– Михаил, давай на сегодня все. Я устал. Я завтра постараюсь приехать.
– Хорошо, я тогда завтра подготовлюсь нормально. Отчеты сведу.
Зам собирает бумаги. Как же черт тебя дери медленно. Вали уже!
Закрывается дверь.
– Артур?
– Привет.
– Привет, – как я соскучился по его голосу. Вспоминаю его образ. Красивый тигренок. Теплый, доступный. Мой.
– Я тебе не мешаю? – робкий голос в трубке.
– Нет, я рад, что ты позвонил.
– Я знаю, что ты был в больнице, но мне там ничего не сказали. Сказали, что не родственникам никакой информации не дадут. И на работе сказали, что ты в отпуске. Я звонил тебе.
– Я был в Германии, потом пришлось сменить симку… Я скучал.
– Мог бы и сам позвонить.
– Не мог. Я не помню твой номер.
– В марте помнил, сейчас забыл? Зачем было удалять мой номер, если скучаешь?
– Артур, тут такая ситуация. Ты не мог бы в офис приехать?
– Зачем? В Германии трахать некого?
– Артур, не груби, пожалуйста…
– Да, я помню, ты этого не любишь. Ты много чего не любишь.
– Ты же звонил, хотел узнать, что со мной?
– Хотел. Так что случилось? Куда ты пропал на год?
– Я лечился.
– Надеюсь не от СПИДа?
– Нет, этого у меня точно нет. Так ты приедешь? Я поговорить хочу.
– Я могу приехать через полчаса.
– Я скажу, чтоб тебя проводили.
Отключаю Артура и звоню Ире:
– Минут через тридцать Артур Мечин подъедет, проводи его ко мне, пожалуйста?
– Конечно. Еще что-нибудь?
– Нет.
– Привет, снова, – такой знакомый голос. Вживую. Я не слышал его почти год. Черт, я соскучился. Смотрю в темноту, в ту точку, откуда идет звук. Он там. Пытаюсь представить его себе. Черные брюки, шелковая рубашка и жилетка. Волосы аккуратно уложены гелем. Совсем юный мальчик. Интересно, он изменился?
– Привет, Артур. Садись.
– Ты теперь крутой мен? В очках даже в офисе?
– Я теперь всегда в очках, Арти, мне так удобнее. Что на тебе надето?
– Тебе не нравится? – слышу обиду в голосе. – Ты сказал, мы просто поговорим.
– Я просто хочу тебя представить.
– В смысле? – недоумение. Я хорошо читаю по голосам.
– Я слепой, Артур. Уже почти год. Я просто хочу представить тебя.
– Что значит, слепой? – шок. Следующей реакцией будет отвращение.
– Это значит, что я не вижу.
– Я не понимаю… почему?
– Я попал в аварию. Разбил голову и потерял зрение.
– Когда? – голос сильно дрожит.
– Девятого декабря.
Тишина. Вспоминаешь, что было в этот день или пытаешься связать события?
– После того, как…
– После того, как ты меня бросил. Точнее послал.
– Это ты меня послал. Я лишь хотел…
– Договаривай.
– Я хотел немного уважения с твоей стороны.
– Уважения? Ты хотел его не от того человека.
– Я хотел его от тебя. Неужели твои слова про личность и про пустышки, все ложь? Ты сам хотел, что бы я поверил в себя. Я поверил. Получается зря?
– Не зря. Если поверил, это хорошо. Для тебя.
– А для тебя?
– А что для меня? Я все, кончился. Нет больше Романа Викторовича. Слепой калека не имеет права голоса.
– Не говори так. Можно же сделать какую-нибудь операцию или что-то еще? У тебя денег до хрена, такие как ты, не становятся калеками.
Обидно. Такие как я. Другой сорт людей. Я раньше тоже делил людей по достатку. До тех пор, пока не вернулся сюда и не стал регулярно ходить в центр восстановительной медицины. Там все равны. Не важно, есть у тебя миллионы или копейки. Там важна только сила духа. Болезнь уравнивает всех. Ей плевать, у кого забирать ноги. Я общался со многими пациентами. Да, конечно, не все могут провести дорогостоящую операцию, но восстанавливаются после травм все вместе. На одних тренажерах. Ходят на одних и тех же брусьях. И боль одна на всех.
– Артур, смерть не делит людей на богатых и бедных, не делит их и болезнь. Кости у меня не железные, раздробило в щепки. И срастаются они не быстрее, чем у Павла Федоровича, из центра, хоть у него зарплата девять тысяч. А на одном тренажере слезы проливали. Ходить-то всем хочется.
– Я не… извини.
– Не извиняйся. Тебе не за что извиняться. Я рад, что ты зашел.
– Ты меня прогоняешь?
– Нет, можешь остаться, но смысла я не вижу. Ты узнал, что со мной. Теперь можно уйти спокойно и забыть.
– А если я не хочу забывать?
Ох, тигренок, как я хочу, чтобы ты не забывал.
– А простить сможешь?
– Смогу. Ты другой теперь.
– Другой. С того света все другими возвращаются.
– Ты пугаешь меня?
– Нет, малыш. Просто это правда. Я в коме почти три месяца провел.
– Ром, прости меня, а? Я тебе тогда смерти желал, злился на тебя. Думал, ты позвонишь или приедешь, а ты молчал. Я не знал, что ты…
– Я был в шаге от исполнения твоих желаний, – сейчас мне даже немного смешно.
– Не шути так. Я когда услышал, что ты в больнице, чуть с ума не сошел. А ведь ты из-за меня, да?
– Из-за гололеда. И из-за своей дурости. Не справился с управлением.
– А куда ты ехал?
– Никуда, прямо.
– А я ведь к тебе на работу потом приходил. На меня секретарша так глянула, словно это из-за меня Вторая Мировая началась. Сказала, что тебя нет и не будет. Знаешь, как я тогда обиделся? Хотел даже твой номер удалить. А потом мне кто-то звонил с твоего телефона. Звонил и молчал.
– Это, наверное, мама была. Она тебя ненавидит.
– Меня все мамы ненавидят. Я их детей убиваю.
– Артур, прекрати. Я же не умер. А в смерти Гера ты не виноват.
– Косвенно, я причастен к обоим случаям.
– Косвенно, я причастен к таким случаям, за которые меня самого расстрелять мало.
– Криминальное прошлое?
– А ты думал, я свое агентство одними красивыми словами лучшим сделал? Никого не убивал, конечно, не бойся, но и крови у людей немало попил. Здесь либо ты, либо тебя.
– Поэтому ты такая сволочь.
– Не могу не согласиться. В борьбе за власть забываешь простые человеческие ценности.
Да, видимо, для того, чтобы вправить мне мозги, их было необходимо размазать по стеклу. Я даже немного рад, что все так сложилось. Жалко, конечно, что зрение потерял. Но если это цена за то, что бы стать другим и получить Артура… не знаю, готов ли я ее заплатить. Я живу на голой надежде. Надежде восстановиться, сделать операции и вернуть зрение. Отбери у меня эту надежду и что останется? Темнота? Я с ума сойду. Я не такой сильный, каким казался себе раньше. Я боюсь никогда не увидеть.
– Ром, а за тобой кто-то придет?
– В смысле?
– Ну, ты же теперь не можешь передвигаться без помощи, или?..
– Пока не могу. Нет, за мной не придут. Надеюсь, Ира проводит меня до такси, а там как-нибудь доберусь. Свой двор я уже более или менее изучил.
– А мы не могли бы пойти куда-нибудь? Я бы тебя потом проводил до дома.
– Как девушку? – представил себе эту картину.
– Как слепого, – голос серьезный, без намека на улыбку.
– Я не против. Может в кафе? Я слегка проголодался.
– Отлично. Я не могу здесь находиться. Этот стол…
– Отличный стол. Крепкий, – хлопаю слегка ладонью по столешнице, вспоминая, как в первый раз взял его здесь.
– Я помню.
– Я тоже.
В кафе Артур развел меня на рассказ о моих злоключениях в больницах мира. Неприятно вспоминать, но отказать ему я не могу. Находясь рядом с парнем, мне становится как-то уютно, что ли. Слепота напрягает безумно, хочется видеть глаза собеседника, а не говорить во тьму. Когда он долго молчит, мне кажется, что его здесь нет, что он ушел. Я как полный дебил постоянно спрашиваю его: «Ты слушаешь?», получаю утвердительный ответ и продолжаю. Я, оказывается, не окреп еще и наполовину. Я столько не говорил никогда. Голова начала нещадно болеть, спина устала от долгого сидения в одной позе. Видимо мое состояние отразилось на моей физиономии.
– Ром, тебе плохо?
– Устал немного.
– Может домой?
Нет, не хочу. Не хочу, чтобы он уходил. Я сегодня отправил мать к себе, чтобы она отдохнула. Я с ума сойду там один. Я лучше еще потерплю.
– Нет, все хорошо, посидим еще немного.
– Ладно, только я отойду на минуту, – я слышу, как отодвигается стул и его шаги.
Я жду. По ощущениям прошло минут пять. Его нет. Проверяю время: девятнадцать сорок три. Жду. Девятнадцать сорок пять. Может там очередь в туалет? Девятнадцать пятьдесят две. Меня начинает трясти. Он ушел. Он бросил меня здесь одного. В неизвестном мне месте. Черт, я даже пальто свое не найду. Чувствую, как сильно дрожат руки. Пытаюсь встать, надо как-то привлечь к себе внимание. Черт, нога не шевелится. Сволочь, двигайся. Так, медленно встал. Вряд ли Артур расплатился, значит, сейчас должен подойти официант. По привычке озираюсь в темноту. Вокруг голоса, незнакомые, чужие враждебные. Хочу найти трость, шарю рукой вдоль стола. Глухой стук. Так, спокойно, Роман. Сейчас кто-нибудь подойдет, ты не один, тут толпа народу, кто-нибудь обязательно обратит на тебя внимание. Чувствую сильный толчок в плече:
– Чего встал среди дороги, ослеп, что ли? – какой-то мужик.
Так и хочется крикнуть: «Да ослеп, ты что, не видишь? Помоги мне, сволочь!», только у меня не получается. В горле ком, дышать трудно. Черт, черт, черт. Неужели снова? Нет, в тот раз я был в больнице, рядом были врачи. А сейчас никого. Артур, куда же ты свалил, тигренок? Черт, как душно, надо выйти на улицу. Я смогу. Трость нужна только для поддержки. Только поддержка. Я смогу без нее. Роман, ты сильный, давай.
– Мужик, ты че, напился? Иди на улицу блевать!
– Трость, – выдавливаю все-таки слово. Да, хоть слово. Врачи говорили, в таком случае отвлечься. Поговорить с человеком.
– Чего?
– Трость.
– Ты дебил?
– Что случилось, – Артур! Он здесь. Это его голос, его!
– Ром, что случилось, тебе плохо? – чувствую его руку на плече. Я не один, не один.
– Душно.
– Пошли, держись за меня, – Артур ведет меня куда-то. Не важно, главное с ним.
– Я думал, ты ушел.
– Куда, Ром? Там в туалете очередь, меня не было минут пять.
– Девять.
– Что девять?
– Девять минут. Тебя не было девять минут.
– Это много? Прости, я не знал, прости. Пальто одень?
Когда он его взял? Не важно, главное он рядом. Помогает мне одеться, а мне так хочется прикоснуться к нему, поверить, что он рядом.
– Можно? – протягиваю руку предположительно к его лицу.
– Ром?
Едва касаюсь его кожи, кончиками пальцев. Он теплый.
– Ром, постой минутку, я только расплачусь и вернусь. Хорошо?
– Хорошо, – мне уже легче.
Очень хочется прилечь, но я потерплю. И не такое терпел. На улице холодно. Я не помню, в прошлом году в конце октября было холодно или тепло? Мы с Артуром покупали ему пальто. Было холодно, но когда? Я не помню, когда это было. Я был такой невнимательный к деталям. Сейчас жалею.
– Ром, может, домой поедем? – он правда быстро вернулся.
– К тебе?
– Почему ко мне?
– Я не хочу домой. Там никого нет.
– А кто сейчас… ну…
– Мама, но она уехала к себе на три дня. Я ей обещал, что найму сиделку.
– У тебя сейчас никого нет?
– Нет, Артур. Мне неудобно, но ты не мог бы побыть со мной еще немного. Мне нужно восстановиться.
– Ром, что с тобой было в кафе. Ты до сих пор бледный.
– Какие-то панические атаки. Такое уже было раз, в больнице еще, когда я тебе звонил. Не очень страшно, просто нужно, что бы кто-то был рядом и отвлек.
– Это тоже из-за меня?
– Артур, прекрати. Ты не виноват в том, что со мной произошло. Я сам во всем виноват.
Артур вызвал такси, помог дойти до квартиры. Он ведет себя со мной как с хрустальным. Мне немного обидно, не хочу чувствовать себя ничтожной размазней. Артур помнит сильного и властного Романа Викторовича. Мне кажется, новый я ему просто противен. Тряпка.
– Ты останешься? – с надеждой спрашиваю парня.
– Если нужно, конечно.
Нужно? Мне это необходимо. Но, так противно понимать, что я сейчас беспомощный, как слепой котенок. Бля, я и так слепой и сил как у котенка.
Свою квартиру я хорошо изучил. Знаю каждый угол, каждый порог, где и как стоит мебель, поэтому уверенно скидываю одежду и обувь и иду в комнату. Там стоит моя новая «машина» инвалидное кресло. Я его до сих пор не выбросил. Когда мать не видит, я иногда отдыхаю в нем, изредка даже езжу по квартире, когда ноги совсем уже не держат после занятий в Центре. Не хочу, чтобы Артур его видел, но отдохнуть сейчас просто жизненно необходимо. Ноги отнимаются и спина. Прохожу в комнату и сажусь в обычное мягкое массажное кресло. Откидываю спинку назад, в положение полулежа.
– Ром, а коляска зачем?
– С того года еще осталась. Выбросить некогда, – вру, конечно, но и признаться боюсь.
Чувствую, как парень опускается на подлокотник, рядом со мной.
– Ром, ты если хочешь, ложись спать. Я могу до утра остаться.
– Я не хочу спать, просто спина немного болит. Но, ты останься.
Пусть эгоистично, но он сам вызвался.
– Ты чего-нибудь хочешь?
– Ванную и массаж.
– Ванную запросто, а вот массаж я не умею.
– Чего там уметь, потискал за выпуклости и все дела.
– Потискать, это я с радость.
– Я без пошлостей. Ты не подумай, – черт, пошутил не подумав.
– Я тебе больше не интересен, – выдает парень с обидой.
Охо-хо. Интересно, интересно. Неужели больше не злится?
– Ты серьезно? Забыл, какая я сволочь?
– Нет, не забыл. Но, кажется, изменился.
– Люди не меняются. Хотя ты прав, я изменился, наверное.
– Изменился. Я тебя совсем не узнаю. Ну, так что, готов к ванной и массажу в моем исполнении? – слышу озорные нотки в голосе.
– Всегда готов, – улыбаюсь как идиот.
А что мне еще остается делать, если Артур рядом и даже сам предложил некую близость. Я не уверен, что на что-то способен в таком состоянии, но я и не пробовал ни разу.
Артур ушел, но сейчас мне не страшно. Я слышу, что он рядом. Слышу, как шумит вода, как брякают различные бутылочки. Это так по-домашнему. Неужели черная полоса моей бездарной жизни решила закончиться, и теперь я получаю второй шанс?
Спустя несколько минут, Арти возвращается в комнату.
– Ром, там все готово. Что делать?
– Ничего, спасибо. Я сам смогу.
Выбираюсь из кресла, снимаю с себя одежду. Когда дохожу до белья, слышу задушенный не то всхлип, не то вздох сбоку.
– Артур?
– Ром, эти шрамы?
– Операции, прости, я не знаю, как выгляжу, подай халат, я прикроюсь.
– Не надо. Извини, просто я не ожидал. Их так много.
– Меня сшивали по кускам, потом было множество операций.
– Они болят?
– Шрамы? Нет. Болят кости, немного, – раз ты не против, скидываю белье и иду в ванную.
Артур идет следом. Помогает мне погрузить уставшее тело в ванну. Вода чудо.
– Не горячо?
– Нет, отлично, – чуть было не ляпнул: «залезай ко мне».
Не думаю, что после вида моего потрясающего тела он захочет присоединиться.
Несколько минут наслаждаюсь приятной негой. Внезапно, чувствую, как Артур снимает с меня очки. Да, я привык к ним, уже не чувствую.
– Ты не против?
– Нет, я про них забыл.
– Я про другое, – выдает парень и опускается ко мне в воду.
Чувствую его колени по бокам от меня, а руки на плечах.
– Артур? Зачем?
– Ну, ты же хотел массаж? Я хочу попробовать.
– А шрамы? Не отталкивает?
– Без света их не видно. Я соскучился, – и впивается в меня поцелуем.
Ох, черт, как же Я соскучился! По телу проходит дрожь, обхватываю его руками, притягивая ближе. Мальчик мой, какой же ты горячий и сладкий. Хочу тебя, безумно хочу, но не чувствую возбуждения. Черт, неужели еще и импотент?
– Артур, хватит, не сейчас, – отталкиваю парня, но он не отстраняется.
– Почему, Ром? Я хочу тебя.
– Я знаю, – я чувствую его эрекцию животом, но не чувствую свою, – Я не могу.