– Ага, – соврала я, не рискуя ему возражать.
– Да перестань елозить!
А я все щупала коврик в поисках наушника.
– Сейчас... Вижу, вижу, он плывет... По морю...
На коврике его не было. Я протянула руку вперед, ощупала пол. Да где же проклятый наушник?
– Хорошо, что плывет. Теперь не болтай. Смотри на него и...
– Ай!
– Просил же, не болтай!
– Да на полу!
– Что там? Таракан?
– Да нет...
Зет достал из кармана фонарик. Я схватила его и нетерпеливо осветила свою находку. Это было стеклышко от очков.
– Кто-то прятался тут до нас, – сказал Зет, забирая фонарик и выключая его, – давай дальше слушать...
– Нет уж, дружище, – проговорила я, доставая собственный фонарик и снова освещая стеклышко, заблестевшее таким ярким, победным светом, – мне не до музыки теперь.
Мой страх перед Зетом как рукой сняло. И злость на то, что он такой умный, – тоже. Потому что я-то тоже оказалась не лыком шита.
– И что ты хочешь сейчас делать? – спокойно спросил Зет.
– Сообщить тебе, кто наш художник и похититель рукописи.
Выслушав меня, он, конечно, в обморок от удивления не упал. Наоборот, еще и заметил:
– Мотива-то нет.
– Слушай, дружище, – я снова начала злиться, – я тебе сейчас добуду мотив! Вот прямо сейчас!
Я вскочила, с удовольствием потянувшись.
– Еще рано, – начал Зет, но я уже щелкнула замком.
Воздух в коридоре был гораздо свежее. Я прислушалась. Никаких голосов и шагов.
– Что ты хочешь делать? – спросил Зет, выглядывая из «Крематория».
– Спуститься на второй этаж. Я вспомнила, окна столовки выходят как раз на задний двор. А там, если помнишь, стоит огромный мусорный бак, подпирающий дверь запасного выхода. А дальше, по-моему, понятно и тому, кто не умеет читать мысли.
– Это опасно.
– Знаешь, если боишься, я могу и без тебя спрыгнуть со второго этажа в мусорный бак и отправиться добывать мотив преступления этого психа.
– Нет. Одну я тебя не оставлю.
И он шагнул за мной в коридор.
Мы прислушивались к каждому шороху. Моему обостренному слуху казалось, что наши шаги звучат слишком громко, однако, к счастью, охранники ничего не заметили. Мы добрались до второго этажа, который, собственно, был одним большим залом с высокими столиками (видно, те, кто столовку проектировал, считали, что студентам нечего рассиживаться, поел стоя – и марш на занятия!). Пробежали мимо кассового аппарата и пустых прилавков, на которых обычно выставляются пластиковые тарелки с майонезными салатами и общепитовскими пирожными. Линолеум противно прилипал к обуви, словно по нему разлили сок и забыли вытереть.
Я нашла нужное окно.
– Вот!
– Высоко, – прикинул Зет.
– Да ладно. Там мягко падать. Смотри, сколько мусора в баке.
– Я не о том. Я об окнах. Как ты собираешься их открыть?
– Встану к тебе на плечи. Давай-ка помоги!
Я сама не ожидала от себя такой прыти, но я была вся в предвкушении того, что собираюсь сделать.
Подоконника не было, окна были высоченные, как двери.
Я залезла на батарею, потом ухватилась за столик и с содроганием ощутила, что внутренняя поверхность залеплена жвачкой. Много-много жвачки под столом. Тьфу! На какие только жертвы не приходится идти ради поставленной цели!
Зет чуть улыбнулся, видимо, поняв причину моей гримасы.
– Только не надо говорить, что жвачка – это часть экосистемы, – попросила я, перебираясь к нему на плечи.
Какой он все-таки мускулистый и сильный. А под этой мешковатой курткой с тысячью карманов и не разглядишь... Интересно, а если он кого-нибудь обнимет своими сильными руками... Ну вот, опять лишние мысли! Что со мной делает этот Зет!
– Готова? Давай! – скомандовал он, и я, держась за стекло, отперла окно.
Оно отворилось со страшным скрипом, и я, вздрогнув, чуть не грохнулась. Зет вовремя подхватил меня, и если у меня и возник вопрос, что будет с человеком, которого обнимут такими крепкими руками, то ответ я получила. А может... он просто прочел мои мысли?!
– Ты первая, – сказал Зет, перешагнув через батарею и заглядывая вниз, на мусорный бак.
– Нет. Спрыгни ты. Подстрахуешь меня.
Он кивнул. Чуть присел и спрыгнул. Я перелезла через батарею и посмотрела вниз. Бедолага! Выглядит неказисто, барахтаясь в куче мусора и объедков из этой самой столовой. А запах-то от него какой сейчас будет... Я чуть не хихикнула. Ладно. Представление начинается.
Я шагнула чуть правее.
– Ты куда? – приглушенно крикнул Зет, который уже уселся на куче мусора поудобнее, чтобы меня поймать в свои объятия.
– А вот куда, – пробормотала я, собираясь внутри так, как меня учил Джонни. Танцор-афроамериканец в Центральном парке.
– Ты сломаешь но...
И я прыгнула. Бум! Слегка отбила пятки. Надо чаще тренироваться. А то кого физрук будет показывать своим методистам.
Я посмотрела на Зета и чуть не рассмеялась. Весь в каких-то объедках, в банановой кожуре. Ну что, Капитан Невозмутимость?! Вы растерялись?
– Что ты творишь? – сердито воскликнул он, выбираясь из бака.
– Очень хотелось посмотреть на твою истинную сущность, – засмеялась я.
– Очень глупо! – со злостью сказал он, – ты могла ногу сломать! Это по-детски!
– Это того стоило, – улыбнулась я, – зато теперь я верю, что ты живой человек, а не маг, йог или вампир какой-то!
– Да? А ты меня правда испугалась? – спросил он, снимая с уха банановую кожуру.
– Конечно. Особенно когда ты своими предсказаниями меня пугал.
Он довольно улыбнулся, а потом бросил кожуру обратно в бак и расхохотался.
– Действительно, смешной получился у меня прыжок. А я и забыл, что ты чемпион по прыжкам. Я же видел, как ты сиганула в бассейн.
– А ты чемпион предсказаний. Ну, предскажи что-нибудь...
– Тебе предстоит...
– Вот они! – закричал Макс.
Он выскочил из запасного выхода маленького вестибюля, который Рыжий как-то открывал девушкам в мини-юбках. Макс бросился к нам, но Зет схватил меня за руку и пробормотал:
– Предстоит бежать, кажется!
А Максу крикнул:
– Извини, дружище! На самолет опаздываем!
Я даже на секунду в него влюбилась. Повторю, на секунду.
Глава 19,
в которой я немного говорю по-английски
– Ты уверена, что не хочешь, чтобы я пошел с тобой? – спросил Зет, когда мы добежали до дома Анны Семеновны.
К счастью, она жила совсем недалеко от Воробьевых гор. В обычной хрущевке-пятиэтажке за цирком. Где-то у цирка Макс от нас отстал. Видимо, понял, что, даже если догонит, какие он нам предъявит обвинения? Что мы сидели в мусорном баке у первого гуманитарного? А что в этом такого?!
Тем более что прыжков наших он не видел.
– Да. Сейчас пять утра. Меня она еще, может быть, и пустит, а вот вдвоем с тобой – вряд ли. И Макс может еще догнать нас.
– Ну, пусть приходит, – сказал Зет с делано свирепым видом, а потом улыбнулся и добавил: – Я буду медитировать на скамейке. Спать не хочешь?
– Ну что ты... Такой адреналин в крови...
Я поднялась на седьмой этаж, где жила Анна Семеновна, позвонила в дверь.
– Оливер, фу! – крикнула она совершенно обычным, не скрипучим голосом.
Потом все стихло, видимо, она смотрела в глазок.
Дверь открылась, и мне в ноги сунулся ее ужасно пушистый «двор-терьер» Оливер с хитрой, немного лисьей мордочкой.
– Что случилось? – с тревогой спросила Анна Семеновна.
На ней была плотная белая ночнушка без намека на кружево и розовый халат а-ля мисс Марпл. Она укуталась в него, скрестив руки на груди. Я поморщилась от голоса, который зачем-то снова стал скрипучим.
– Все в порядке, извините за ранний визит. У меня срочный вопрос. Дело...
Я запнулась. Села на корточки, чтобы погладить Оливера. И уже, глядя на нее снизу вверх, сказала:
– Дело касается украденной рукописи.
– Это дело решено, – строго сказала Анна Семеновна.
– Не совсем... И я вам докажу это. Если у вас есть альбом с фотографиями выпускников.
– Выпускников какого года?
– Перестаньте, пожалуйста, скрипеть! – не выдержала я, – того года, когда выпускался мой папа!
– Гаянэ! – с возмущением произнесла Анна Семеновна, – вы вламываетесь в чужой дом в пять утра, просите об услуге, да еще и оскорбляете хозяйку!
– Я не оскорбляю. Я прошу не притворяться.
– Это особенности голосовых связок! Если выпить чай...
– Я слышала, как вы отозвали Оливера обычным голосом, – устало произнесла я, разуваясь и проходя в гостиную.
– Я выпила чаю до того... – начала Анна Семеновна и осеклась.
Поняла, какую глупость чуть не сказала. Я давно подозревала, что Анна Семеновна притворяется. Ей нравится манипулировать людьми. И еще удивлять их. Надо же, какой волшебный голос! Скрипит-скрипит, а выпьешь чаю (в лучших английских традициях!) – не скрипит. Милая деталь, работает на образ преподавателя-легенды. Но меня сейчас интересует только правда!
Гостиная была тоже в духе мисс Марпл. Круглый столик на львиных лапах, за которым она, наверное, чаевничает с престарелыми подружками.
На подоконнике – ваза, в ней – веточки лаванды.
Диван, обитый бордовой тканью, на подлокотнике которого (ну, конечно, как же иначе?) – раскрытый том Агаты Кристи, с пожелтевшими страницами. Спинка дивана густо усеяна шерстью Оливера.
Я вздохнула, села на черный лакированный стул у подоконника. Ощутила запах цветочного мыла, исходящий от лаванды.
Анна Семеновна по-прежнему стояла в дверях, скрестив руки. Оливер тоже не приближался ко мне, угадывая настроение хозяйки.
– Я никому не скажу про ваш голос, – пообещала я, – вы альбом принесете?
Она подумала немного, а потом вышла. Через некоторое время она вернулась с фотокарточкой. На ней несколько студентов стояли, обнявшись, на фоне главного здания МГУ.
– Вот ваш папа, – сказала Анна Семеновна обычным голосом, усаживаясь рядом со мной, – а рядом с ним...
– Генрих Андреевич, отец Анжелы, – вздохнула я, – а вот эта красавица в светлом плаще – это же Лилия Леонтьевна?
– Да, она всегда выглядела превосходно, – улыбнулась Анна Семеновна, – все? Are you satisfied [24]?
– Не совсем. Скажите, какие отношения были у Лилии Леонтьевны и Генриха Андреевича?
– О чем это вы? – насторожилась она и погладила Оливера.
– Ну, может, он был в нее влюблен?
– В нее была влюблена половина курса, коллега. Половина мужской части курса, конечно. А она всегда была гордой и неприступной. Уверенной в себе. Умела настоять на своем. Они с Генрихом, например, часто спорили, что важнее в переводе – теория или практика? Сейчас, когда они уже являются профессионалами каждый в своей области, они понимают, что это спор о курице и яйце. В переводе важны и теория, и практика. Но тогда... Генрих ратовал за реальный язык. Язык газет. Журналов. Комиксов.
– Комиксов?
– Да, коллеги из Бостонского университета лингвистики снабжали нас классическими американскими комиксами, чтобы студенты могли погрузиться в реальный язык, на котором разговаривают англичане и американцы. Лилия эти комиксы терпеть не могла.
– А Генрих любил, – сказала я.
– Да. Он даже учился рисовать в таком стиле...
– Рисовать? – переспросила я.
И вот тут-то мой гениальный профессор, моя без пяти минут мисс Марпл наконец сообразила, к чему я клоню. Сейчас она была похожа на вытащенную из воды рыбу, то раскрывающую, то закрывающую рот. Не хватил бы удар от волнения!
– Погодите, Гаянэ! Вы... вы были на кафедре?! Когда? Видели эту ужасную картинку?! О боже! Какой позор!
– Я видела эту картинку, – произнесла я спокойно, подражая Зету.
Я могла бы ей сказать, что никакого позора в этом нет. Что я художник и что в сети я навидалась всяких рисунков. Что Генрих Андреевич (а в том, что это был он, я уверена) хотел задеть Лилию Леонтьевну. Он за что-то ей мстил и выбрал такой странный способ. Но не стала я ей этого говорить. Потому что не могла простить ей, что она наказала невиновного человека.
– Картинку нарисовала Варя Петрова, – упрямо сказала Анна Семеновна, поджав губы.
Я встала. Выдохнула навязчивый запах лаванды. Положила фотографию на стол. Из окна я видела Зета. Он больше не медитировал на детской площадке. Качался на качелях.
– No, – сказала я, – Petrova is innocent. And I’ll prove that [25]. А секрет вашего голоса я никому не выдам. Don’t worry [26].
Глава 20,
в которой я все гадаю – будет драка или нет?
Мы устроились на рюкзаках между бассейном и входом в первый гуманитарный. Справа от меня сидел Ботаник, слева Зет. В хорошем романе про девочек они бы недовольно косились друг на друга, ревнуя меня, но эти двое, похоже, спелись.
Я, правда, тоже не была похожа на героиню традиционного романа для девочек. Прежде всего потому, что на мне был бурый свитер с дырками. Я надела его в надежде, что мой талисман поможет нам провести встречу.
А спелись ребята в прямом смысле. Зет протянул Ботанику наушник, и оба с удовольствием погрузились в прослушивание классической музыки.
– Вальс номер 58? – переспросил Ботаник за моей спиной.
Зет кивнул.
– Чей вальс-то? – проворчала я, стряхивая со спины ползающий туда-сюда проводок, скрепляющий их наушники.
Оба улыбнулись, и я в очередной раз почувствовала себя дурой.
– Мы, к вашему сведению, ловим здесь преступника, – напомнила я этим двоим гениям.
– Шопен этому занятию не помеха, – сказал Ботаник.
– Точно, – поддержал Зет, – классическая музыка помогает структурировать реальность, понимаешь? Она помогает находить ответы на вопросы.
– Тем более что некоторые вопросы так и остались без ответов, – добавил Ботаник.
– Имей совесть! – воскликнула я сердито, – стеклышко подошло!
– Все равно, – упорствовал он, – он сможет отпереться.
– Ладно, – вздохнула я, собирая остатки терпения, – знаете, какое между вами самое большое сходство? Не то, что вам обоим нравится Шопен и нравится умничать. А то, что на протяжении всего расследования вы постоянно требуете от меня доказательств!
– Мы – твой голос разума, – сообщил Зет, а Ботаник почему-то расхохотался.
Я с подозрением посмотрела на него. Может, на самом деле все эти зетовские примочки, типа «я читаю мысли» и «знаю твою судьбу», – это юмор такой, а я его не поняла? То есть Зет всю дорогу надо мной подшучивал?!
– Ну, прости-прости, – пробормотал Ботаник, заметив, что я надулась, – конечно, если он придет сюда, то это будет прямым доказательством его вины. Ведь ты не подписывала рисунок. Просто написала «Ты прав. Жду в пять у бассейна». Если он придет сюда, к Лилии, значит, это он изобразил ее в образе Невидимой Леди. Кстати, подпись гениальна. Лаконично и в точку.
– Это была идея Зета.
– Я же говорю, мы твой голос разума, – откликнулся Зет, и они оба хихикнули.
Мне было не до смеха. Я все гадала, чем закончится встреча Лилии и Генриха. А вдруг этот сумасшедший набросится на нее? Вообще-то, любая хорошая история в комиксах должна заканчиваться столкновением главных персонажей. Но что-то я слабо представляю себе, как они будут... «сталкиваться». А самое главное – узнаем ли мы, что они оба не поделили?
– Лилия... – подскочил Ботаник и еще издалека раскланялся с заведующей кафедрой перевода, выбегавшей из первого гуманитарного.
Вот уж кто выглядел как героиня женского романа. Лилия была в розовом брючном костюме и белых туфлях, в руках сжимала белую сумочку. На лбу – солнцезащитные очки. На лице – тревога и волнение.
– Что случилось? – бросилась она к нам, – Анна Семеновна сказала, что мне необходимо быть свидетелем в поимке настоящего преступника, оскорбившего нашу кафедру.