Когда Адриан признался, что приехал в Эшингтон вместе со своей тетушкой, которую посетило романтическое настроение и она решила провести пару месяцев в родовом поместье, Анну это не просто поразило, а поразило неприятно. Она сама удивилась своей реакции. Какая в принципе ей разница? Подумаешь, молодой граф… В двадцать первом веке это уже ничего не значит.
– То есть я своим безалаберным поведением нанесла ущерб благородному семейству и теперь меня постигнет страшная кара? – Анна изогнула бровь, вспоминая стоящий в нескольких милях от города особняк, окруженный ухоженным старинным парком.
– Хватит. – На лице Адриана на мгновение промелькнула усталость. Интересно, от чего он устал – от этой темы или от своего высокого положения? – Давай это будет нашей маленькой тайной, хорошо?
– Хочешь, чтобы мы стали сообщниками?
– Ага.
– Не получится. Несколько человек нас видели. Это равносильно «все остальные про нас слышали».
– Тетю Маргарет нельзя волновать…
– Вот видишь. Мне очень нравится твоя компания, но, может быть, я отвезу тебя к ней, пока кто-нибудь не сообщил ей, что тебя сбила машина какой-то психопатки, которая дала задний ход и проехалась по тебе туда-сюда?
– У тебя слишком черный юмор.
– Просто я англичанка до мозга костей.
– Здесь я могу взять такси? – Лицо Адриана вновь стало отрешенным и бесстрастным, как стальная маска.
– Нет. Прости, я что-то не так сказала? – Анна испугалась, что ненароком обидела его.
– Вовсе нет. Просто мне и в самом деле пора. А не хочется, – добавил Адриан после паузы.
– Я отвезу тебя.
– Спасибо.
Анна почему-то именно так ее себе и представляла. Тетя Маргарет оказалась хрупкой дамой с благородной проседью в густых черных волосах, подстриженных под классическое каре. Она была одета в светло-серое платье и, видимо, зябла, потому что на плечах ее лежала бордовая шаль из тончайшей шерсти. Хотя не исключено, что в высшем обществе просто принято ходить по дому при полном параде, и это изысканный аксессуар, подобранный точь-в-точь под цвет рубиновых серег.
Первый ее взгляд достался лбу Адриана. Второй, не слишком отличный по выражению от первого, Анне.
Анна плотнее запахнула на груди свой скромный, собственноручно связанный кардиган непритязательного горчичного цвета, будто он мог спасти ее от ледяных взглядов.
А ведь Адриан предлагал, почти просил с ним не ходить…
– Эйд?..
Вот, значит, как его зовут близкие. Эйд…
– Привет, тетя Маргарет. – Он наклонился и чмокнул ее в щеку, и по выражению лица тетушки Анна поняла, что такие нежности у них в семье считаются фамильярностью. – Познакомься, это мисс Анна Бартон. Моя первая знакомая на нашей исторической родине.
– Здравствуйте, мисс Бартон. Мое имя Маргарет Томсон. – Тетя Маргарет предельно вежливо подала Анне руку. – С тобой все в порядке, Адриан? – со значением поинтересовалась она.
Похоже, когда близкие на него сердятся, его зовут полным именем. Распространенное явление.
Дверь им отрыл дворецкий. Теперь все трое топтались возле кресла в гостиной, где тетя Маргарет, по-видимому, ожидала любимого племянника. Точнее, это Анна с Адрианом топтались, а тетя Маргарет стояла невозмутимо, как статуя Немезиды.
– Не беспокойся, тетя, все в полном порядке, – бодро ответил Адриан. – У меня выдалась презабавная прогулка.
– Почему ты хромаешь?
– Я ушиб ногу.
– Где? – Взгляд тети Маргарет скользнул по его лицу, свернутому плащу, ноге, по ногам Анны, деревянным пуговицам на кардигане, небрежной прическе. Устремился ей в глаза – безошибочно.
– Я сбила Адриана на машине. Не сумела затормозить. – Анна хотела еще сказать что-нибудь про дождь, мокрый асфальт, старый автомобиль, но прикусила язык – напомнила себе, что оправдания всегда жалки.
Тетя Маргарет побледнела.
– Вы были в больнице?
– Да, врач сказал, что я легко отделался – пара ссадин и ушиб бедра. Через пару дней буду играть в футбол.
– Мисс Бартон… – Тетя Маргарет, видимо, еще не попадала в такие ситуации и не знала, что воспитанная леди может сказать… ну пусть бы даже и другой воспитанной леди, которая сбивает на дороге ее любимого племянника.
В том, что Адриан племянник любимый и единственный, Анна не сомневалась ни секунды.
– Я знаю, мисс Томсон, я очень виновата, но я уже принесла свои извинения Адриану и готова еще раз извиниться перед вами. – Анна краснела по мере того, как говорила, потому что извиняться по многу раз за одно и то же не привыкла, да и какой смысл, если все равно тебя уже занесли в персоны нон грата. Или в списки людей второго сорта.
– Миссис Хиггинс, – холодно поправила тетя Маргарет. – Я была замужем, и не нужно меня лишать этой части моей жизни.
Анна почувствовала себя полной дурой. Сегодня вообще происходит рекордное число событий, которых с ней не случалось очень-очень давно.
– И я считаю инцидент исчерпанным, – веско вставил Адриан, надеясь прекратить неприятный разговор. – А не выпить ли нам чаю?
Анна знала, что это подвиг с его стороны, потому что он добровольно вызывается выпить пятую по счету чашку чаю после трех чашек кофе… Не всякий пойдет на такую жертву. Прихватив с собой ближнего своего.
– Адриан, ты же знаешь, я пью чай в пять часов. А сейчас без четверти шесть.
– А я уверен, что ты ждала меня и так и не села за стол. – Он обезоруживающе улыбнулся.
– Несносный мальчишка. – Тетя Маргарет поджала губы, но Анна догадалась, что она оттаивает. – Пользуешься моей слепой любовью…
Да уж, было бы чем пользоваться, подумала Анна, но потом решила, что она к тете Маргарет несправедлива.
Это было самое ужасное чаепитие в жизни Анны. И кто ее тянул за язык: «Я пойду с тобой, я все объясню»… Как в младшей школе. Разговоры велись полусветские, причем Анна чувствовала всей кожей и всеми внутренностями одновременно, что она тут лишняя. Совсем.
– Знаешь, тетя, мисс Бартон держит здесь кофейню. Очаровательное место: уютный интерьер, кофе, обжаренный здесь же и смолотый вручную, варка на горячем песке… И все – сама.
– Надо же! Очень интересно.
Молчание.
– Мисс Бартон, а вы где-то учились своему… ремеслу?
– Нет, разве что по книгам…
– А-а…
Молчание.
– Эйд, кстати, ты в курсе, что Элисон Паркер получила стипендию Музыкального общества?
– А зачем ей стипендия? Ее отец владеет третью печатных изданий Лондона.
– Девочка и сама не промах…
Пауза.
И все это – в обстановке, будто заимствованной в классическом романе: просторная столовая, предлинный стол, фамильный фарфор, безликая служанка – то ли кухарка, то ли экономка, то ли просто так…
Когда мучительный процесс подошел к концу, Анна ненавидела уже всех присутствующих лютой ненавистью. И себя больше всех. Никогда, никогда больше не стану совершать поступков, для которых не будет минимум трех внятных причин, пообещала она себе.
На прощание тетя Маргарет подала ей руку с тем же выражением прохладной вежливости, что и в момент знакомства.
– Приятно было познакомиться, мисс Бартон, – сказала она тем тоном, каким говорят обычно «мои соболезнования». – Берегите себя, будьте осторожны.
– Спасибо, миссис Хиггинс, знакомство с вами – большая честь для меня. – Анна четко выговаривала слова. Давно ей не приходилось так кривить душой. – Очень рада. Всего доброго. До свидания, Адриан.
– До свидания, Анна. Спасибо за чудесный кофе. – Лицо непроницаемое, только глаза живые, будто хотят что-то сказать.
Как хорошо, что это только на один день. Несколько странных часов, зато теперь можно поехать домой, а там – теплая ванна, новеллы Мопассана, горячий шоколад с мятным сиропом… Нет, пожалуй, на сегодня питья хватит. Анна непроизвольно прикусила губу. Нет, ни за что она не опустится настолько, чтобы воспользоваться их мраморной уборной!
– Эйд, иногда мне кажется, что я перестала тебя понимать.
– Тетя Маргарет…
– Что с тобой происходит, Эйд? Ты стал невнимательным. Как можно было бросаться под колеса едущего автомобиля?
Адриан хотел было возразить, мол, не бросался, но этим заявлением он мог только навредить Анне. Промолчал.
– Эйд, будь добр, не уходи в себя, когда я с тобой разговариваю.
– Извини, тетя. Я, наверное, устал.
Тетя Маргарет выразительно изогнула бровь: от чего бы тебе устать?
– И, прости меня, эта девушка…
– Что? – может быть, слишком резко спросил Адриан.
– Она, вне всяких сомнений, обладает всеми мыслимыми и немыслимыми достоинствами… кроме искусства управлять автомобилем… Но ведь была какая-то причина, по которой ты привел ее в наш дом?
Адриан неопределенно пожал плечами:
– Она была очень расстроенна, и, наверное, мне хотелось доказать ей, что ничего особенно страшного не произошло.
– Хм. А если бы у тебя были переломы? Или сотрясение?
– Но их нет, – нарочито беспечно отозвался Адриан. – Зато у меня проснулся зверский аппетит. Не пора ли ужинать?
– Я прикажу подавать.
Тетя Маргарет бросила на Адриана еще один скептический взгляд, поправила на плечах шаль и с достоинством, которое она источала, как запах духов, ушла на кухню.
Причина… Причина есть у всего. Всегда. Но иногда она так легко прячется под масками других причин. И так уж ли необходимо выяснять, где причина истинная? Адриан улыбнулся.
3
Как это ни странно, Клайв пришел снова, причем у Анны закрались смутные подозрения, что минувший четверг ей приснился. Он переступил порог кофейни в двенадцать тридцать, как всегда, и заказал кофе по-арабски и венский десерт. Потом подумал – и добавил к заказу тосты с салями и сыром, из чего Анна сделала вывод, что на работе у него какие-то неприятности и потому Клайву нужно больше еды, чтобы их «заесть».
– Как дела, Анна? Что нового? – спросил он без всяких заметных уху постороннего акцентов.
– Все в порядке, спасибо, – улыбнулась она.
– Хорошо выглядишь. Вишневый тебе к лицу.
– А, спасибо…
Вишневый мне, конечно, к лицу, но не думаешь же ты, что я наряжалась в ожидании тебя! – возмутилась Анна.
– Клайв, я подумала над твоим предложением. Нет. – Сегодня у Анны не было настроения щадить его чувства. Хотелось только поскорее отделаться от этой неприятной истории.
Клайв промолчал и вернулся к своему столику – ждать, когда будет готов заказ. Он сидел спиной к стойке. Спина казалась Анне весьма удрученной.
Ну вот и все. Еще одно сердечное разочарование – на этот раз, правда, не ее. Причинять боль – больно, но и это можно пережить. Человек – все-таки очень терпеливое и сильное существо.
Время от времени Анна ловила на себе заинтересованные взгляды и нутром чувствовала, что ее оценивают, как начинающую манекенщицу на кастинге – как она одета, как двигается, как лежат волосы. Старушенции разнесли сплетню. Ну и пусть. Анна чаще выпрямляла плечи. Она и вправду хороша. Вне зависимости от обстоятельств личной жизни и погоды за окном.
Посетителей было больше, чем обычно, и к вечеру Анна совсем выбилась из сил. Уметь делать несколько дел одновременно – например, варить сразу пять чашек кофе разными способами – бесценный талант, но за него приходится платить, к концу дня ноет спина и гудит, как старый колокол, голова. Анна решила, что, если закроется на полчаса раньше, от этого никто не пострадает. Тем более вчера вместо выходного у нее получился прямо-таки черный понедельник…
Появления Адриана она не ждала. Бывает, что напряженно ждешь какого-то события, пусть даже и очень маловероятного, и сам не веришь в его возможность – но все равно надеешься в глубине души. А тут и вправду не ждала, не надеялась и почти о нем забыла…
– Привет.
Видимо, и вправду слишком устала – ей показалось, что он возник неожиданно, как чертик из табакерки.
– Ой, привет… – Анна поймала себя на том, что вытирает бумажным полотенцем совершенно сухие руки.
– А я гулял неподалеку…
– А как твоя нога?
– Ей лучше. Угостишь меня чашкой кофе?
– Да, конечно. Ты успел вовремя, я уже собралась закрываться.
– О, прости… Может, в другой раз?
– Ну уж нет! Теперь я тебя никуда не отпущу. – Анна усмехнулась. – Как тетя?
– Мм… Это вопрос вежливости?
– Нет, это просто вопрос.
– Думаю, у нее бывали дни и получше, но она со всем справится. Она у меня большая молодчина. – Адриан улыбнулся странной улыбкой – теплой и ироничной одновременно.
Анна подумала, что сегодня он немножко другой – более расслабленный. Есть какое-то такое выражение, вроде бы про древнегреческий театр. А-а, вот: как будто слез с котурнов.
– А какое сегодня настроение у тебя?
– Хм. Пожалуй, я пребываю в эйфории без всяких видимых причин…
– Ого! Нужно что-то особенное…
Анна хотела было повесить на двери табличку «Извините, закрыто» и закрыть дверь на щеколду, но передумала. Слухи – это, конечно, мелочи, и по большому счету ничего плохого в глазах общественного мнения она не делает, но незачем подливать масла в огонь. В принципе можно было бы задернуть шторы на окнах, чтобы с улицы не подсматривали вездесущие любопытные, но это уже попахивает паранойей.
Она приготовила ему кофе карамельной, «скандинавской» обжарки со взбитыми сливками и тертым шоколадом. Сама пила чай с ромашкой и медом.
– А чем ты занимаешься, кроме того что совершаешь смотр владений вместе с тетушкой и бросаешься под колеса несчастным женщинам?
– Я пишу книгу по экзистенциальной философии Камю. Учу французский. Катаюсь на лошадях. Иногда хожу на заседания совета директоров.
– Директоров чего?
– Компании.
– А чем занимается таинственная компания?
– По-моему, совершеннейшими глупостями – делает деньги.
– Без этих денег ты не мог бы писать свою замечательную книгу и учить французский.
– Мог бы.
– Тебе бы приходилось каждое утро вставать и идти на работу, делать деньги самому, может, большие, а может – не очень, а по вечерам ты бы пытался просто набраться сил для следующего дня.
– И никакой духовной жизни?
– И никакой духовной жизни.
– Значит, ты так живешь?
– Отчасти.
– А в чем смысл? Чтобы не умереть с голоду?
– Знаешь, я ведь делаю людей немножко счастливее. Самую чуточку – но каждый день. И не каких-то далеких, чужих, почти что не существующих – а этих, знакомых, близких людей. Я готовлю для них кофе и пудинги, и я делаю это хорошо – по-настоящему хорошо, я дарю им простые радости, простые и ощутимые. Мне кажется, им большего не нужно… Почему ты так на меня смотришь? Что-то не так?
– Нет, все так. Наверное, у тебя все же хватает времени, чтобы додумать все мысли, которые приходят в голову. Не откладывая на выходные или отпуск.
– Тем более что отпуска у меня нет.
– Слышу гордость в твоем голосе. Волшебница будних дней.
– Ага.
– Все это хорошо… но если ты способна на большее? А мне почему-то кажется, что способна.
– Это только кажется, Эйд… Не слишком ли много философии для одного вечера?
– По-моему, в самый раз.
– Учти, я не хочу знать, что думал Камю по этому поводу.
– Боюсь, этого не знаю даже я. Кофе бесподобен.
– Рада, что тебе нравится.
Часы на стене, сделанные в виде какого-то экзотического цветка – и тоже из дерева, – мерно тикали. Анна предоставила им отсчитывать время и заставила замолчать внутренний хронометр – когда много готовишь, он становится едва ли не сверхточным. А точность сейчас ни к чему.
– О чем ты думаешь, Анна?
– О времени.
– И как складываются твои отношения со временем?
– Еще один философский вопрос?
– А почему бы и нет?
– Мои отношения с ним складываются… панибратски. Я люблю его тратить.
– Как?
– Вязать.
– Мне кажется, это слишком долго.
– И мне. Но это тоже волшебство: сначала была нить, а под твоими пальцами она превращается в полотно. Создаешь то, чего не было до тебя. Зримое и ощутимое. Здорово.