— Тогда кто? — снова полюбопытствовал сын.
Минуту спустя я узнал, кто это. Шестеро всадников приблизились, и я узнал их вожака. Он ехал прямо, с гордо поднятой головой, с золотым крестом на шее, на прекрасном высоком вороном коне, в длинном синем плаще, накрывшем лошадиный круп. Я узнал его, мы уже встречались. Вожак улыбнулся, увидев, что я смотрю на него.
— Беда, — сказал я своим спутникам, — вот ведь беда.
Да, так оно и было.
Человек в синем плаще, всё ещё улыбаясь, придержал коня, остановившись в нескольких шагах перед нами.
— Обнажённый меч, лорд Утред? — упрекнул он меня. — Так-то ты приветствуешь старого друга?
— Я человек небогатый, не могу себе позволить купить ножны, — ответил я, осторожно заталкивая Вздох Змея в левый сапог, так что клинок оказался у икры, а рукоять торчала вверх.
— Элегантное решение, — насмешливо сказал он.
Он и сам был элегантен — тёмно-синий плащ и на удивление чистые сапоги, кольчуга отполирована, борода коротко подстрижена, чёрные, как вороново крыло, короткие волосы стягивает золотой обруч. Золото украшало уздечку его коня, золотая цепь обвивала шею, рукоять меча сверкала золотом. Это был Казантин мак Эда, король Альбы, известный мне как Константин. Позади, на коне чуть поменьше — его сын, Келлах мак Казантин. Четыре всадника позади отца с сыном — два воина и два священника — сурово смотрели на меня, должно быть потому, что обращаясь к Константину, я не назвал его королём.
— Мой принц, — сказал я Келлаху, — рад видеть тебя снова.
Келлах бросил взгляд на отца, словно спрашивая разрешения ответить.
— Можешь говорить с ним! — сказал король Константин, — но говори помедленнее и попроще. Он сакс, и потому не понимает длинных слов.
— Лорд Утред, — учтиво сказал Келлах, — я тоже рад тебя видеть.
Много лет назад, ещё мальчишкой, Келлах был моим заложником. Он нравился мне тогда и по-прежнему нравился сейчас, хотя я считал, что однажды мне придётся его убить. Теперь ему было около двадцати, почти такой же статный, как отец, с такими же тёмными волосами и яркими синими глазами, но, что неудивительно, ему недоставало спокойной уверенности своего отца.
— Как ты, парень? — спросил я, и глаза принца округлились от удивления, что я так назвал его, но он справился с чувствами и кивнул в ответ.
— Итак, король, — обратился я к Константину, — что привело тебя на мою землю?
— Твою землю? — Константин, казалось, удивился. — Это Шотландия!
— Ты должен говорить медленно и понятно, господин, — сказал я ему, — потому что я не могу понять эту чушь.
Константин рассмеялся.
— Как бы мне хотелось, чтобы ты мне не нравился, лорд Утред, если бы я тебя ненавидел, жизнь была бы намного проще.
— Меня ненавидит большинство христиан, — ответил я, глядя на мрачных священников.
— Но я могу научиться тебя ненавидеть, — продолжил Константин свою мысль, — если ты предпочтешь стать моим врагом.
— С чего вдруг мне это понадобится? — полюбопытствовал я.
— И правда, почему? — ублюдок ухмыльнулся, обнажив полный рот зубов, и я подивился, как ему удалось их все сохранить. Может, колдовство какое-то? — Но ты не станешь моим врагом, лорд Утред.
— Не стану?
— Конечно же нет! Я приехал заключить мир.
Я в это поверил — в той же степени, как верил, что орлы откладывают золотые яйца, феи в полночь танцуют в нашей обуви, а луна вырезана из хорошего суморсэтского сыра.
— Быть может, — сказал я, — нам лучше обсудить мир у очага, с кувшином хорошего эля?
— Видите? — Константин обернулся к своим хмурым священникам. — Я же говорил, что лорд Утред будет гостеприимным.
Я позволил Константину и пяти его спутникам войти в форт, но настоял на том, чтобы остальные ждали на расстоянии полумили, где за ними наблюдали мои воины, стоявшие на северном крепостном валу Вилбирига. Константин с притворной невинностью попросил меня пропустить всех его воинов внутрь, но я только улыбнулся, и он соблаговолил ответить ухмылкой. Армия скоттов может и подождать под дождём. Конечно, пока Константин мой гость, не случится никаких сражений, но они всё же скотты, а только глупец может пригласить больше трёх сотен скоттов в форт. Всё равно что открыть овчарню стае волков.
— Мир? — спросил я Константина после того, как нам подали эль, хлеб и нарезанный ломтями холодный свиной бок.
— Заключить мир — это мой христианский долг, — с благочестивым видом ответил Константин. Если бы то же самое сказал король Альфред, я знал бы, что он не шутит, но Константин умел тонко играть словами. Он понимал, что я не верю ему, как и сам он не верил в свои слова.
Я приказал принести в комнату столы и скамейки, но король скоттов не сидел, а бродил по комнате с пятью большими окнами. Снаружи было по-прежнему мрачно. Он потрогал остатки штукатурки на стене, потом коснулся почти незаметной щели между каменной стойкой и перекладиной двери.
— Хорошо строили эти римляне, — сказал он, словно о чём-то сожалея.
— Лучше, чем мы, — ответил я.
— Это был великий народ, — сказал Константин.
Я кивнул.
— Их легионы прошли по всему миру, — продолжал он, — но были отброшены от Шотландии.
— Отброшены от Шотландии или побеждены скоттами? — спросил я.
Король улыбнулся.
— Они пытались! Они потерпели неудачу! И потому возвели эти форты и эту стену, чтобы не дать нам разорять их провинцию. — Константин провёл рукой по каменной кладке. — Я хотел бы побывать в Риме.
— Я слышал, он лежит в руинах, — ответил я, — и населён волками, попрошайками и ворами. Ты почувствуешь себя там как дома, король.
Видимо, оба шотландских священника говорили по-английски — они прошипели проклятия в мой адрес. Келлах, сын короля, казалось, собрался возразить, но Константин остался равнодушным к моим оскорблениям.
— Но что за руины! — сказал он, жестом приказывая сыну молчать. — Какие величественные руины! Их руины превосходят наши самые лучшие дома! — Он повернулся ко мне, вызывающе улыбаясь. — Этим утром мои воины вышвырнули Эйнара Белого из Беббанбурга.
Я не ответил, просто не мог сказать ни слова. Я подумал, что Эйнар не сможет больше снабжать крепость едой, так что решена огромная проблема с его кораблями. Но потом я снова пал духом, сообразив, что Константин атаковал Эйнара не ради меня. Да, одна проблема решена, но теперь между мной и Беббанбургом оказалось гораздо более грозное препятствие.
Константин рассмеялся — наверняка почувствовал мое уныние.
— Мы прогнали его прочь, — сказал он, — отбросили от Беббанбурга и отправили подальше! А может, этот неудачник уже подох? Скоро узнаю. У Эйнара меньше двух сотен людей, а я послал за ним больше четырёхсот.
— В Беббанбурге его защищали бастионы, — заметил я.
— Конечно, нет, — с усмешкой возразил Константин, — твой двоюродный брат не позволил бы своре норвежцев войти в свою крепость! Знает же, что тогда они ни за что не уйдут. Для него впустить людей Эйнара внутрь — всё равно что воткнуть нож себе в спину. Нет, воины Эйнара поселились в деревне, а частокол, который они возводили снаружи форта, остался недостроенным. И теперь они уже ушли.
— Благодарю тебя, — произнес я с усмешкой.
— За то, что я сделал твою работу? — улыбнулся он,
потом, наконец, подошёл к столу, сел, налил себе эля, взял еды. —
Да, я сделал эту работу за тебя, — продолжил он. — Ты не можешь осаждать Беббанбург, пока не повержен Эйнар, и вот он разбит! Его наняли, чтобы не подпустить тебя к крепости и снабжать твоего кузена провизией. Надеюсь, теперь он мёртв или удирает, спасая свою жалкую шкуру.
— Ну спасибо тебе, — снова поблагодарил я.
— Но его воинов сменили мои, — ровным тоном продолжил Константин. — Теперь они живут в деревне у Беббанбурга, где раньше были норвежцы Эйнара. Сегодня утром, лорд Утред, мои воины захватили все земли Беббанбурга.
Я взглянул в его ярко-синие глаза.
— А я думал, что ты пришёл заключить мир.
— Так и есть!
— С семью или восемью сотнями воинов?
— О, их больше, — небрежно сказал он, — много больше! А сколько у тебя? Здесь сотни две? Да ещё тридцать пять в Дунхолме?
— Тридцать семь, — ответил я, просто назло ему.
— И под предводительством женщины!
— Эдит посильнее многих мужчин, — сказал я.
Я оставил Эдит, свою жену, во главе небольшого гарнизона, охранявшего Дунхолм. Ещё я оставил там Ситрика, на случай, если она забудет, с какого конца браться за меч.
— Думаю, ты скоро узнаешь, что ей не сравниться в свирепости с моими воинами, — улыбнулся Константин. — Мир бы очень тебе пригодился.
— У меня есть зять, — заметил я.
— А, грозный Сигтрюгр, у которого есть целых пять или шесть сотен воинов? Может, даже тысяча, если его поддержат южные ярлы, только я в этом сомневаюсь! И чтобы ярлы оставались на его стороне, Сигтрюгру приходится держать воинов у южных границ. Но как знать, на его ли они стороне?
Я ничего не сказал в ответ. Конечно, Константин прав. Возможно, Сигтрюгр и король Эофервика, даже называет себя королём Нортумбрии, но многим из самых могущественных датчан ещё только предстояло поклясться ему в верности. Они утверждали, что он уступил слишком много земель в обмен на мир с Этельфлед, хотя я подозревал, что сами они скорей сдались бы, чем стали сражаться в безнадёжной войне за спасение королевства Сигтрюгра.
— И не только ярлы, — Константин продолжил сыпать соль на рану, — я слышал, что западные саксы осмелели и поднимают шум.
— Сигтрюгр в мире с саксами, — сказал я.
Константин улыбнулся. Меня начинала бесить эта его улыбка.
— Я христианин, лорд Утред, и потому испытываю симпатию, даже любовь, к моим собратьям, королям-христианам. Мы — божьи помазанники, Его смиренные слуги, наш долг — принести учение Христа во все земли. Король Эдуард Уэссекский очень хотел бы, чтобы его запомнили как человека, что привел Нортумбрию, королевство язычников, под защиту христианского Уэссекса! А твой зять заключил мирный договор с Мерсией, не с Уэссексом. И многие западные саксы считают, что этот договор и не стоило заключать! Они говорят, что пора Нортумбрии войти в христианский мир. Разве ты этого не знал?
— Кое-кто из западных саксов хочет войны, — согласился я, — но не король Эдуард. Пока нет.
— Твой друг, олдермен Этельхельм, пытается убедить его в обратном.
— Этельхельм, — зло буркнул я, — вонючий кусок дерьма.
— Но христианский вонючий кусок дерьма, — отвечал Константин, — а значит, мой священный долг — поддерживать его, так?
— Значит, ты тоже вонючий кусок дерьма, — сказал я, и два шотландских воина, сопровождавшие Константина, заметно насторожились от моего тона. Кажется они не говорили по-английски, только на своём варварском языке. Один из них прорычал что-то невнятное.
Константин поднял руку, усмиряя своих людей.
— Разве я не прав? — спросил он меня.
Я неохотно кивнул. Олдермен Этельхельм, мой хитроумный враг, был самым могущественным из знати Уэссекса, а кроме того — тестем короля Эдуарда. Не секрет, что он хотел ускорить вторжение в Нортумбрию. Он хотел, чтобы его помнили, как человека, собравшего Инглаланд воедино, чей внук станет первым королём Инглаланда.
— Но Этельхельм, — сказал я, — не ведёт за собой войско западных саксов. Это — дело короля Эдуарда, а он моложе, и значит, может позволить себе подождать.
— Возможно, — ответил Константин, — возможно, —
он казался довольным, похоже, мне не всё было известно. Он перегнулся через стол, чтобы плеснуть ещё эля в мою кружку, —
давай поговорим о чём-нибудь другом, — сказал он, — давай поговорим о римлянах.
— О римлянах? — удивлённо переспросил я.
— Римляне, — горячо сказал он, — какой великий народ! Нам нужно благодарить их за то, что они принесли в Британию благословенное христианство. У них были философы, учёные, историки и теологи. Неплохо бы и нам у них поучиться. Мудрость древних, лорд Утред, должна освещать наши дни! Разве ты не согласен? — Он подождал моего ответа, но я молчал. — И эти мудрые римляне, — продолжил Константин, — решили, что границей между Шотландией и землями саксов должна стать эта стена.
Он взглянул мне в глаза, и, могу сказать, его всё это забавляло, хоть лицо его и оставалось серьёзным.
— Я слышал, что дальше, на севере, есть еще одна римская стена.
— Ров, — пренебрежительно протянул он, — разрушенный ров. А эта стена, — он махнул рукой в сторону стены, которую было видно через окно, — устояла. Я думал об этом, молился и понял, что стена должна стать чертой, разделяющей два наших народа. Всё, что севернее, станет Шотландией, а всё, что южнее, может принадлежать саксам, Инглаланду. Теперь не будет больше споров, где проходит граница, каждый сможет увидеть её, чётко обозначенную этой великой каменной стеной, идущей через весь остров! Это, конечно, не остановит наших людей от набегов и угона скота, но будет им мешать! Итак, ты понял? Я — миротворец! — Он ослепительно улыбнулся. — Я предложил это королю Эдуарду.
— Эдуард не правит Нортумбрией.
— Так будет.
— И Беббанбург — мой.
— Он никогда твоим не был, — отрезал Константин. — Он принадлежал твоему отцу, а теперь принадлежит двоюродному брату. — Неожиданно он щёлкнул пальцами, словно вспомнил о чём-то. — Это ты отравил его сына?
— Конечно, нет!
Он улыбнулся.
— Если это сделал ты — отлично.
— Я этого не делал, — рассердился я.
Мы захватили сына моего кузена, еще мальчишку, и я велел Осферту, одному из моих доверенных людей, присматривать за ним и его матерью, которую взял в плен вместе с сыном. Год назад оба, и мать и сын, умерли от болезни, и конечно же, пошли слухи, что это я их отравил.
— Он умер от лихорадки, — сказал я, — как и тысячи других в Уэссексе.
— Ну конечно, я тебе верю, — небрежно согласился Константин, — но твоему двоюродному брату теперь нужна жена.
Я пожал плечами.
— Какая-нибудь несчастная женщина выйдет за него.
— У меня есть дочь, — задумчиво продолжил Константин, может, мне следует предложить её?
— Это станет меньшей ценой, чем та, что ты заплатишь, пытаясь взять его бастионы.
— Думаешь, я боюсь стен Беббанбурга?
— А стоит бояться, — ответил я.
— Ты же сам собирался прорваться через эти укрепления, — ответил Константин, и его голосе больше не слышалось веселье, — думаешь, я хуже или слабее тебя?
— Значит, вот каков твой мир, — с горечью произнес я, — это нападение.
— Да, — резко ответил он, — это так. Но мы просто переносим границы назад, туда, где их столь мудро прочертили римляне. — Он помолчал, наслаждаясь моей растерянностью, а потом продолжил: — Беббанбург и все его земли — мои, лорд Утред.
— Пока я жив — нет.
— Это что здесь, муха жужжит? — спросил он. — Мне послышалось, или это ты что-то сказал?
Я посмотрел ему в глаза.
— Видишь священника вон там? — я кивнул в сторону отца Эадига.
Константин озадаченно кивнул в ответ.
— Я приятно удивлён, что в твоём окружении есть священник.
— Священник, разрушивший твои планы, король, — сказал я.
— Мои планы?
— Твои люди убили его охрану, но отец Эадиг спасся. Если бы он не добрался до меня, я до сих пор торчал бы у Этгефрин.
— Даже не знаю, где это, — небрежно бросил Константин.
— Твои лазутчики уже больше недели следили за холмом, — сказал я, внезапно сообразив, кем были те таинственные и искусные наблюдатели, —
Константин слегка кивнул, признавая, что нас и впрямь преследовали его люди. — И ты напал бы на меня там, — продолжил я, — иначе почему ты здесь, а не в Беббанбурге? Ты хотел меня уничтожить, но теперь, когда я за каменными стенами, это будет гораздо труднее.
Это была правда. Если бы Константин захватил меня в поле, его войско изрубило бы моих людей на куски, но если он попытается штурмовать стены Вилбирига, ему придётся заплатить высокую цену.
Кажется, сказанная мной правда только позабавила его.