Теперь пришла его очередь молчать. Сказать хотелось многое. Но всё — не ко времени и не к месту. Все, что вертелось на языке, могло испортить тающие на глазах остатки их отношений. Одним махом перечеркнуть, без надежды на восстановление. Он долго вглядывался в лицо Вики, надеясь увидеть в нем… Что? И сам не знал, что именно. Не нашел. Поэтому, откинулся на сиденье, взъерошил волосы, зачем?то стиснул руль…
Заговорил глухо, медленно. Тщательно подбирая слова.
— Ты знаешь… Я тоже многое могу на эту тему рассказать. Не очень хорошего. И мне тоже всегда было противно думать и говорить про измены. И не всегда был на стороне тех, кто виноват. Ну, или кого считают виноватыми. Как?то так… А теперь, видишь, как вышло: я?то не чувствую своей вины. Вообще никакой. И не перед кем виниться, кроме тебя. И то, лишь потому, что сейчас расстроил. Все. Больше поводов не вижу. — Со злостью долбанул по рулю. — И тебе, Вик, нечего стыдиться и придумывать грехи. Ничего плохого мы не делаем.
Сейчас он ни капельки не лукавил. Искренне верил в то, что говорил. Только дохленький червячок сомнения попытался вылезти из темноты: "Да ну? Где же раньше были эти светлые мысли? Раньше по — другому говорил…"
Но он быстро этого червячка придавил. Нечего тут сбивать с пути истинного.
— Тогда, отчего мне так тошно, Денис? Если я ни в чем не виновата, почему радости нет? — В её глазах застыла горечь, неистребимая. И было бы совсем тяжело, если бы не отголосок надежды, что звучал в этом вопросе… Будто Дэн мог найти для неё такой ответ, от которого ей станет легче, и все окажется на своих местах, и не будет мук совести…
— Потому что ты слишком честная, так я думаю. И слегка наивная. И веришь, что бывают случаи, когда всем одинаково хорошо. А так не бывает. Всегда есть пострадавшие. Мир несправедлив. Только тебе, Вика, нужно бы научиться не о других думать, а о себе. Тебе никто потом спасибо за добровольную жертву не скажет. И в голову никому это не придет. А вот ты потом сотню раз пожалеешь, что не о себе подумала.
— Но так же нельзя, понимаешь ты? А как же совесть? — Она была явно растеряна…
Дэн хмыкнул… Подумал, стоит ли так её огорошивать своими взглядами на жизнь. Решил, что не просто стоит, а необходимо, жизненно. Девочке пора взрослеть. Чтобы не повторять, при случае, чужие ошибки.
— А с совестью, Вика, нужно дружить. Иногда — советоваться, иногда — поспорить. Временами, идти на компромисс..
— Да ты что? Разве можно?!! — Её возмущению не было предела.
— Нужно. Ты пойми, что совесть твоя — не больше, чем набор правил и запретов, которые тебе с детства в голову вбивали. И засунули так глубоко, что они работают уже усилий сознания. Вот ты и думаешь: " Так нельзя"… А почему нельзя? Ты об этом думала?
— Потому что я не хочу делать больно кому?то другому, обижать. Они ведь не заслужили этого, ни Миша, ни… — Она не закончила фразу, но Дэн и без того понял, что имелась в виду его жена. Стало даже немного весело.
— Поверь мне, милая, что моя супруга заслужила до черта всего нехорошего. Ей сотню лет еще отмаливать грехи. О ней можешь не париться, точно.
— Ну, хорошо… А… — И снова пауза. Вика на глазах теряла свое красноречие. То ли обдумывать начала все им сказанное, то ли в чем?то сомневаться…
— Миша твой? Вообще, дурак. Разве можно отпускать свою женщину одну к черту на кулички? На север, да еще и зимой? И на столько времени?
— Ну, он же понимает, что у меня работа, обязанности… что я отказаться не могла…
Его умилила эта непробиваемая женская наивность, этот самообман, от которого все они кажутся себе такими умными и сильными. Самая большая глупость в современной жизни.
— Вика, девочка моя хорошая… Послушай меня, старого опытного м… Ладно, не буду договаривать. Мужчину, пусть будет так. Если бы твой Миша нормально соображал, то дал бы тебе возможность заниматься домом и семьей, а не гнать на край света, за каким?то хреном. Или — работать, но в любой момент встать и уйти, если что?то не по нраву придется. А так, получается, где твой тыл? Он тебе его создал? — Он пытливо глянул ей в лицо. Увидел то, что хотел. — Правильно. Не создал он ни хрена. Вот тебя и носит в богом забытом месте. Дурак он, что отпустил. И заслуживает, чтобы его послали.
— Хочешь сказать, ты бы на его месте запретил мне ехать в командировку?
— Я бы сделал так, чтобы ты сама этого не захотела…
— Мне кажется, что ты сейчас передёргиваешь факты. Получается, что правильный мужчина — тот, кто не дает женщине развиваться самостоятельно. Практически, домостроевец. Разве нет?
— Мне кажется, Вика, что ты хочешь услышать от меня слова, которые избавят тебя от ответственности. Убедят, что ты ничего плохого не делаешь. Вот я и стараюсь. Если не то говорю — скажи, что ты хочешь услышать, и я сотню раз тебе это повторю…
— Ах, значит, так ты обо мне думаешь, да?! — Теперь она, похоже, нашла повод обидеться…
— Я понял, Вика. Иди сюда. — Он отщелкнул сначала свой ремень, потом — пассажирский, а потом потянул её к себе на колени. — Чем ближе ты ко мне находишься, тем меньше споришь… Посиди, погрейся.
— Я, вообще?то, не замерзла!
— Все равно, посиди. — Он прижал к своему плечу её голову, уткнулся подбородком в макушку, подождал, пока перестанет ерзать…
Вика затихла, лишь изредка тяжело вздыхая. Но обнять себя позволила, и даже сама обвила обеими руками его, забравшись под куртку. И не сопротивлялась, когда он легко поцеловал её в висок, потом в лоб, прошелся губами по скулам… Продолжать не стал — момент казался не очень подходящим…
Наконец, она не выдержала (хотя, Дэн молчанием не тяготился, вместе молчать ему очень даже нравилось), подняла голову:
— Ну, почему все так сложно, а?
— Наверное, потому, что ты все усложняешь…
— А если я не умею по — другому?
— Нужно учиться. Научишься — поймешь, как легко и радостно стало жить…
— А ты научился? Не усложняешь?
— Ну, как тебе сказать… Местами. И временами. Но я не останавливаюсь на достигнутом и все больше упрощаю. — Он себя чувствовал сейчас мудрым старцем рядом с маленьким ребенком. Очень мудрым и очень старым, уставшим. А разницы — всего?то, десять лет…
— И что мне нужно для того, чтобы научиться?
— Желание. И время. Очень сильное желание и еще больше — времени.
Вика выпрямила спину, подняла голову, уставилась своими, почти прозрачными сейчас, глазами прямо в его глаза:
— А оно у нас есть?
— Я дам тебе столько времени, сколько будет нужно. И еще немного сверху. Главное, чтобы ты этого хотела. А я никуда не спешу.
— Оно заметно… — Легко усмехнулась. — Но… Денис… я же когда?то отсюда уеду…
— Не уезжай. Я же говорил тебе, что сделаю все, чтобы ты осталась.
— Ты не так говорил, и не о себе. — Капризно. Занервничала. Потому что, недомолвками и намеками, речь шла о важном.
— Но сказал?то об этом. Ты же умная девочка, все понимаешь.
— А если я все равно захочу уехать?
— Значит, я плохо старался. Сам дурак.
— И просто так отпустишь?
— Ну, если ты сможешь убежать, связанная по рукам и ногам, из запертого подвала в заброшенной сторожке в глубине тайги… Выходит, я реально заслужил, чтобы ты сбежала…
— Шутишь, да? А я с тобой серьёзно разговариваю, между прочим…
— Женщинам не стоит вести серьёзные разговоры. Они от этого становятся вредными, скрипучими старушонками. Оно тебе надо? Мне — точно, ни к чему. А если без шуток, Вик, то я жалею, что поднял эту тему. Поторопился. Прости. Больше не буду. — Вздохнул покаянно, сам не зная, чего в этом больше — искреннего сожаления, притворства, чего?то ещё… Факт присутствия этого Михаила где?то рядом, почти за спиной, свербил занозой. Но, по сути, будучи женатым, что он мог требовать от девушки? Ничего. Головой понимал, и это слегка отрезвляло. Хотя бы на время. Что будет дальше, решил не думать. Ни к чему хорошему это не привело бы…
— И что ты предлагаешь делать дальше?
— Сейчас, например, целоваться планирую. Но не очень долго. Иначе, до дому не доберемся. А когда приедем, что?нибудь еще сочиним. — В голос прокралось предвкушение того, что воображение уже активно рисовало. Пришлось тряхнуть головой, чтобы избавиться от картинок…
Вика, наконец?то, оттаяла, несмело улыбнулась. Потом капризно наморщила носик, искусно пряча искорки удовольствия в глазах…
— Ну, не знаю, с кем ты собрался тут целоваться… Я, лично, в округе никого не вижу. В лес пойдешь, медведей будить?
— Да есть тут одна капризная мадам… Надеюсь, потеряет бдительность, вот я её и заловлю…
— А если она против?
— Ну, я ей позволю посопротивляться, для приличия… А потом, все равно, поцелую.
— А если она обидится?
— Если она захочет обидеться, это, в любом случае, произойдёт. Независимо от того, что я сделаю или не сделаю. Так лучше я поступлю так, как понравится обоим. А дальше буду искупать свою вину. — И он, для убедительности, чмокнул её в нос, потом в губы.
Вика отдернулась, в последний момент.
— Так любишь принимать решения за всех? А если я хочу сама решать?
— Лучше признайся сама себе, что намного легче, когда кто?нибудь берет ответственность на себя. Хотя бы, в личной жизни. На работе, так уж и быть, это право никто не отменит.
— А если я так не умею?
— Учись. Иногда полезно. Особенно для девочек, таких, как ты…
Он так и не понял, чем смог её убедить, но… Что?то в девушке поменялось. Будто расслабилась и поплыла по течению. Направление которому задавал он — Денис. Не спорила, не убеждала их обоих, что все это нужно прекратить… Хватала, с какой?то необъяснимой жадностью, полными горстями загребала те минуты счастья, которые они могли выкроить, в днях, перегруженных заботами и тревогами. Будто, выныривая из глубины, вдыхала воздух полной грудью, в надежде надышаться с запасом, на пол — жизни вперед… Дэна это, порой пугало. Что?то тоскливо — пронзительное мелькало в её глазах, когда Вика думала, что он не видит. Он старался понять, выспрашивал о причинах, но девушка лишь отмахивалась…
Он так и не понял, чем смог её убедить, но… Что?то в девушке поменялось. Будто расслабилась и поплыла по течению. Направление которому задавал он — Денис. Не спорила, не убеждала их обоих, что все это нужно прекратить… Хватала, с какой?то необъяснимой жадностью, полными горстями загребала те минуты счастья, которые они могли выкроить, в днях, перегруженных заботами и тревогами. Будто, выныривая из глубины, вдыхала воздух полной грудью, в надежде надышаться с запасом, на пол — жизни вперед… Дэна это, порой пугало. Что?то тоскливо — пронзительное мелькало в её глазах, когда Вика думала, что он не видит. Он старался понять, выспрашивал о причинах, но девушка лишь отмахивалась…
Вера позволила себе сделать то, чего больше всего боялась: бросилась в омут с головой, позволила себе расслабиться. Помня, как это бывает больно в итоге, снова не удержалась. В минуты просветления останавливалась, с ужасом думая: "Что я творю? Зачем? Как можно?!" Но просветление быстро заканчивалось. И она летела, закрыв глаза. Не понимая, куда этот полет её тянет: вверх, вперёд, или не полет это вовсе, а падение. В пропасть. Слегка затянутый, в виду её глубины. Но даже у самых бездонных впадин дно существует. И, как долго ни падай, с ним обязательно встретишься. И единственное счастье летящего вниз безумца — короткая безмятежная невесомость. И воздух свободы, рвущий грудь…
И она хватала это сладкий воздух, напоенный смесью азарта, влюбленности, тревоги, сладкой горечи, и осознания своей нужности. Необходимости для Дениса, которую он выражал, как мог. Всеми известными способами — словами, глазами, интонациями, касаниями рук, нежданными, запретными, тайными, и от того — еще более важными. Он словно пил её близость и никак не мог ею напиться… Вера знала об этом, а он не скрывал, как хотел быть с ней чаще, дольше, плотнее, сильнее… Расставаясь даже на полчаса, он звонил, или слал СМС — ки. Она делала вид, что не замечала их. Молчала. Хватало ровно на две минуты — её личный рекорд терпения. Иногда, расставшись у дверей подъезда, пожелав спокойной ночи друг другу, они спокойно расходились, каждый в свою сторону… А потом разворачивались и неслись навстречу друг другу… Потому, что как?то неправильно попрощались…
Будто подростки, целовались на морозе, не жалея распухших губ, забывая, что руки обветрятся, если долго держать их без перчаток… Дэн подталкивал её к двери, заставляя себя оторваться, а потом сам же хватал за плечи и возвращал. Её одно радовало: в этом доме жили одни пенсионеры, сидящие по вечерам у телевизора, и им никто не мешал, не пытался спугнуть и раскрыть их тайну.
А тайна все чаще оказывалась под угрозой, все более рискованно они ходили по краю, прокалываясь на мелочах. И от того, чтобы их раскрыли, спасало только равнодушие коллег, соседей, знакомых…
Иначе, кто?нибудь давно бы уже заметил, как Вера выскакивает из его кабинета, старательно пряча горящие щёки… Как их поездки к чиновнику затягиваются на полдня, что они возвращаются, совершенно потерянные для мира… Как расходятся по сторонам, не слыша, не видя ничего вокруг… Она вздрагивала и замирала каждый раз, когда Дэн нечаянно оказывался за её спиной. Делал вид, что контролирует и направляет молодого, неопытного помощника… Но она?то знала, что он пришел безо всякой цели. Вернее — не для работы. По тому, как лежала рука на её плече, будто случайно забытая, как с трудом он втягивал воздух, как каменели скулы, когда к ним кто?то подходил, незваный, она догадывалась: просто скучал, и хотел быть рядом, и желательно — подальше от всех.
И она скучала по нему постоянно. Ловила себя на том, что, глядя очередную смету или договор, думает о Денисе. О том, что он говорил при последней встрече, как смотрел, как притрагивался… И уже представляла, что именно скажет ему вечером. Сразу всплывало столько мелочей, ранее неважных, но теперь — обязательных для обсуждения… Вера планировала спросить его обо всем, что стало таким интересным, но… забывала сразу же, как только оставалась с ним наедине. Улетали куда?то в сторону все вопросы и интересы, был только он — такой внимательный и бережный, и такой жадно — нетерпеливый. Какими?то остатками здравого смысла и почти заглохшей интуиции Вера еще держалась на краю, не позволяя себе ухнуть в пропасть без раздумий. Очень хотелось вообще обо всем позабыть и отдать себя увлеченности целиком. Ведь этот раз казался таким непохожим на все предыдущие опыты её влюбленностей: Дэн давал ей ощущение полета, от уверенности в том, что она ему нужна, и никуда он не денется, и не предаст, и можно не бояться, что передумает и перестанет любить…
Она, в принципе, старалась никак не называть эти отношения, про то, что каждый чувствует, они ни разу не говорили. То ли стеснение мешало, то ли боязнь спугнуть и сглазить… Ей казалось, что слово "любовь" — слишком громкое, чересчур увесистое, и оттого — опасное. А сердце старалось убедить, что все, с ними происходящее, называется именно так. Проще было вообще не думать на эту тему.
Денис настаивал, чтобы Вера снова перебралась к нему, и всегда была рядом. Уверял, что целоваться у подъезда, оглядываясь — очень романтично, и он всеми руками "за"; и даже не против того, чтобы отвозить её домой среди ночи, а утром, через несколько часов, приезжать и забирать на работу. Ему это, якобы, совершенно не было в тяжесть. Но казалось глупым терять время на расставания, когда можно бы обойтись и без них. Вера с ним, в общем?то, была согласна. Однако, что?то удерживало её от переезда…
Одна часть её души мучилась от этих расставаний, не меньше, чем Денис, желая их прекратить. А вторая настойчиво убеждала, что это будет полной капитуляцией, во — первых, и Вера полностью будет зависеть от мужчины, во — вторых, и им быстро надоест круглые сутки находиться рядом, это в — третьих, и ей просто необходимо личное пространство, собственная территория, в — пятых… И были еще сотни и тысячи аргументов для того, чтобы остаться жить в съемной квартире. Они перевешивали все доводы в пользу переезда.