— Я с трудом могу этому поверить… — пробормотал Алехандро. — То, что Дарио — гей, это еще не так удивительно, но чтобы Марко… Вот к чему приводит подобная дружба!
Джемайма не сводила с него глаз, видя, что он еще не справился со своим изумлением.
— Очевидно, Марко давно уже вел двойную жизнь, — глухо пробормотал он сквозь зубы. — Dios mio!Почему он мне не сказал? Он думал, я стану к нему хуже относиться? Это ничего не значит для меня — он все равно остался бы моим братом. Но почему, черт возьми, он разрешил мне поверить, что у вас был роман?
Джемайма откинула со лба волосы:
— Он завидовал тебе. Очень завидовал. Завидовал всему, чего тебе удалось добиться в жизни.
— Может быть… Ему всегда хотелось соревноваться со мной.
— В общем, я не знаю, как он мог позволить тебе поверить, но это уж лучше ты сам спроси у него.
— Лучше всего мне сейчас выпить! — буркнул Алехандро, направляясь к бару. — Ты будешь?
Она кивнула. Ее пальцы сомкнулись вокруг запотевшего стакана. Прижав стакан к груди чуть ниже ключицы, она смотрела на Алехандро. Даже под загорелой кожей была заметна его бледность, черты лица заострились.
— Ты как, в порядке? — едва слышно спросила она.
— О да! Я в полном порядке! Мой брат гей, а я даже не подозревал об этом!
— Марко сам не хотел, чтобы кто-то знал.
— Его мать будет просто раздавлена. — Алехандро взъерошил руками волосы и посмотрел на нее. — Но сейчас для меня важнее понять, что же я, черт возьми, сделал с нашим браком? Я и осуждал тебя, неверно судил о тебе, отказывался верить твоим словам…
Джемайма пожала плечами:
— Мне остается только радоваться, что наконец ты все же признал правду. Я понимаю — когда Марко не стал ничего отрицать, тебе было трудно поверить, что между нами ничего не было.
— Он использовал тебя, чтобы взять верх надо мной! Мне нужно было больше доверять тебе… — Алехандро залпом осушил свой стакан и поставил на стол. — Давай сходим куда-нибудь поужинать.
Она нарушила его внутреннее равновесие, и теперь ему хотелось на открытый воздух, чтобы привести в порядок свои чувства и снова запрятать их туда, где никто не сможет до них добраться. Обидно, но Алехандро никогда не хотел делиться с ней тем, что его беспокоило. Ей хотелось обнять его и сказать, что она его любит и может простить. Но сейчас… Алехандро был гордым мужчиной с очень высокими требованиями к окружающим и самому себе. И сейчас он вдруг понял, что не соответствует собственным требованиям. Теперь он сам должен решить, что делать дальше.
Они поужинали в небольшом ресторанчике на соседней улице. Еда с превосходным вином просто таяла у нее во рту. О Марко не было сказано ни слова. Джемайме захотелось дотронуться до руки Алехандро, но он так сильно сжал ее пальцы, что она едва не вскрикнула.
— Не надо, — хрипло проговорил он. — Я предпочел бы твой гнев твоей жалости, tesora mia.
Решив изменить тему, Джемайма спросила, когда он обновил интерьер в квартире.
— После того как ты уехала из Испании. Каждый раз, когда я открывал дверь, мне казалось, что ты там и ждешь меня. Мне это не нравилось, — сухо закончил он, как если бы речь шла о делах.
— А когда ты заходил в нашу комнату в замке?
— То же самое. — Он пожал плечами, давая понять, что тема закрыта.
Алехандро оказался более чувствительным, чем она думала. Это открытие скорее смутило ее, чем обрадовало. Теперь Джемайма могла представить, как он страдал, решив, что она изменила ему с Марко.
Ему даже не нужно было любить ее. Марко нанес удар в самую сердцевину его гордости, инстинкта главы и защитника семьи. Разрушения оказались опустошающими.
Джемайма долго лежала без сна. Алехандро сказал, что ему нужно до утра сделать одну работу. А может, он просто хотел остаться один? Ей не спалось, она хотела быть с ним, но из гордости решила не ходить к мужу. Он не был слабым, так почему она должна быть? Поддаться любви было слабостью, если это любовь к мужчине, который сам не любит и презирает любую попытку предложить ему утешение.
Лишь ненадолго Джемайма погрузилась в беспокойный сон. Она проснулась в три часа ночи. Отбросив простыню в сторону, она все-таки отправилась на поиски Алехандро.
А когда нашла, оказалось, он все еще способен ее удивить…
Глава 10
Джемайма сразу же поняла, что он пьян. Это определение было впечатано в ее сознание еще в детстве, когда тяжелые мужские шаги, сопровождаемые причитаниями матери, заставляли ее холодеть от ужаса перед надвигающимся скандалом. В результате сама Джемайма никогда не пила больше одного бокала и могла выйти замуж только за того, кто не имел пагубной склонности.
Но возможно, именно поэтому Алехандро оказался так чувствителен к действию алкоголя. Омываемый лунным светом, он расслабленно лежал в шезлонге. Без обуви, в расстегнутой рубашке, открывающей загорелую грудь. Услышав шаги Джемаймы, он попытался встать, но едва удержался на ногах, ухватившись за шаткий столик. Его волосы были всклокочены, скулы отливали синевой, глаза непривычно блестели.
— Алехандро? — Это был и вопрос, и приветствие.
Она смотрела, как он пытается сфокусировать на ней свой взгляд.
— Я… не могу… сейчас… разговаривать… с тобой…
— Тебе придется. Все равно это лучше, чем напиваться в одиночку. — Маленькая рука схватила бутылку со столика, прежде чем он успел дотянуться до нее.
На мгновение его лицо исказил гнев — он не привык, чтобы ему мешали делать то, что он хотел. Но потом замер, вероятно сообразив, что застигнут далеко не в лучшем виде.
— Ты напился, и я хочу знать — почему? — решительным тоном потребовала Джемайма.
С явным усилием Алехандро расправил плечи и выдохнул:
— Только не сейчас…
— Мне нужно понять — почему? — уже мягче повторила она.
— Неужели не ясно? Я с самого начала все делал не так! — Его самоконтроль не сработал. — Понимаешь? Все не так!
Джемайма вздохнула:
— Бывает…
— И что, никакого сочувствия? — усмехнулся он.
— Ты провел меня через ад. Ты не заслуживаешь сочувствия.
— Ты заставила меня с ума сходить от ревности, — хрипло проговорил Алехандро. — И так было всегда. Однажды я видел тебя с другим мужчиной, и… этого чувства мне никогда не забыть.
Она нахмурилась:
— Когда это было?
— Еще до того, как мы поженились. Когда ты решила, что раз я встречаюсь с другими женщинами, ты будешь встречаться с другими мужчинами.
— По-моему, это справедливо, — не смутилась она.
— Вы стояли на улице… он держал тебя за руку… и ты улыбалась ему. — Его глаза помрачнели. — Я не мог этого вынести… Я сделал бы все, чтобы убрать его из твоей жизни… Но это… это чувство так и осталось со мной.
Она вспомнила, как быстро начали развиваться их отношения — после того как Алехандро понял, что у свободы, которую он позволял себе, может быть и другая сторона. Новостью стало то, что с тех пор демон ревности так и продолжал терзать его.
Алехандро бросил на нее осуждающий взгляд:
— Если ты хочешь правды, я тебе ее дам. Для меня было невыносимо, что ты так много проводила времени с моим братом. Я старался реально смотреть на вещи. Я знал, что слишком много времени провожу на работе. Я знал, тебе скучно. Но вы с Марко, казалось, идеально подходили друг другу! Вы казались так близки… Меня это беспокоило, особенно когда у нас все разладилось. Я думал, что теряю тебя. Я начал подозревать, что у вас с Марком не просто дружба…
— Даже когда я была беременна и меня все время тошнило? — спросила Джемайма, желая, чтобы он наконец понял, как нелепы его подозрения.
— Твоя дружба с Марко началась задолго до этого. Он все время звал тебя куда-нибудь, звонил тебе, обменивался всякими шуточками, понятными только вам двоим…
— Наверное, мы так сблизились, потому что оба чувствовали себя отверженными. Он доверил мне свой самый большой секрет, и это заставило меня чувствовать себя избранной, — рассуждала она. — Я и не подозревала, что ты можешь ревновать. Ты ведь никогда этого не показывал.
— Я был слишком горд, чтобы демонстрировать свою ахиллесову пяту. Но ревность изводила меня, искажая все, что я видел, — признался он. — К тому же я думал, ты пытаешься нарочно задеть меня, предпочитая мне компанию Марко.
Джемайма судорожно сглотнула:
— В какой-то мере так и было. Я хотела привлечь твое внимание. Думала, если ты увидишь, как Марко нравится быть со мной, то тебя это тоже заинтересует. Я и не знала, что ты так много работаешь для того, чтобы спасти свой бизнес. Я думала, тебе просто скучно в моей компании…
— С тех пор как мы поженились, у меня было много разных чувств, но скуки я никогда не испытывал.
Лунный свет подчеркивал рельеф его четко вылепленного лица, мужественную красоту его тела. У Джемаймы перехватило дыхание. Ей пришла в голову мысль, что сейчас она любит его гораздо сильнее и глубже, чем в то время, когда выходила замуж. Теперь она более отчетливо видела и его силу, и его уязвимость. Он не был совершенным, но это ничего не значило, потому что и она тоже не идеал. Все, что имело для нее значение, — он никогда не переставал хотеть ее, ни до, ни после их свадьбы. А ревность, с которой, как Алехандро считал, он может справиться?
— Почему ты пьешь? — спросила она с беспокойством.
Он отрывисто рассмеялся:
— Я подвел тебя. Во всем подвел. Ты была моей женой, а я вместо того, чтобы стать тебе опорой и поддержкой, начал обвинять, что ты спала с моим братом. А потом и вовсе заставил уйти.
— Но теперь ты знаешь правду.
— Но как часто бывает, это совсем не та правда, с которой хотелось бы жить.
С мрачным лицом Алехандро встал, снял рубашку и ровным шагом прошел мимо жены, как если бы этот разговор заставил его мгновенно протрезветь.
— Мне нужен душ, — буркнул он.
Джемайма вернулась в спальню. Она долго ждала мужа, а потом поняла: в какой бы душ он ни пошел, но только не рядом с их спальней… И где бы потом ни спал, но только не вместе с ней…
На следующий день на его лице не было заметно даже намека на ночные эксцессы, так же как и в безупречной вежливости во время завтрака. Он договорился насчет ее машины, на которой она приехала в Севилью, чтобы они могли вернуться домой на самолете.
А когда они приехали в замок, Альфи выбежал им навстречу, и Алехандро, подхватив на руки сына, прижал его к себе с таким чувством, что у Джемаймы навернулись слезы на глаза. Почему все это имеет такое большое значение для Алехандро? Почему она может принять его несовершенства и промахи, а он нет? Она не ждала совершенного мужчину — и она его не получила. Разница между ними заключалась в том, что она уже была довольна тем, чего они достигли, а он — нет.
Очередной звонок от ее отца раздался уже на следующий день.
— Разве это не естественно — ожидать помощи от собственной дочери? — жалостливо проскулил в трубку Стефан Грей. — Я только недавно вышел из тюрьмы, а времена сейчас сама знаешь какие.
— А ты хотя бы пытался найти работу? — спросила его Джемайма.
— Не все так просто, детка.
— Ты никогда не работал, ты даже не пытался честно заработать себе на жизнь. Нет, в этот раз не рассчитывай, я не дам тебе денег!
— Господи, как можно быть такой эгоисткой? Ты замужем за богачом. Ты могла бы позволить себе быть щедрой.
— Чтобы ты потом шантажировал меня всю жизнь? Я сказала — нет! В этот раз тебе не повезло. Я не дам тебе ни одного евро, заработанного моим мужем. К тому же это не мои деньги, чтобы ими распоряжаться. — Джемайма повесила трубку.
Она вся горела от стыда, вспоминая, как уступила угрозам отца три года назад. Она отдала ему деньги, в которых, как она теперь знала, Алехандро так сильно нуждался. Но тогда она думала только о том, как заставить замолчать этого старого шантажиста! Сейчас Джемайма отмахнулась от его блефа, одновременно испытывая тошноту от мысли, что он может отправиться в какую-нибудь бульварную газету и продать там свою историю. Постыдную историю о его тюремном прошлом и ее неблагополучном детстве, которая должна оскорбить Алехандро и его семью.
— Кто это звонил? — спросил Алехандро, когда Джемайма, в своем абрикосовом купальнике, оттеняющем ее молочно-белую кожу, снова вернулась к бассейну.
— Да так… один родственник… — Она небрежно махнула рукой, чувствуя неловкость от этой лжи и этим себя выдавая. — Ничего серьезного…
Ей показалось, его взгляд чуть дольше, чем нужно, задержался на ее лице. К ней подплыл Альфи и, звонко рассмеявшись, обдал ее фонтаном брызг. Капли воды, попав на разгоряченную кожу, показались ей ледяными. Джемайма села на край бассейна и посмотрела на раскинувшуюся перед ней долину, окруженную снежными пиками гор. У ее брака открылись новые горизонты, и она не собиралась отступать без борьбы!
На следующей неделе, хотя Алехандро и вернулся в их супружескую постель, любовью они так и не занимались. Дважды они ездили вместе поужинать, и во второй раз он подарил ей изумительное по красоте бриллиантовое кольцо.
— По какому случаю? — удивилась Джемайма, глядя, как играет свет на гранях кристалла, и, догадываясь, чего ему мог стоить такой подарок.
Его глаза потемнели.
— Ты моя жена… Это естественно, что мне хочется…
— Если только не потому, что тебя мучает совесть, — перебила его Джемайма. — Ты не должен меня покупать, Алехандро. Я уже есть у тебя.
— Да? Мне не хотелось бы воспринимать это как данность. Тебе нравятся красивые вещи. И мне нравится тебе их дарить. Всегда нравилось.
Джемайма виновато покраснела:
— У меня было безрадостное детство… возможно, я неосознанно иногда пытаюсь компенсировать то, что недополучила тогда.
— Ты никогда не рассказывала о своем детстве.
Джемайма пожала плечами:
— Об этом особенно нечего рассказывать… У нас всегда не хватало денег, даже на еду. К тому же мои родители не ладили друг с другом — их брак явно был создан не на небесах.
— Я помню, ты говорила, что твоя мать погибла…
— Да. Это было ужасное время, — быстро сказала Джемайма, желая закрыть эту тему. Ей не хотелось больше лгать.
Почему-то ложь в прошлом казалась ей теперь не такой важной и не так беспокоила ее, чем перспектива солгать ему сейчас.
Последнюю неделю ее нервы были на пределе. Ее отец звонил еще два раза. Один звонок не застал ее дома, второй был практически повторением самого первого звонка. Старый пьяница жаловался на свое финансовое положение, заклиная Джемайму быть великодушной и снова грозясь приехать в Испанию. Три года назад он настоял, чтобы она передала ему деньги наличными, и, хотя Джемайма поклялась, что больше не поддастся на его угрозы, она знала, сколько фунтов на ее счете и сколько свободных вдохов она сможет себе за это купить, выполнив требование отца.
— Я решил встретиться с Марко в эти выходные, — произнес Алехандро. — Думаю, мне не дождаться, когда он сам выкажет это желание, так что придется пойти ему навстречу.
— Может, дать ему еще немного времени? — неуверенно предложила Джемайма.
— Не могу, tesora mia. — Лицо Алехандро помрачнело. — Мне придется разобраться с ним. Все это и так продолжается слишком долго. Думаю, Марко устраивает держать нас на расстоянии. Между прочим, Беатрис знает.
— Я догадывалась, — кивнула Джемайма.
— Она знала, что Дарио гей, ну и… сделала выводы. Но, разумеется, она ничего никому не сказала. Чтобы не дай бог никого не обидеть. Это же Беатрис очень хотелось бы, чтобы иногда она не была такой щепетильной… Ты из-за этого так нервничаешь? Из-за того, что я хочу поговорить с Марко?
Джемайма напряглась:
— Я нервничаю?
— Последнюю неделю у меня такое чувство, что тебя что-то беспокоит. Но ты не думай, я не собираюсь устраивать тут кровавую разборку. Для этого уже слишком поздно.
Удивленная, что он заметил ее состояние, Джемайма кивнула и попыталась расслабиться.
— Ради семьи я буду держать себя в руках, — пообещал Алехандро, — но не думаю, что смогу когда-нибудь простить его.