Радость была недолгой: Дэн перехватил её запястья, завел за спину, обездвиживая, заставил выгнуться, прижимаясь всем телом. Снова перехватил власть.
— Милая, мне нравится то, что ты делаешь… Очень нравится… Но ты слишком ускоряешь процесс… — Слушать это, будучи прижатой к его телу, еще совсем одетому, было невыносимо.
— Денис, давай, ты разденешься, а потом говори все, что хочешь… Я так больше не могу… — Ей уже было абсолютно плевать, что это требование идет вразрез со всеми моральными принципами… И не важно, совершенно, что она первая проявляет инициативу… Главное — почувствовать горячую, гладкую кожу Дениса, прижаться к ней своей, жаждущей…
— Викуль, подожди… Совсем немножко, и все будет, как ты захочешь. Хорошо? — И жаркие губы снова гуляют по груди, дразня легкими укусами и лаской игривого языка, но все равно — не так, как нужно, все равно — мало… И Вере так хочется прижать его крепче, но запястья все так же сжаты, и даже дернуться, лишний раз, нельзя.
Эта сладкая, невозможная пытка продолжалась бы еще бесконечно долго, но Денис, вдруг, решил поймать очередной стон, выпить его, и сам попался. Вера больше не желала сдаваться…
Она вложила в этот поцелуй все, что сейчас в ней сгорало и плавилось, не находя выхода, заставляло оседать на слабеющих ногах, и бессильно требовать снисхождения…
Терпение Дэна на этом сломалось. Что?то невнятно рыкнув сквозь зубы, он обхватил её лицо руками, впился губами, сильно, на грани боли. Зато, теперь её рукам дали волю. И она могла стаскивать с него одежду, и даже, ломая ногти, пробовать расстегнуть пряжку. Та не сдавалась, Вера что?то бормотала недовольно, снова дёргала, злилась, пока он не сжалился и не помог.
— Ну же, Денис, ну… — Она подгоняла его, не стесняясь. — Пожалуйста!
— Тише, маленькая, подожди. — Его шепот был таким же прерывисто — сбивчивым, не очень внятным… Вера, скорее, догадалась, чем разобрала, о чем он…
А потом события разворачивались, будто спиралью скрученная пружина — мощно, быстро, оглушающе, горячо. Вселенная Веры готовилась к взрыву, ведущему то ли к гибели, то ли к рождению сверхновой…
Она плохо помнила, как Дэн разделся окончательно, как они перемещались из ванной комнаты в спальню… В памяти задержался лишь его мучительный стон, когда он, передумав, снял её с туалетного столика и куда?то понес… Её возмущения ничего в тот момент не значили. Он лишь тихо, отрывисто шептал, что сейчас не время, что столик проверят на прочность потом. А сначала, все нужно сделать правильно. Что значит "правильно", Вера не понимала, и была очень против, и хотела всего здесь и сейчас. На Дэна её уговоры не действовали. Пришлось соглашаться…
А потом, отдельным ярким пятном в сознании — гладкость атласного покрывала, слегка охладившего разгоряченную до боли кожу. И руки Дениса, которые постоянно путались в волосах, и он останавливался, чтобы их аккуратно убрать, а через пару секунд — снова запутаться.
И, будто новый поворот калейдоскопа, — дружный протяжный стон, когда Дэн, наконец, одним мощным рывком наполнил её, вызывая разноцветные брызги под веками, даря удовольствие на грани боли, едва выносимое… Такое, которое пережить невозможно, и прекратить — нельзя. И хриплый, гортанный вскрик, выпущенный сквозь искусанные губы, и испуганный вопрос мужчины… и её мольба, чтобы ни в коем случае не останавливался…
Вера забыла, что значит стесняться, и как можно просто молча ждать, когда мужчина догадается… Она всхлипывала, требовала, умоляла о ласках, давно переставших быть невесомыми. Дэн впивался пальцами и губами в её плоть, покусывал, сжимал, вбивался в нее и вдавливал в себя. А ей все казалось, что этого недостаточно, участки кожи, которых он не касался, в тот же момент разрывались от жажды его прикосновений, горели и плавились.
Она извивалась всем телом, стараясь прильнуть плотнее, остаться с ним спаянной неразрывно…
— Какая ж ты у меня голодная, Вика… Я тоже соскучился… Тише, маленькая, все успеем… — Он успокаивал, пытаясь немножечко сбавить темп, но сам тут же срывался, и спешил, спешил…
Легкий, неспешный поцелуй в шею, контрастом с их сумасшедшей гонкой, — то, чего не хватало ей, чтобы взорваться… Что?то гортанно выкрикнуть и забиться в его руках, чувствуя, как мужчину накрыл шквал его удовольствия… И затихнуть, убаюканной нежными, сильными руками…
Из блаженной, задумчивой неги она вынырнула, разбуженная тихим поглаживанием по спине, переходящим во что?то большее, с привкусом жадного интереса…
— Денис… — Протянула томно, вытягиваясь вдоль его тела, подставляя шею под его укусы. — А говорил, что это я голодная…
— Я тоже проголодался… А под боком лежит кто?то очень вкусный… Разве я могу удержаться?
— А поспать ты не хочешь, голодающий? Встал ни свет, ни заря, весь день на ногах, и завтра в дорогу…
— А мы, разве, завтра куда?то спешим? Я думал, у нас еще целый день в распоряжении… Просто спать, когда ты рядом, было бы глупо и скучно, Вик. А я ведь совсем не глупый, да? — Эти пояснения перемежались паузами, короткими и не очень, заполненными легкими касаниями губ, скольжением пальцев…
— Денис, мне щекотно, и я хочу спать… — Желание покапризничать — еще одно открытие, которое Вера неожиданно сделала. Раньше она такого себе не позволяла никогда. А сейчас ей очень хотелось прикинуться маленькой обиженной девочкой, надуть губки, и чтобы кто?нибудь непременно утешал…
— А ты спи, моя хорошая, спи… Я же не настаиваю, чтобы ты бодрствовала… — Ласковый шепот оказывал странное воздействие: расслаблял сознание до состояния плавленого воска, а тело от него возбуждалось… — Поворачивайся на животик, обнимай подушку и спи, моя сладкая. Дальше я все сделаю сам. А когда проснешься, мы восстановим всю цепь событий и закрепим навыки, повторением…
Денис давно уже и спокойно жил с уверенностью, что он — взрослый, циничный, прожженный насквозь и сотню раз битый — перебитый реалист. Не верящий ни в какую романтику, "чувства", привязанность и тому подобный бред. По молодости хватанул этих радостей полной ложкой, досыта наелся, до оскомины. И больше пробовать не хотел. А тоска, что порой в душу закрадывалась — так это нормально, все думающие люди иногда тоскуют о чем?то таком, чего и сами не ведают. И Вика ему, поначалу, была интересна, увлекала, вызывала желание победить, завоевать, доказать себе и ей… что?то обязательно доказать… И — ничего более. Дэн так считал и в это верил. И тяга к этой девушке его не беспокоила, не казалась опасной.
А сейчас в нем будто что?то треснуло и начало со звоном рассыпаться. Нечто такое, что больно цепляло за невидимые струнки, что?то неправильное. С ним творилось что?то неладное, опасное, но сил от него отказаться просто не хватало.
Он даже точно мог назвать момент, когда эта трещина пошла, и игра в соблазнение, которую он сознательно и успешно вел, вдруг превратилась во что?то большее. Перестала быть игрой. И к соблазнению это тоже теперь никак не относилось. Та секунда, когда в распахнутых викиных глазах, почти прозрачных тогда, он увидел все её страхи, неуверенность, опаску, ожидание боли, которая непременно придет, когда все закончится, и — решимость. И веру в то, что он, Денис, ни за что её сейчас не подведет, и все сделает правильно. Все, что Вика обычно прятала в дальних закромах, сегодня выплеснулось на него, накрыло с головой, как приливной волной, а потом отхлынуло, оставив — такого же обнаженного перед самим собой, задыхающегося. И многих сил ему стоило не показать девушке, что он так же сомневается в каждом своем шаге, и что дрожь её пальчиков, доверчиво вложенных в его ладонь, так же пугает его самого. Страшно, что подведет, и какой?нибудь нечаянной глупостью докажет, что не зря она боялась. Но приходилось делать вид, что все ему нипочем, и он знает, что делает… Эх, а Вика и не догадывалась, что дыхание у него перехватывало не от срочного желания секса, а от нежности и какой?то трепетной чувственности…
И, до боли где?то в горле и легких, ему хотелось бережно укачивать её на руках, и целовать пальчики, и слушать, как она дышит, расслабленно положив голову на его плечо, и ощущать, как щекочут кожу на щеке её волосы… Ему бы и этого сейчас, наверное, хватило, но вот тело, проклятое, никак не планировало подчиняться глупым трепыханиям увядающего рассудка. Вика была красива, невероятно сексуальна, и так доверчиво к нему прижималась… Пьянящий коктейль из желания, нежности и чего?то еще, чему Дэн опасался давать точное название, дурманил рассудок похлеще любого вина. Он его и не пил, ограничившись минералкой, а вот Вику слегка подпоил, из самых благих побуждений: чтобы хоть чуть перестала нервничать…
И он с трудом сдерживал свои руки, чтобы не начали хватать и подминать, и рот — чтобы не впился в мягкую кожу, неважно где, главное — ощущать бы её вкус. И медленная пытка, которой он Вику подверг, его самого изводила не меньше.
Но так хотелось не заниматься сексом, а любить её… Залюбить до беспамятства, до звона в ушах, до состояния, когда вылетят все мысли, оставив лишь чистое наслаждение. И он старался, видит бог, он долго и мучительно старался, сознательно умеряя свой пыл. Пока девушка не начала сама его раздевать, да еще так уверенно и настырно. Вот тогда он сломался, и позабыл о всех своих благих намерениях. Отрывался вместе с ней, не отказывая себе в возможности стонать, хрипеть, рычать, что?то бормотать бессвязно, подгоняя её, подгоняя себя… Ненадолго обмякнув, понял, что одного совместного взрыва совсем недостаточно. Необходимо еще повторить, и не раз, не боясь излишеств.
И совсем неожиданной была мягкая шутка Вики о его ненасытности. Она снова его удивила. Даже здесь и сейчас.
Долго не мог угомониться, сам себя поражая невесть откуда взявшимися силами. Уже Вика начала отбрыкиваться и просить хоть немного покоя, давя на совесть и на то, что скоро вторые сутки без сна начнутся… Дэн успокаивался на время, даже пытался дремать, но совсем скоро опять просыпался интерес, вполне определенный, и он снова её будил, хоть и пытался быть осторожным…
Отключился внезапно, незадолго до писка будильника на телефоне. Смог лишь вырубить трубку полностью (найти нужную кнопку на экране никак не вышло), и провалился в глубокий сон.
Утро началось ближе к обеду. Верещал телефон Вероники. Похоже, давно, и очень настойчиво. Дэн раздумывал, как поступить — отклонить вызов или разбудить девушку, чтобы сама решала… Не успел сообразить, как Вика, недовольно сопя, глядя одним полуоткрытым глазом, нашарила телефон на полу под кроватью, посмотрела на экран… и просто спрятала его под подушку. Наивная. Это помогло ровно на полминуты. Затем мелодия, пусть и приглушенная, снова раздалась. Теперь еще и постель неприятно вибрировала.
Дэн, затаясь, наблюдал, как девушка хмурится, что?то бормочет, раздраженное, приподнимается на локтях, долго вглядывается в имя звонившего… Рассмотрел имя "Миша", напрягся, ожидая реакции… А она просто перевела телефон на беззвучный режим и снова спрятала его под кровать. Рухнула лицом в подушку, немного повозилась, что?то её, видимо, не устроило… Потом повернулась к Дэну, прижимаясь всем горячим телом, закинула на него руки и ноги, и уснула, судя по мерному дыханию, почти мгновенно. Дэна такая реакция на звонок вполне удовлетворила. Хотя, сам он долго не мог успокоиться… Нежданное напоминание о том, что за стенами номера есть еще люди, и обязательства, и все совсем не просто, разозлило.
Раньше об этом Михаиле он не очень?то и задумывался. Так, иногда, раздражался, слыша его имя от Вики. А сегодня его не слабо зацепило. В чем конкретно проблема — и сам не мог себе точно сказать. Но бесился. Тихо, стараясь ничем не показать Вике, однако — до зубовного скрежета, стоило лишь подумать…
Он держался полдня, не заикаясь по этому поводу. И искренне верил, что справится с собой, не станет поднимать тему… Не получилось.
Взрыв произошел, когда они возвращались домой. Вика, задремавшая во время дороги, встрепенулась, начала что?то разыскивать в сумочке. Оказалось, что у нее вибрирует телефон. Она долго не могла извлечь трубку на божий свет, однако, чудо свершилось, и та нашлась. Девушка долго смотрела на светящийся номер, потом вздохнула, и молча убрала телефон обратно.
Дениса накрыло необъяснимой злостью:
— Что же ты не ответишь? Стесняешься? Меня или его? Или боишься? Хочешь, я с ним поговорю?
Вика сделала долгий, протяжный вдох, прикрыв глаза, с шумом выдохнула… Помолчала немного еще. Денис уже, было, подумал, что она ничего не ответит. Но переспрашивать не стал. Ярость бурлила, заставляя вжимать педаль газа, стискивать руки на руле, хорошо, что глаза оставались ясными.
Когда молчание стало практически невыносимым, она, все — же, выдавила из себя, с трудом, почти осязаемым:
— А что я должна ему сказать сейчас, по — твоему? Не звони, пока что? Я тут себе хахаля нашла, занята немного, не до тебя? Так, что ли? — Её голос, глухой и безжизненный сначала, набирал силу от нарастающей злости, и к последней фразе почти звенел, отдаваясь в перепонках оглушающей болью. Не от громкости. От того, с каким надрывом она говорила.
Хотелось пожалеть и сбавить обороты, но — не получалось. Собственная обида оказалась более мощной.
— Так я, значит, хахаль, получается? А другого словечка не могла подобрать? — Почти выплюнул слово, которое оскорбило бы обоих, но воспитание не позволило, вовремя заткнулся. Понимая, что оно могло бы стать последним в разговоре. Вообще для них последним.
— А кто ты мне, Денис? — Вопрос, заданный тихим голосом, повис в воздухе. Потом оборвался и ухнул камнем вниз, будто придавливая все светлое и легкое, что до этого случилось.
Дэн догадывался, что он прозвучит, рано или поздно. Но надеялся, что не очень рано. До жути не любил такие вопросы. Обычно, по опыту, они вели к окончанию отношений. Потому что означали — его привязывают. Сажают на поводок нечаянно выданных обязательств. А он их не сдерживать не любил. Поэтому и не бросался. Прекращал разговор на эту тему, как только он начинался. Иногда — мягко и щадяще, иногда — резко и грубо.
А сейчас ему не хотелось ничего прекращать. Ведь, по сути, все только начиналось. И ему нравилось все. Кроме этого Миши.
— А кто я тебе, Вик, действительно? — Он так и не нашел верного ответа. А его очень хотелось бы получить. И, понимая, что складывает сейчас на неё всю ответственность, очень не по — мужски и неправильно, не мог придумать ничего лучше.
Вика снова тяжело вздохнула. Молчание уплотнялось, начинало давить, выдавливая наружу все нехорошее, что в нем сейчас клубилось. Дэн отчаянно психовал, зная, что делать этого нельзя. Но ничего не мог с собой поделать. Эта женщина ломала все его навыки самообладания, растряхивала душу, к чертям. Делала больно и неприятно, просто выдержав паузу. О том, что с ним будет, если она заговорит и скажет что?то неверное… Он предпочел не представлять последствий заранее. Будет повод — тогда и подумает, как быть.
— Мне бы тоже хотелось понять, кто мы друг другу… Очень хотелось бы. — Ему совершенно не нравился тон, которым девушка выдала фразу. Чересчур пустой и спокойный. — Обычно, таких, как мы, называют любовники.
Это слово она выделила какой?то особой интонацией. С налетом отвращения и горечи. Дэну это совсем перестало нравиться. Абсолютно. Он притормозил, а потом и вовсе остановился. Понял, что этот разговор лучше вести, глядя в глаза, прямо и безотрывно. Чтобы успеть поймать момент… Какой? Он пока еще только догадывался. Но должен был оставаться бдительным. А Вика упрямо смотрела вперед, к нему не поворачивалась. Зря он, вообще, затеял этот разговор. Нужно было свернуть на что?нибудь легкое… Но ведь ему тоже было важно услышать…
Вот. Услышал. Что дальше?
— Ну, лучше любовником быть, чем хахалем. Разве не так? — Попытка пошутить провалилась. У Вики лишь дернулся уголок губ. Но не в улыбке. В раздражении.
— Не знаю. Когда?то я верила, что никогда так не поступлю… И вот…
— Вика, ну, почему? Ведь слово?то хорошее, от любви произошло… — Он понимал, что говорит банальность, затертую, заезженную до дыр, до состояния ветхой тряпки… Но ничего другого придумать не мог.
— Не знаю. Оно грязное какое?то… Противное.
— Зря ты так. Разве между нами есть какая?то грязь? Мне так не кажется… По — моему, все очень правильно. Нет?
— Денис. Однажды моя мама решила устроить личную жизнь с женатым мужчиной. Он был очень хорошим, я успела к нему привыкнуть и полюбить. Всегда жалела, что он редко появлялся. Ждала. А потом пришла женщина. С двумя девочками — моими ровесницами, может, чуть младше. Она громко кричала, девочки плакали. Моя мама тоже кричала в ответ. А мне тогда было страшно. Я не понимала, кто эти люди и чего они хотят. Запомнила только это слово. Тошнит от него теперь. Потом в нас на улице соседки тыкали пальцем, что?то шептали. Некоторые вслух говорили, не таясь. Мама держалась вначале, а потом горько плакала по ночам. Я слышала. И… как?то… знаешь, не нравится мне все это, Денис…