– И не только себя, – сказал подошедший Айболит. – Он и меня успел подлечить. Я от боли проснулся, вижу, Семка очухался. Думаю, приспичило парню в туалет, нужно бы помочь… Вдруг мне стало небольно и так хорошо, что я мгновенно уснул. Сейчас меня можно в качестве боксерской груши использовать, ничего не болит.
– Рад за тебя, Володя. И как нам ни интересно, но больным я приказываю вернуться на свои места и спать. Чем быстрее вы вернетесь в строй…
Договорить полковнику не дали, в грот вбежал старший лейтенант Федоров.
– Разрешите доложить…
– Докладывай, Жгут.
– Ко входу в Лагерь подобрался огневик. Пламенем не полыхает, но светится ярко. И с переливами, вроде как сообщить чего-то желает.
– Это ко мне, – сказал Семен. – Доктор пришел уколы ставить. Давайте его проводим в Дальний грот, чтобы никому не мешать.
– Исполняй, Жгут.
– Есть! Э-э-э… А как его сопроводить-то?
Все обернулись на Семку, но ответил Антон Олегович:
– Я с тобой пойду, Саша. Думаю, достаточно просто его пригласить.
Новый сеанс лечения снова больше походил на урок, чем на медицинские процедуры. Изнутри сознания, понятно, было похоже на урок. Семен старательно и послушно изучил несколько параграфов, выполнил ряд упражнений. Кое-что переспросил, а главное виртуозно – как он сам посчитал – ввернул пару вопросов, напрямую к его лечению не относящихся. И получил ответы, разъяснения и даже предложение проверить, что получится в том или ином случае. Вроде все сделал верно. Дальше его досужее любопытство удовлетворять перестали, заставили перейти к дальнейшему самоизлечению. После которого, получив кучу домашних заданий, он вполне благополучно без всякой сторонней помощи вернулся к себе в постель.
А вечером ему показали запись с камер видеонаблюдения, как все эти упражнения выглядели со стороны, и он понял, отчего закаленных в боях бойцов едва инфаркт от такого зрелища не хватил.
Огневик снова соорудил из самого себя подобие огромного увеличительного стекла, так что все детальки прорисовывались замечательным образом, несмотря на слабое освещение.
Поначалу довольно долго ничего не происходило вообще. Семен висел в воздухе, руками, ногами не дергал, разве что грудь вздымалась при дыхании.
Вдруг он начал окутываться паутиной, пока не оказался в плотном коконе. Кокон чулком слез с Семена, и даже при повторном просмотре все вздрогнули, а уж Семка содрогнулся всем телом и его затошнило. Еле сдержался. Под коконом оказалось его тело… вернее, скелет и внутренние органы. Без мышц и кожи. Зато вся система кровообращения аж светилась и было видно, как золотистая кровь толчками движется по венам и артериям. И нервные центры светились, а по нервам огоньки бегали.
На все это добро начали наращиваться мышечные ткани.
– Сам-то видишь, что это не человеческие мышцы? – спросил Левченко.
– Теперь вижу, когда подсказали.
Поверх мышц образовался кожный покров. С костяными наростами, с замечательными когтями на конечностях и хвосте. Кстати, хвост Семке понравился больше всего, уж во всяком случае больше, чем морда с клыками, четырьмя глазами и роскошным рогом на лбу.
Вскоре все это облезло, вновь обнажив костяк, а после Семка трансформировался в нечто с перепончатыми крыльями и двумя рядами шипов вдоль спины. Только хвост в этот раз оказался каким-то куцым и некрасивым.
На третье было продемонстрировано превращение в большого головастика, растекшегося лепешкой и пустившего фонтан воды, словно отфыркивающийся кит-недомерок.
Затем вновь костяк и всякие органы.
– Твой стриптиз, Семен, еще и музыкой сопровождался, жаль, не записали, – сострил Беркут.
– А музыка с чего? Я про музыку даже не думал!
– Про желтую подводную лодку не исполнял? – удивился капитан.
– Стоп. «Йелоу субмарин» у меня в плейере играла, – сказал Серегин. – Я на кухне работал и музыку слушал.
– Мы тоже слушали. Довольно громкую, но не из твоего плейера.
– Отставить посторонние разговоры, – приказал Кузьмин. – Дайте досмотреть!
– Так смотреть никто не мешает, а слушать тут нечего, – проворчал Орлов, но умолк.
Впрочем, смотреть тоже стало не на что. Семенов костяк оброс в одно мгновение его собственным мясом сразу вместе с одеждой.
Перед сном Семка провел все предписанные процедуры как для себя, так и для Левченко. Тот это заметил, покачал головой и так широко улыбнулся, что стало видно – на месте сломанного зуба вырос новый. Семен не стал об этом говорить, пусть Айболит позже сам обрадуется, а сейчас может получиться, будто Семен на благодарность напрашивается.
Огневик – тот же самый или другой – приходил еще два раза, после чего сообщил нечто, что стоило понимать так: прощай, Семен, мои услуги тебе больше не нужны. Семка поблагодарил, конечно, но осознавал, что его благодарности не особо и нужны. А еще ему стало жаль, что не успел задать добрую тысячу вопросов, очень его волновавших. И что до своей библиотеки он в здоровом состоянии добраться не способен. А тут еще ночью ему приснилось, что в этой самой библиотеке появилось новенькое собрание сочинений. На понятном ему языке! И он после этого жалел лишь об одном вопросе, что не успел задать. Ну отчего не спросил, как ему обычному, здоровому, не запертому в самом себе, в ту библиотеку пробираться.
По счастью уже утром жалеть о чем бы то ни было стало некогда. Сезон дождей приближался неуклонно, а путь на ту сторону Каньона найти не получалось.
18
Риф был сплошь усеян крохотными норками. Из них выскакивали и тут же прятались пучочки недлинных тоненьких водорослей. То ярко-зеленых, то темно-фиолетовых, почти черных. Встречались порой мрачные бурые и веселые сиреневые. Высунутся, подергаются, схватят одну-две из роящихся вокруг крошек и спрячутся.
Из-за постоянного мельтешения разноцветных точек риф кажется большим экраном, на котором показывают абстрактные картинки. Впрочем, изредка возникают изображения, схожие с растительными узорами, а то и рисунки деревьев или каких-то неведомых зверей.
Из-за рифа, лениво шевеля плавниками-крыльями, выплыла медуза-стрекоза. Из-за этих длиннющих парных крылышек на кругленьком полупрозрачном теле-шланге ее и прозвали стрекозой. А еще это создание называли сороконожкой за множество пар ложноножек вдоль всего тела, торчащих, правда, не снизу, а сверху. Стрекоза-сороконожка с ходу начала сбор урожая, в тучах крошек она прореживала настоящие тоннели, а ее прозрачное тело становилось все темнее, плотно набиваясь питательным серым планктоном. Уже через минуту стрекоза отяжелела настолько, что ее резко потянуло вниз. Пришлось ей свои ложноножки поднадуть газом, чтобы удержаться «на плаву». Все два метра ее плоти проплыли над Семеновой головой, повернули резво направо и влетели в змеекуст, состоящий из пучка красных змеек. То есть из пучка змееподобных ростков с самыми настоящими змеиными головками, украшавшими их кончики. Даже раздвоенные языки из пастей высовывались. Разве что язычки эти были весьма длинные и липкие.
Стрекоза, пролетая сквозь куст, проткнула несколько очень хрупких ростков-змеек. Те, лопаясь, выпустили облачка ядовито-коричневой взвеси. Все это распугало стайку летучих лягушат, прятавшихся внутри куста, они прыснули в разные стороны.
В Аквариуме начался очередной переполох. Как всегда разноцветный, как фейерверк, и не менее трескучий. Большинство обитателей плавали за счет надутых водородом пузырей. Те нередко лопались от малейшего прикосновения. Опять же у хищников имелись щупальца или стрекала с крючочками, специально предназначенными для прокалывания водородных емкостей своих жертв.
А у этих жертв нередко имелись специальные иголочки, как раз на случай опасности. Обычно, чтобы опуститься на грунт, требовалось стравливать водород, но если это нужно быстро, животное рефлекторно сокращалось, пузыри натыкались на иглы, лопались, а их обладатель падал вниз и очень быстро закапывался в песок. Вот и сейчас песок повсюду шевелился, словно живой – все, кто мог, прятались. Даже змеекуст уткнулся своими многочисленными головками в песок и зарылся в него основательно. Как многоголовый страус! А в результате получилась довольно изящная круглая решетка из изогнутых дугами «стволов».
Как специально налетел порыв ветра, окончательно возмутив спокойствие, царившее в этом небольшом мирке, так похожем на подводный мир коралловых рифов. Вот и стаю медуз приволокло – куполообразный верх, наполненный водородом, внизу болтаются связки стрекательных нитей. Точь-в-точь медузы. Если не обращать внимания на тщедушное тараканье тельце, почти скрытое пелериной вокруг купола.
А вон те ящерки с перепонками очень похожи на летучих рыбок. Проскачут недолго, оттолкнутся и планируют, подруливая хвостами.
И ползучие лианы шевелятся, словно их течение пытается утащить.
Вообще-то все сходятся в том, что Аквариум – самое забавное, яркое, веселое и самое безопасное место во всем Каньоне. Ну, положим, безопасность тут относительная, а насчет всего остального – чистая правда. Семен вживую попал сюда впервые, и обстоятельства неожиданно сложились так, что появилось время осмотреться. Но те же обстоятельства совершенно не располагали к получению удовольствия от просмотра диковин.
Два дня назад на совещании было окончательно решено проводить разведку не только в состоянии отделенного разума, но и вживую. К этому давно все шло. Потому что они четырежды делали попытки пройти через Каньон к его Восточной стене. Все четыре раза предполагалось, что маршрут хорошо изучен, и все четыре раза случалось нечто, чего никто не ожидал и ожидать не мог.
Дно Каньона не было ровным. Точнее, оно было очень неровным. Перепады высот достигали многих десятков, а в отдельных местах дело доходило до трех сотен метров. Это если не вспоминать Северный провал глубиной более тысячи метров. При этом возвышенности чаще всего поднимались, словно огромные ступени, образуя в местах, отделявших их от низменностей, отвесные стены. Порой настолько гладкие, что издали они выглядели отполированными. Флора и фауна на этих отрезках, столь основательно отделенных друг от друга, отличалась разительно. Да еще то там, то здесь обнаруживались уголки, совершенно уникальные по своему растительному и животному миру.
В других районах дно шло высокими волнами разной высоты. Понятно, что растительный и животный мир здесь был более постоянным, во всяком случае не менялся радикально через каждые полсотни километров.
Первая попытка перехода – если быть уж очень точным в словах, то перелета, – была предпринята в двадцати километрах южнее их Верхнего лагеря. Там как раз проходил гребень «волны» и имелась возможность для удобного спуска прямиком с Верхнего карниза. Низины по обе стороны гребня были покрыты совершенно непроходимыми джунглями с деревьями, нередко превышающими сорок, а то и пятьдесят метров в высоту. Перелет над ними был невозможен, а продираться сквозь них пришлось бы целый год.
Гребень в отличие от низин был покрыт низкорослым лесом без всяких заболоченных мест. Плюс ко всему прямо в его центре располагалось несколько голых песчаных пустошей, очень удобных для ночлега.
Первый выход сорвался из-за атаки, последовавшей, едва вниз спустилась первая группа. Атаковали две разновидности зверей, нежданно-негаданно выкопавшихся из-под корней и весьма энергично прыгавших вверх. Очень высоко и слишком ловко прыгавших для кротов. К тому же леса подступали здесь к самому основанию стены Каньона, не удосужившись создать хотя бы крохотного свободного пространства, хоть какой-то полянки. Парочка пыхающих ядовитыми испарениями болот не в счет. Где ни спустись со стены, окажешься в лесу, обитателям которого гости не нужны или нужны как закуска. И они это недвусмысленно продемонстрировали.
Атаку отбили без особых сложностей, но вторая последовала без малейшего перерыва. За ней пошла третья волна нападения. Спустить всех, собрать из заранее приготовленных деталей плоты и взлететь не вышло бы. Пришлось вернуться на Нижний карниз, а внизу создать плацдарм. То есть аккуратно выжечь значительный кусок леса, организовать пустое пространство, на котором отбиваться от лесных тварей было возможно на значительном расстоянии. Так что на следующий день начало похода получилось намного более простым и удачным.
Перелет до ближайшей песчаной пустоши в сто с небольшим километров с максимальной нагрузкой был для Войцека и для Семена предельно возможным. Так что они плюхнулись не на середину ближайшего песчаного участка, а на его край. Потому и обошлось без крупных неприятностей. Песок в этом месте не был таким активным, как чуть дальше. Он сумел, всплеснув себя несколькими фонтанчиками, заглотить лишь двоих, да и то не целиком, а по пояс. Жгута, как пробку из бутылки, выдернул Семка, Инеза справилась сама, заставив оживший песок окаменеть у себя под ногами, и на этой твердой платформе поднялась на поверхность.
Пришлось срочно взлетать. Инезу попросили повторить свой фокус, песок ее слушался, но твердая кора держалась лишь несколько минут.
Алена с Юстиной просканировали пространство и сообщили, что биологическую активность проявляют лишь те участки, где появляется что-то органическое. Для проверки сбросили несколько крупных сучьев, которые были слопаны в единый миг.
– Ага, – глубокомысленно сказала Алена. – По принципу действия тот же болотник. Но когда не активен, понять, что это живое существо, практически невозможно.
Песочница, поименованная так с ходу и без особых изысков, успела слегка подпортить днища плотов. Пришлось срочно выкорчевывать на опушке леса поляну, ставить защиту и заниматься починкой. Ну и дать отдых Семену и Войцеку.
От их Западной стены было пройдено сто девять километров, до Восточной оставались сто сорок. Все мало-мальски приемлемые места для ночевок являлись такими же песочницами – зная, что искать, Алена определила это быстро и точно. Леса же были чересчур активны и агрессивны на всем своем протяжении. Даже ремонт плотов дался непросто. Защитный купол всевозможные создания облепили так, что он сделался непрозрачным, пришлось включать свет. Снизу норовили вылезти, а то и выпрыгнуть все кому не лень. По большей части зубастые и голодные, пусть и не особо крупные.
Пришлось тогда вернуться. Как они с Войцеком долетели до стены, не рухнув на полпути, Семка еще понимал. Зубами скрипели, но дотянули. А вот наверх их самих тащили на руках. И ночевку тогда устроили даже не на Нижнем карнизе, а на голой площадке в каких-то пятидесяти метрах над лесом.
У них уже тогда имелся запасной маршрут через Долину Гейзеров. Но пришлось ждать сутки, прежде чем вновь выступить в поход – Кольцов и Кисконнен приходили в чувство. Заросли Желтого кустарника особой опасности не представляли, но идти по ним… С другой стороны, перелет над низкорослыми зарослями протяженностью в сорок километров вообще не проблема. Опасение вызывали Гейзеры Долины, пусть и вероятность очутиться над таким в момент его извержения была очень невелика. Но если все-таки окажешься над извержением, то уж точно собьет тебя каменной шрапнелью, изрешетит насквозь, да и зашвырнет за тридевять земель. Поэтому лететь решили очень низко и медленно, тем более что гейзеры, переходившие в активную фазу, чувствовались всеми издалека – при такой высоте и скорости всегда имелась возможность заранее принять влево или вправо, приостановиться или ускориться.
Но никакого полета над Долиной не получилось вовсе.
Семен и Войцек вели ковры-самолеты со скоростью пешехода и на высоте, не превышающей рост человека. Тем не менее Семка, едва они оказались над Долиной, почувствовал, что выдыхается. Посчитал, что не оправился от позавчерашнего двойного перелета, и постарался держаться. Но вскоре его плот рухнул на землю, взметнув тучу пыли. Точно такая же взметнулась чуть в стороне – это рухнул Войцек. Никто от падения существенно не пострадал, а обращать внимание на синяки, ушибы, царапины или прокушенную губу они давно уже отвыкли.
Двигаться пешком ничего не мешало. Но взлететь даже без груза ни у Семена, ни у Войцека не выходило. Они прошли вперед на пару километров – ничего не изменилось, летать над Долиной Гейзеров не выходило.
Припасы и плоты перетащили за границу Долины вручную, перелетели через заросли кустарника и вернулись в Нижний лагерь.