняем волю пригвожденного бога, а священники скоттов говорили то же самое своим воинам, нападавшим на нас. Конечно, правда в том, что это война за землю. Четыре народа жили на острове — валлийцы, скотты, саксы и норманны — и все четыре жаждали получить ту же самую землю. Священники непрестанно проповедовали, что мы должны драться за нее, ведь она дана нам в награду самим пригвожденным богом. Но когда саксы впервые захватили остров, все мы были язычниками. Выходит, что Тор или Один отдал нам эту землю.
— Разве не так? — спросил я у отца Эадига в ту ночь.
Мы были в надежном укрытии, каменной башне Вилбирига. Нас согревал жаркий огонь очага, а римские стены защищали от дождя и холодного ветра.
Эадиг встревоженно улыбнулся.
— Это правда, господин, Бог послал нас на эти земли, но не старые боги, а единственный истинный Бог. Он нас послал.
— Саксов? Он послал саксов?
— Да, господин.
— Но тогда мы не были христианами, — заметил я.
Мои воины, уже слышавшие всё это раньше, заухмылялись.
— Тогда мы не были христианами, — согласился Эадиг, — но валлийцы, владевшие этой землей до нас, были. Только они были плохими христианами, и потому Бог послал им саксов в качестве наказания.
— И что они такого сделали? — спросил я. — Я про валлийцев. Чем они были плохи?
— Не знаю, господин, но раз Бог нас послал, значит они это заслужили.
— Выходит, они были плохими, — сказал я, — и бог предпочел видеть в Британии плохих язычников, чем плохих христиан? Это как убить охромевшую корову и поменять ее на корову с падучей.
— Да, но Господь нас обратил в истинную веру в награду за то, что мы наказали валлийцев! — убежденно воскликнул он. — Теперь мы хорошая корова!
— А почему бог послал датчан? — поинтересовался я. — Он наказывал нас за то, что мы оказались плохими христианами?
— Вполне возможно, господин, — запинаясь произнес он, как будто не был уверен в ответе.
— И когда ж это кончится?
— Кончится, господин?
— Некоторые датчане тоже покрестились, — объяснил я, — так кого же твой бог нашлет, чтобы наказать их, когда они станут плохими христианами? Франков?
— Там огонь, — перебил нас мой сын. Он отдернул кожаный полог и смотрел на север.
— В такой-то дождь? — удивился Финан.
Я подошёл к сыну. Да, в самом деле, в небе над дальними северными холмами светилось зарево огромного пожара. Огонь предвещал беду, но я даже представить не мог, чтобы воины, совершающие набег, болтались под дождём и ветром в такую ночь.
— Наверное, чей-то дом загорелся, — предположил я.
— И где-то далеко, — добавил Финан.
— Бог кого-то наказал, — сказал я, — вот только какой именно бог?
Отец Эадиг перекрестился.
Какое-то время мы ещё глядели на зарево далёкого пламени, но другие пожары не появились, а через некоторое время дождь погасил и этот огонь, и небо опять потемнело.
Мы сменили дозорных на высокой башне, а потом уснули.
А утром пришёл враг.
— Ты, лорд Утред, — приказал враг, — уйдёшь на юг.
Он явился вместе с утренним дождём. Я узнал об этом, когда дозорный на сторожевой башне застучал железным прутом, служившим нам вместо колокола, возвещающего тревогу. Это случилось примерно через час после рассвета, когда в призрачно-бледных облаках на востоке только показалось тусклое солнце.
— Вон там люди, — сказал мне один из часовых, указывая на север, — пешие.
Я облокотился о башенный парапет, пристально глядя в ту сторону сквозь клочья тумана и дождь. За моей спиной по лестнице поднимался Финан.
— В чём дело? — спросил он.
— Может, там пастухи? — предположил я.
Я не мог ничего разглядеть. Дождь, хоть и стал менее яростным, всё же лил как из ведра.
— Они бежали в нашу сторону, господин, — сказал дозорный.
— Бежали?
— Похоже. Спотыкались.
Я смотрел, но ничего не видел.
— Там были и всадники, — сказал Годрик, второй дозорный, молодой и не особо смышлёный. Всего год назад он прислуживал мне, и в каждой тени ему чудился враг.
— Я не видел всадников, господин, — сказал второй дозорный, испытанный воин по имени Кенвульф.
Наши лошади были уже осёдланы и готовы к дневному переходу. Я размышлял, не отправить ли на север лазутчиков, чтобы узнать, вправду ли там кто-то есть, кто это и чего они хотят.
— Сколько людей вы видели? — спросил я.
— Троих, — ответил Кенвульф.
— Пятерых, — одновременно с ним сказал Годрик, — и двух всадников.
Пристально глядя на север, я не мог разглядеть ничего, только дождь, заливающий папоротники. Клочья ползущего у земли тумана скрывали дальние холмы.
— Наверное, пастухи, — сказал я.
— Там были всадники, господин, — неуверенно проговорил Годрик, — я сам их видел.
Никакой пастух не станет ездить верхом. Я продолжал всматриваться в дождь и туман. Глаза у Годрика моложе, чем у Кенвульфа, но и фантазия у него куда богаче.
— Бога ради, кто же там может быть утром, в такое-то время? — проворчал Финан.
— Никого, — сказал я, выпрямляясь, — Годрику опять померещилось.
— Не померещилось, господин, — искренне заверил Годрик.
— Пастушки, — сказал я, — ни о чём он больше не думает.
Годрик покраснел от смущения.
— Нет, господин.
— Сколько тебе сейчас? — спросил я, — Четырнадцать? Пятнадцать? Я в твоём возрасте только о сиськах и думал.
— И с тех пор почти не изменился, — пробормотал Финан.
— Я их даже не видел, господин, — возмутился Годрик.
— Ты про них опять размечтался, — сказал я и умолк.
Там, на раскисших от дождя холмах, показались люди.
Из низины появились четверо. Они бежали в нашу сторону, отчаянно спешили, и мгновение спустя я понял почему — из тумана галопом вылетели четыре всадника и понеслись наперерез беглецам.
— Открывайте ворота! — крикнул я воинам, охранявшим подножие башни. — Выезжайте навстречу! Приведите этих людей сюда!
Я бросился вниз по лестнице и спустился вниз, как раз когда Рорик привёл Тинтрига. Пришлось подождать, пока затянули подпругу, потом я вскочил в седло и поскакал по склону холма вместе с дюжиной всадников. Финан держался рядом, чуть позади.
— Господин, — крикнул мне вслед Рорик, когда мы выезжали из форта. — Господин!
Он держал в руках тяжёлые ножны с моим мечом, Вздохом Змея.
Обернувшись к Рорику, я наклонился и вытащил меч, не слезая с седла, а пояс и ножны оставил в руках мальчишки.
— Возвращайся в форт, парень.
— Но...
— Возвращайся!
Дюжина моих воинов, которые уже вооружились и были готовы покинуть форт, оказались далеко впереди меня, они скакали наперерез всадникам, гнавшимся за четырьмя беглецами. Но всадники, увидев, что оказались в меньшинстве, бросились прочь, и тогда показался пятый беглец. Должно быть, он прятался в зарослях папоротника за холмом, а теперь выбрался, и вприпрыжку бежал вниз по склону. Заметив это, всадники снова вернулись, на этот раз к пятому беглецу. Тот отпрянул, услышав стук копыт, но скакавший впереди осадил лошадь, спокойно поднял копьё и вонзил острие в спину бегущего. Раненый на мгновение застыл, откинувшись назад, ещё оставаясь на ногах, и тогда второй всадник обогнал его, взмахнул топором, и я увидел, как беглеца внезапно окутал кровавый туман. Человек рухнул наземь, но своей смертью отвлек, задержал преследователей и спас спутников — теперь те находились под защитой моих людей.
— Почему этот безмозглый дурак не остался в укрытии? — спросил я, кивнув в ту сторону, где шестеро всадников окружили упавшего.
— Вот почему, — ответил Финан, указывая на север, где на горизонте из тумана появилась целое скопище наездников. — Спаси нас Бог, — сказал он, крестясь, — но это же целая армия, будь я проклят.
Дозорные на башне за моей спиной колотили железным прутом, звоном призывая остальных воинов на крепостные стены. Внезапно налетевший шквал дождя и ветра раздувал плащи всадников, выстроившихся в ряд на горизонте. Их были десятки.
— Знамени нет, — сказал я.
— Твой двоюродный брат?
Я покачал головой. В сером, размытом дождём свете, воинов вдалеке разглядеть нелегко, но я сомневался, что у моего кузена хватило бы духа привести свой гарнизон сквозь эту тёмную ночь так далеко на юг.
— Может, Эйнар? — спросил я.
Но тогда за кем же они гнались? Я направил Тинтрига к моим воинам, охранявшим четырёх беглецов.
— Это норвежцы, господин! — крикнул Гербрухт, когда я подъехал ближе.
Все четверо насквозь промокли, дрожали от холода и страха. Все молодые, светловолосые, с татуированными лицами. Увидев мой обнаженный меч, они упали на колени.
— Прошу, господин, — произнес один.
Я взглянул на север — армия всадников не двигалась. Они лишь стояли и смотрели.
— Их сотни три? — прикинул я.
— Три сотни и еще сорок, — уточнил Финан.
— Меня зовут, — сказал я людям, стоявшим на коленях на мокром вереске, — Утред Беббанбургский.
Я увидел испуг на их лицах и дал им несколько мгновений, чтобы почувствовать страх.
— А кто вы?
Они пробормотали свои имена. Это были люди Эйнара, посланные следить за нами. Они скакали почти весь вчерашний день, но не нашли наши следы и остановились на ночлег в пастушьей хижине на западных холмах. Перед рассветом всадники с севера прервали их сон, и норвежцы в панике кинулись наутек, бросив лошадей.
— Так кто же они такие? — спросил я, кивнув в сторону всадников, на север.
— Мы думали, они твои люди, господин.
— Вы не знаете, кто вас преследует? — спросил я.
— Враги, господин, — жалобно и безнадежно ответил один из них.
— Ну так расскажите мне, что случилось.
Эйнар послал пятерых воинов искать нас, но в предрассветных сумерках, ещё до того как солнце поднялось из-за туч на востоке, их обнаружили трое таинственных всадников. Пастушья хижина скрывалась в лощине, так что они ухитрились сбросить с лошади одного из застигнутых врасплох всадников и отогнать оставшихся двоих. Они убили этого человека, но тем временем уцелевшие двое угнали их лошадей.
— Итак, вы убили его, — уточнил я, — но узнали ли вы, кто это?
— Нет, господин, — ответил старший из выживших, — мы не поняли его языка. И он сопротивлялся, господин, вытащил нож.
— Как думаете, кто это был?
Старший заколебался, а потом прошептал, что решил, будто это один из моих воинов.
— Так вы просто его убили?
— Ну да, господин, — говоривший недоуменно пожал плечами. Потом они поспешили на юг и поняли, что их преследует целая армия всадников.
— Итак, вы убили человека, — подытожил я, решив, что он служит мне. Так почему бы мне не убить вас?
— Он кричал, господин. Нужно было заткнуть ему рот.
Что ж, вполне разумно. Думаю, я сделал бы то же самое.
— Так что же мне с вами делать? — спросил я. — Выдать им, — я кивнул в сторону всадников, — или убить самому?
Ответить беглецам было нечего, да я и не ожидал ответа.
— Разумнее всего прибить говнюков, — предложил Финан.
— Господин, прошу! — прошептал один из норвежцев.
Я проигнорировал мольбу, потому что несколько всадников направились в нашу сторону. Они ехали медленно, давая понять, что не причинят нам вреда.
— Отведи этих четверых ублюдков в форт, — приказал я Гербрухту, — но не убивай их.
— Не убивать? — в голосе Финана прозвучало разочарование.
— Пока не убивать, — уточнил я.
Мой сын присоединился ко мне, и мы втроем с Финаном поехали навстречу той шестерке.
— Кто это? — спросил мой сын.
— Это не мой братец, — заверил я, — тот бы точно двигался под знаменем с волчьей головой, — и это не Эйнар.