— А-аве-э Мари-и-и-ия-а-а… — тоненько вывел мальчик.
И вдруг все исчезло. Я резко глянул на Полоза.
— Ну и так далее, — сказал он, почти лежа щекой на клавиатуре. — Таким вот образом мой хроноскоп отыскивает во времени нужные эпизоды…
— Изумительно, — искренне сказал я. — Но пока это не более чем стереокино. Голографический эффект. А…
— Да-да! — он вскинулся, сел прямо. — Следующий этап сложней. Выбрать исполнителя и… сделать так, чтобы он оказался здесь. Главное — уловить момент, когда мальчик на вершине вдохновения! Все остальное — дело техники! Он появляется у нас и как бы продолжает исполнение своего номера. В звездный час своего концертного творчества!
— То есть вы живьем переносите ребенка сюда!
Он разъяснил снисходительно:
— Не переношу, а воспроизвожу. Здесь материализуется дубликат, запрограммированный лишь на одно — на исполнение своего номера. Когда задача выполнена… результат эксперимента исчезает.
— Как… исчезает? — с усилием спросил я.
— Бесследно. Происходит дематериализация. Примерно через полчаса после исполнения. Ну, бывает, правда, задержка, если молекулярные связи оказываются чересчур прочными. Как сегодня, например…
Как сегодня!.. Значит, там, за дверью с портьерой, сидел взаперти второй я! И он еще не исчез, я чувствовал это! И должен был сгинуть с минуты на минуту!
— Ты же убийца! — вырвалось у меня.
Он так дернул головой, что локоны разлетелись.
— Побойтесь Бога! Кого я убиваю? Это копия, слепок!.. Все равно что кинопленка! Это… просто мое произведение!
— Это произведение — живое! Оно же дышит, чувствует!
— Да бросьте вы! Оно не более живо, чем фигура на экране! И чувствует не больше, чем граммофонная пластинка с записью голоса! Вы же не станете считать живой пластинку только потому, что она поет?
— Не врите! Я видел — это настоящий мальчик!
— Это зомби! Точнее, аппарат с записью голоса!
"Покажи мне его!" — это, естественно, я должен был потребовать немедленно. И… струсил. Да. Мысль, что увижу сейчас себя, живого Петьку Викулова, заставила замереть душу. А от мысли, что этот Петька может исчезнуть у меня на глазах, стало жутко. Пряча страх, я сказал небрежно (хватило сил притворяться, черт возьми!):
— И вы не боитесь ответственности, господин Полоз?
Он картинно поднял брови:
— За что?!
— Вот за это… за все. Конечно, вы гениальный изобретатель. Но формула, что гений и злодейство несовместны, в данном случае сомнительна.
Он расслабился, снисходительно улыбнулся:
— В каком Уголовном кодексе вы найдете статью, которая объявила бы меня преступником? Любой служитель муз вправе создавать художественные образы. И чем живее образ — тем больше успех…
— Существует Международная конвенция! О запрете воспроизводить живые существа искусственным путем! Без особого разрешения.
— Опять вы о том же! "Живые"… Кто докажет?
— А как вы объясните появление на концерте певца, который потом бесследно исчезает?!
— Так и объясню! Киноэффектом высокого уровня!
— У вас потребуют доказательств!
— Ну и докажу!.. Или… — Он вдруг кулаками прошелся по клавиатуре и уперся пальцем в крайнюю клавишу.
Хроноскоп тонко загудел. А Полоз проговорил с горьким торжеством:
— Вот и все! Аппарат, к сожалению, испорчен, программа стерта. Жаль, конечно, воспроизвести ее будет нелегко. Зато нет никаких следов моей "преступной" деятельности… господин Питвик.
— Есть! — я встал. — Отоприте вон ту дверь. Я знаю, что мальчик там. И надеюсь, он не исчезнет до приезда свидетелей. И… не советую шутить, господин Полоз. — Я незаметно тронул задний карман.
Полоз тоже встал. Сказал сочувственно:
— Нет там никакого мальчика. Уже нет… И как не вспомнить старую фразу литературного классика: "А был ли мальчик?.."
— Откройте дверь!
— Охотно. Вы сможете убедиться в отсутствии… предмета нашего спора. А также в том, что нет там другого выхода, через который он мог бы исчезнуть.
Полоз шагнул, отдернул портьеру, повернул ручку. Театрально толкнул дверь.
— Прошу!
Я тоже шагнул к двери.
Мальчик в комнате был.
3
Испуганный, съеженный, он прижимался к стене и суетливо кутался в плед, видимо сорванный с кресла. Такими клетчатыми пледами была укрыта здесь мягкая мебель.
Я впервые близко увидел его лицо — горестное, растерянное — и узнал себя сразу. И резануло по сердцу.
Петька метнулся по нам сырыми глазами и сказал сипловато, боязливо, но с остатками мальчишечьего гонора:
— Что вам от меня надо?.. Где моя одежда?
Из-под пледа внизу торчали босые ноги, а вверху — голое плечо.
— Почему он раздет? — резко спросил я Полоза.
Тот был растерян, перепуган без притворства. Парик на нем перекосился.
— Это… да, это бывает… Одежда иногда исчезает раньше, живая материя сперва сопротивляется… Но… его тоже не должно быть… уже…
Я скрутил свою ненависть к Полозу и спросил у Петьки:
— Что с тобой случилось… малыш?
Он почуял ласковую нотку и, кажется, душой потянулся ко мне как к спасителю.
— Я не знаю! Вот он… привел сюда. Сказал: скоро поедем домой. А потом тут что-то… Меня выбросило из кресла. И как ударит по ногам… И одежды нету…
Я глянул под ноги. Пол был из металлических плиток с выпуклым узором. Как в соборе или вестибюле старинного дома. И вообще в комнате было что-то от сумрачной часовни. Восьмиугольное замкнутое помещение с глухими узкими нишами вместо окон. Только мебель — современная, низкая, разлапистая.
Я, не скрывая, переложил "ПП" из брючного кармана в просторный карман куртки. Сказал очень ровно, чтобы не заорать:
— Господин Полоз, не откажите в любезности, сядьте вон в то кресло, подальше от двери…
— Да, но…
— Сядьте, господин Полоз… — Я опустил руку в карман. — Вот так, благодарю вас. Ваше присутствие здесь, надеюсь, остановит Карлушу в желании повторить фокус с рубильником…
— Какой фокус? — прошептал Полоз, нелепо проваливаясь в мякоть кресла.
— Тот, когда на пол дается напряжение. Чтобы материя стала неживой и поскорее исчезла. Не так ли?.. Вы не знали, что у нас с Петушком от рождения иммунитет на удары тока… — И я опять повернулся к Петьке: — Не бойся, Петушок. Я пришел, чтобы забрать тебя отсюда.
Никакой он был не зомби, не дубликат, не биоробот! Он был настоящий Петька! Изумленно вскинул мокрые ресницы:
— Откуда вы меня знаете?
— Потом объясню… Я про тебя все знаю.
Он опять прижался к стене: испуганно, недоверчиво.
— Правда, — улыбнулся я как можно добродушнее. — Абсолютно все. Даже то, что у тебя на левой лопатке "гусиная лапка"…
И тут я испугался: вдруг родинки нет? Шагнул к Петьке, потянул вниз край пледа на плече. Петька дернулся. Но я успел заметить — на острой лопатке гусиный след. И еще одно успел — самое главное! Коснувшись на миг горячего мальчишкиного плеча, понял окончательно, что Петька настоящий, живой и что никуда он не исчезнет!
А он, шарахнувшись, потребовал — все еще со слезинкой, но дерзко:
— Отдавайте мои штаны и рубаху!
Я посмотрел на Полоза.
— Вы напрасно считаете, что… — начал лепетать он.
— Есть у вас одежда для мальчика?
— Ну… откуда же? В доме нет детей…
— Черт возьми! Хотя бы концертный костюм!
— Но они все в костюмерной… Если хотите, я пошлю Карлушу. Но это будет непросто, потому что…
— Если Карлуша сунется из дома, его пристрелят, — сообщил я. И вынул радиофон: — Юджин! Ты где?
— Только что подъехали. Я, Горский и Виктор. Войти?
— Пока не надо. Никого не выпускайте из дома. В силу некоторых обстоятельств…
— Ясно… — сказал он слегка растерянно.
— Мы скоро сами выйдем, Южик… — Я убрал радиофон, опять сунул "ПП" в брючный карман и скинул куртку. — Петушок, надень пока вот это. — Положил куртку ему на плечо и отвернулся. Спиной загородил Петьку от Полоза. Я ведь помнил, каким стеснительным был в детстве.
Полоз вдруг сказал, дрябло двигая подбородком:
— Зря вы все это. Он… то есть объект ваших забот… протянет не больше десяти минут. И… растворится в пространстве…
Я подошел, остановился перед ним. Между нами был низкий столик. Я уперся в полированное дерево кулаками. Сказал шепотом, сквозь зубы:
— Тогда и ты растворишься. Следом… Клянусь…
Он понял, что я не шучу. Опять посерел…
— Впрочем, не бойся, — усмехнулся я, ощутив толчок ласковой печали. — Никуда Петька не денется.
— Откуда вы его знаете? — прошептал Полоз. — Это невозможно…
Что мне было терять? Да и злость подкатила так, что через край.
— Знаю потому, что ты, сволочь такая, вытащил сюда из прошлого меня самого…
Полоз, наверно, с минуту сидел с отвисшей губой. У меня за спиной суетливо возился с курткой Петька. Мой злой шепот он едва ли слышал. А если и слышал, то не понял.
Полоз опять пролепетал:
— Это невозможно… Это середина прошлого века.
— Вот именно… Тогда мне был двенадцатый год. А потом, через сорок с лишним лет, я ушел в Пространство на "Игле" и вернулся лишь вчера…
Он, видимо, слышал про "Иглу". Как-никак он был связан с темпоральными проблемами, иначе не сумел бы склепать свой хроноскоп. И главное — он сразу поверил.
А поверив, он вдруг приободрился. Наверно, оттого, что разъяснил для себя загадку.
— Кто же мог подумать… господин Питвик. Такое невероятное совпадение. Один шанс из миллиона… из миллиарда. Почти сто лет прошло, да и город совсем другой…
Петька перестал возиться. Я оглянулся. Он, запахнув балахонистую куртку, вопросительно и тревожно смотрел на меня.
— Сейчас поедем отсюда, Петушок… — И я снова глянул на Полоза.
Он сказал совсем уже по-деловому. И примирительно:
— Вы напрасно гневаетесь на меня. Разве я хотел причинить вам зло?.. Это дикая случайность. И я вижу для нее лишь одно объяснение…
— Какое? — спросил я машинально. Вообще-то наплевать мне было сейчас на его объяснения.
— Боюсь, что с научной точки зрения неприемлемое. Но пока единственное… Когда вы увидели мальчика на сцене, то так потянулись к нему… душой, что душа ваша… или частичка ее… если, конечно, вообще верить в существование души… переселилась в него… Этим и объясняется его… гм… стабильность…
Я (видимо, в отличие от Полоза) верил в существование души. И опять оглянулся на "стабильного" Петьку. Снова сказал:
— Сейчас…
А Полоз вдруг совсем тихо, но очень деловито заявил:
— Имейте в виду, мы оба одинаково завязаны в этот узел. И распутывать его надо вместе.
— Нет уж, маэстро! Распутывать… а вернее, выпутываться вам придется одному.
— Значит, вы оставляете мальчика мне? — не то испугался, не то обрадовался он.
— Вы что, рехнулись?
— Но тогда… что вы с ним будете делать?
— Это уж мои проблемы.
— Но… кстати, зря вы пригласили ваших… коллег. Впрочем, они еще ничего не знают. А мальчик… — Полоз вдруг нагнулся ко мне близко-близко. Жилки набухли в белках глаз. Он смотрел снизу вверх, будто из норы. — Это минутное дело. Совсем безболезненная инъекция, и… у меня есть аннигилятор. Никаких следов…
Я подался назад, как если бы мне к лицу придвинули мусорный бачок. И сказал от души:
— Только естественное отвращение мешает мне дать вам по морде. Долго потом отмывать ладонь.
Он поморщился. Ответил пренебрежительно и вроде бы сочувственно:
— Все равно дитя протянет не больше суток. Вы окажетесь в нелепом положении.
— Я уже сказал вам: в этом случае немногим дольше протянете и вы.
— А правосудие? Вы, очевидно, незнакомы с его нынешним уровнем…
— А я и не буду знакомиться! Я всегда могу уйти на "Иглу", и кто достанет меня там? А вернусь, когда нынешнее ваше правосудие канет в историю… Но, думаю, в этом не будет нужды. Думаю, мы с Петькой в любом случае переживем вас…
И я встал. И со злорадством почувствовал, в каком смятении, в какой панике оставляю Полоза.
— Идем, Петушок.
Он не спросил куда, не спросил зачем. Чуть оттопырил губу и мотнул подолом:
— В этой хламиде?
— Мы поедем в машине. К тому же многие мальчишки ходят в таких хламидах, здесь это модно.
— Где это — здесь? — сказал он с прорвавшейся тревогой.
— Я все объясню. Не бойся и пойдем… — Я взял Петьку за плечо.
Он послушался. Мы пересекли холл. От двери — боком, словно краб — шарахнулся и засеменил прочь Карлуша.
4
Машина ждала нас у ворот. За рулем — Юджин, рядом с ним — Виктор. На заднем сиденье — Митя Горский. Он распахнул дверцу. Я подтолкнул Петьку. Он послушно забрался на сиденье, уселся между Митей и мной.
Поехали.
— Ну? — сказал Юджин.
— Все в порядке, — сказал я.
— Куда прикажете? — спросил он официально.
— Домой.
— Домой ко мне? — шевельнулся Петька.
— Пока ко мне. Твой дом, к сожалению… далеко. Я все объясню…
Объяснять надо было не только Петьке. Я чувствовал, как и Юджин, и Митя, и Виктор прямо-таки излучают вопросы. Тогда я сообщил спине Юджина:
— Полоз держал мальчика взаперти. Я узнал это… в силу некоторых обстоятельств. Подробности потом. Не удивляйтесь.
Митя проговорил, не оборачиваясь:
— Не удивляемся. О Полозе слышали кое-что и раньше.
— Думаю, что слышали не все. Этот тип таланта небывалого. Но и сукин сын… Главное, однако, сейчас покормить и уложить Петьку спать. Чтобы он успокоился и отдохнул.
— Но я не хочу спать! — дернулся Петька. — Я вообще не понимаю! Почему ночь? Был день — и вдруг сразу… темно…
— Расскажи подробнее, как ты попал к Полозу, — осторожно попросил я.
— Не знаю! Я пел в нашем саду на эстраде. Потом что-то вспыхнуло… Ну, будто солнце на рельсах… И я… рядом с этим дядькой, с Полозом… Он говорит: "Мы приглашаем тебя выступить с нашим хором. Споешь, и я отвезу тебя домой". А сам… в эту тюрьму меня…
— Постой! А ты не удивился, почему оказался здесь? Не испугался?
— Я… не знаю. Я будто во сне был. Только хотелось петь, вот и все… А очнулся, когда он меня уже к машине вел… Я где?
— Это город Византийск. У моря, Петушок, — вздохнул я. — Видишь, занесло тебя. Ты не удивляйся, бывает…
Он отозвался довольно спокойно, хотя и непонятно:
— Вот, значит, как… Это когда скрестились рельсы… А я думал, что догоню маму…
"Никогда ты уже не догонишь маму, бедняга", — подумал я. И стало мне так жаль его, словно я сам осиротел и затерялся в незнакомом мире.
А Петька держался спокойно. Даже чересчур спокойно. Неужели я на его месте вел бы себя так же? Не верится… Впрочем, кто знает? Хотя и кажется, что я хорошо помню себя мальчишкой, но все же столько лет прошло…
Юджин спросил сдержанно:
— Что же все-таки случилось? Хотя бы без деталей…
Тогда я сказал:
— Темпоральный перенос дубликата с матрицы на сотню лет. Небывалая вещь, но факт. Полоз умеет многое…
— Великий Хронос… — вполголоса отозвался Юджин и даже слегка вильнул рулем. Остальные промолчали.
Петька ничего, конечно, не понял. И вдруг насупленно поинтересовался:
— А там, куда мы едем, кто-нибудь есть?
— Да. Там… тетя Карина.
— А… куртку там снимать не надо?
— Елки-палки… — охнул я. В самом деле! Что скажет хозяйка, когда я привезу мальчишку, на котором, кроме моей куртки, ни лоскуточка. — Братцы! Можно где-нибудь сейчас купить одежду для мальчишки? Петьке нужен фрак и панталоны, чтобы представиться мадам Карине. У Полоза-то я его забрал… в натуральном виде.
— Делов-то, — сказал Митя. — Юджин, сверни на Изумрудную…
С безлюдной слабоосвещенной улицы мы выскочили на шумную Изумрудную. Здесь огни и рекламные вспышки, словно оправдывая название, сияли в основном зеленым светом.
Юджин остановил машину у похожего на громадный, освещенный изнутри аквариум универмага. Это был магазин "Пиноккио", о чем сообщала огненная надпись — она искрилась и бегала вокруг фигуры длинноносого человечка.