Девушка спохватилась, вернулась глазами на полметра влево. И правда, этот парень казался смутно знакомым: забранные в хвост густые каштановые волосы, темно-серые глаза, чуть курносый нос… Откуда она может его знать? Автобус тронулся, качнулся, Марго невольно сделала шаг в сторону и посмотрела на парня с другого ракурса. Теперь ей был виден небольшой шрам, очертаниями похожий на стрелу, на его скуле.
Да это же Илюха Терцов! И как она сразу не догадалась? Они же учились вместе с первого класса, какое-то время даже сидели за одной партой. Вот только за годы, что они не виделись, Илюха вытянулся в росте и раздался в плечах, волосы опять-таки отрастил, да и одеваться стал иначе.
Марго вспомнила, как девчонки-одноклассницы классе в восьмом распространили по школе слух, что Терцов страстно влюблен в Назарову, то есть в нее, следили за ним, словно больше им делать было нечего, подначивали. А Риту их интриги не интересовали, другие проблемы имелись, посерьезней чьей-то выдуманной любви. Да и какая может быть любовь в четырнадцать лет? Смех, да и только!
Марго вдруг осознала, что парень тоже ее разглядывает. Во все глаза. Словно не может себе поверить. Будто привидение увидел или стал невольным свидетелем приземления летающей тарелки. Сделалось неловко. Что это, в самом деле, она сама пялится на человека!
Девушка улыбнулась бывшему однокласснику и махнула рукой, мол, привет, иди сюда. Терцов неуверенно улыбнулся в ответ и стал пробираться к ней по подскакивающему на колдобинах автобусу, попутно извиняясь перед теми, кого нечаянно толкал.
Наконец, он оказался прямо перед Марго. Несколько секунд они молча рассматривали друг друга, после чего Илья заговорил.
– Это и правда ты? А я думал, померещилось, – произнес он. – Не сразу узнал. Ты изменилась.
– Да и ты прежним не остался, – ответила девушка.
Они помолчали.
– Надолго к нам? – спросил Терцов, кивнув на чемодан.
Марго пожала плечами:
– Как получится. Может, и навсегда.
– А что с рукой? – не отставал парень.
– Сломала на тренировке. – Она кинула взгляд на закрепленную на перевязи свою руку. Пальцы казались какими-то неживыми, серыми с синюшным отливом.
– Больно, наверно, – сочувственно сказал Илья, а Марго фыркнула.
– Терпимо. Ну, а у тебя как дела?
– Жизнь бьет ключом, – усмехнулся парень. – Все как обычно.
– Ясно. – Девушка подвинулась поближе к окну, чтобы врывающийся в него ветер омывал ее лицо.
– Из наших с кем-нибудь общаешься? – Терцов тоже подвинулся ближе к стеклу, положил руку на поручень, и Марго поразилась, какая огромная у него вымахала лапища. А пальцы длинные, красивой формы.
– Неа, – ответила она.
– А что так? – удивился он.
– Некогда. – Девушка поймала себя на мысли, что ее ответы слишком уж односложные, словно она не желает разговаривать с бывшим одноклассником. А ведь сама его позвала подойти. Спрашивается, зачем? Стоял бы себе в другом конце салона и стоял. Неудобно как-то. – Я же ушла с середины девятого, – напомнила она. – Сперва со Светкой Ивановой созванивалась, а потом и с ней потерялись.
– Странно, мне казалось, вы так близко дружили… Она замуж вышла прошлым летом, сразу после выпускного. Встретил ее недавно в магазине – счастливая, довольная. Ползунки всякие для будущего сына покупала.
Марго вскинула на него глаза и тут же снова опустила. Как же быстро бежит время! Получается, ее лучшая школьная подруга, с которой они, когда были детьми, прыгали в классики на школьном дворе, сама уже ждет ребенка. Удивительно! А она-то – Марго – все пропустила!
– Не рано она? В восемнадцать-то лет, – произнесла девушка вслух, чтобы хоть что-то сказать.
– Нормально, – отозвался Терцов. – К тому же она всегда хотела семью. Светка – она же домашняя такая. И парень ей попался хороший. Да и представляешь, родит сейчас, а потом, когда ей исполнится, к примеру, тридцать, у нее будет уже взрослый сын. Здорово! Гуляй – не хочу!
В последнем тезисе Марго сомневалась, тем не менее кивнула.
– Тебе, кстати, идет стрижка, – вдруг проговорил Илья. Девушка даже удивилась такой резкой смене темы.
– Спасибо, – поблагодарила она.
Снова замолчали.
Марго, положив здоровый локоть на поручень и опершись на него, смотрела в окно на проплывающие мимо поселки и поля. Ветер приятно холодил лоб и щеки, шевелил отросшую челку. Девушка кожей чувствовала взгляд Терцова, но не оборачивалась к нему, делая вид, что не замечает его пристального внимания. Но расслабиться никак не могла, как не могла и продолжить общение.
Ну о чем еще можно поговорить с тем, кого не видел много лет? С одной стороны, вроде за годы столько всего произошло, только и обсуждать, с другой – все произошедшее настолько далеко разбросало их друг от друга, что кажется, будто между – пропасть. Вот и остается задавать общие вопросы, получать общие ответы, а потом пялиться в окно.
Марго казалось, Илья что-то хочет спросить, но почему-то не решается. Но помогать ему она не собиралась. Мало ли что у него в голове за вопросы. Сейчас начнет еще расспрашивать о ее успехах в спорте, и что ей тогда отвечать? Врать, что все отлично? Хвастаться достижениями?
Но парень молчал, и девушка была ему за это благодарна.
Марго всегда симпатизировала Илюхе Терцову. На фоне других одноклассников он казался серьезным, вдумчивым, спокойным и сосредоточенным. Хотя и странным – во всяком случае, многих его поступков девочка не могла объяснить.
Например, зачем он остается после уроков на дополнительную физру, на которой всегда происходят всякие пересдачи и присутствуют в основном одни девчонки, не успевшие или не сумевшие во время урока сдать норматив.
Физрук у них был – зверь. Его боялась вся школа, никаких послаблений он никому не давал. Даже спортсменке Рите. Особенно Рите. К ней он придирался больше остальных и однажды даже довел ее до слез.
Она частенько оставалась после уроков в числе прочих. Бегала кросс, метала мячи, подтягивалась, отжималась, прыгала и снова бегала кросс. И ни разу физрук не поставил ей оценки выше четверки, несмотря на то, что она была самой сильной, выносливой и тренированной из всех девчонок класса.
Физру Рита ненавидела всей душой. Ей казалось – это ее персональная пытка такая – выполнять бесконечные требования физрука, и дополнительные уроки были для нее тяжелой повинностью.
Вообще девчонок учитель гонял больше, чем парней, неизменно повторяя:
– Мальчишки – они и сами за своей физической подготовкой следят, без всяких указок. А вас не заставишь лишнее приседание сделать. Сами себе вредите! Ленитесь, а потом начинается: я толстая, у меня там болит, здесь болит, бока висят, в джинсы не влезаю. На диету садитесь – а в итоге еще больше свое здоровье губите.
И хотя Рита понимала, что слова физрука не лишены здравого смысла, все равно ни его самого, ни его предмет не любила, как и все без исключения ее одноклассницы. Очень девчонки обижались на то, что парни успевали легко все сдавать во время уроков, а их оставляли после. В итоге на школьном стадионе или в спортивном зале собиралась толпа представительниц женского пола – из их и прочих классов. И частенько Терцов…
Зачем он раз за разом приходит, никому не было понятно. Ладно бы что-то делал, а то сидит на скамейке и наблюдает. Физрук, видевший такое постоянство, даже пытался его привлечь себе в помощники, но Илюха отказывался и снова сидел без дела.
– Ну надо человеку посидеть спокойно, чего вы к нему пристали? – защищала приятеля Светка от любопытства одноклассниц. – Может, ему так думается лучше.
Девчонки в ответ фыркали и косились на Риту. А она не замечала всего этого в упор.
Но к Илье испытывала благодарность, зародившуюся в ней после одного случая.
Тогда как раз физрук довел ее до слез – он снова и снова заставлял бежать на время короткую дистанцию и снова и снова не удовлетворялся ее результатами. Рита уже совершенно выдохлась, а учитель все не отставал. В итоге она психанула, сбежала со стадиона в здание школы, опустилась в холе на лавку и сидела, утирая струящиеся по лицу слезы.
А вскоре пришел Терцов, присел рядом, положил руку на ее плечо, сжал.
– Не расстраивайся, – сказал он. – Он же не хотел тебя обидеть.
– Ага, конечно! – взорвалась девочка. – А чего он тогда ко мне так придирается?
– Просто он знает, что ты лучшая, а с лучших и спрос больше, – пояснил парень.
– Это в чем же я лучшая? – удивилась она.
– Во всем. – Терцов снял руку с ее плеча и теперь просто сидел рядом. – Ты играешь в теннис, все об этом знают, делаешь успехи, ездишь на соревнования. Физрук хочет, чтобы ты была самой сильной, тренированной, чтобы тебя никто не мог победить.
Рита фыркнула. Но ощущение, что с ней поступают несправедливо, испарилось, словно его и не было.
– Слушай, а можно как-нибудь прийти на матч? – спросил вдруг Терцов. – Всегда хотел побывать.
Девочка кивнула:
– Почему же нельзя, приходи. Я сообщу тогда, как что-то будет.
На том и порешили. А на следующих – любительских – соревнованиях Илюха и правда сидел на трибуне рядом со Светкой и парой других их одноклассников и болел за Риту.
Они громко приветствовали каждый ее взятый мяч, а после игры все вместе отправились отпраздновать Ритину победу в недавно открывшуюся кофейню.
Воспоминания о том дне остались у Марго самые хорошие. Пожалуй, это был один из самых светлых дней из того года. В тот день она снова была прежней Ритой – веселой, жизнерадостной, активной. И ребятам нравилось находиться в ее обществе – она видела это по их лицам.
Жаль, что потом события стали развиваться с невероятной скоростью, и Марго затянула под себя гигантская волна бед и жизненных потрясений, а после она и вовсе уехала из родного города в Москву.
А так, кто знает, как могло бы быть, останься она в Суздале. Может, рано или поздно она прислушалась бы к словам девчонок, что «Терцов влюблен в Назарову», поняла бы, что доля истины в этом есть, и сама обратила бы на Илюху внимание.
Но тогда вряд ли в ее жизни случились бы победы и поражения, Федор Николаевич, Дворец спорта, Саша, международные и российские турниры, перелеты, московская квартира и одиночество в ней, перелом руки и последовавший за ним отъезд домой – возможно, навсегда.
Сейчас ей сложно было сказать, чего во всем этом больше – положительных моментов или отрицательных. Склонялась скорее к отрицательным, потому что было жаль потраченного времени на несбывшуюся, как теперь уже стало понятно, мечту.
«Но ведь и надежда была, – напомнила себе Марго, – нельзя об этом забывать».
Когда уже проехали село Павловское, Терцов наконец подал голос:
– Слушай, ровно через две недели, в субботу, в школе будет встреча выпускников. Приходи, если будешь еще тут.
Марго пожала плечами, словно говоря: зачем, кому я там нужна?
– Уверен, тебя многие будут рады видеть, – настаивал Илья.
– Посмотрим, – неопределенно ответила Марго.
Через пятнадцать минут автобус въехал в пригород Суздаля и покатил по улицам. Все здесь было знакомо до мелочей, до каждого поворота, до каждого камня. Казалось, даже собаки и куры все те же, что в детстве.
Наконец автобус остановился на автовокзале, и народ начал медленно покидать салон. Тут никто никуда не спешил, все словно находились на отдыхе.
«Оно и понятно, в основном же туристы», – подумала Марго, хватая здоровой рукой ручку чемодана. Но тут же почувствовала, как на ее пальцы легла теплая ладонь.
– Оставь, я возьму, – раздался над ухом голос Терцова, и девушка подчинилась.
Они жили на соседних улицах – это она вспомнила уже по дороге к бабушкиному дому. Встала перед глазами картинка: зима, холод, изо рта валит пар. Они со Светкой опаздывают в школу, бегут, поскальзываясь на частых наледях, и на перекрестке встречают Илюху. Он стоит, глядя на их улицу, словно ждет кого-то.
– Ты чего тут? – окликает его Светка. – До звонка пять минут.
– Ага, я сейчас, – невпопад отвечает парень.
Они пробегают мимо него, а через двадцать метров Рита оборачивается и видит, что Терцов топает за ними, как почетный эскорт. «Не дождался того, кого ждал», – думает она и прибавляет шагу. Почему-то тогда и мысли о том, что он может ждать ее, не возникало.
Илья катил ее увесистый чемодан легко, словно он не был заполнен доверху – так, что еле застегнулся. Кажется, она выгребла вчера в порыве из шкафов все, до чего дотянулись руки, практически ничего не осталось. Жаль, семейную фотографию со стены упаковать не получилось – слишком габаритная, поместилась только та, что стояла на столе. Ну да она это исправит – распечатает в фотоателье новую.
– Тебе вроде направо, – сказала Марго на том самом перекрестке.
– Верно, – спокойно согласился парень. – Но я сперва тебя провожу.
– Спасибо, – улыбнулась девушка.
Так они и подошли к ее дому – вместе, словно и приехали вдвоем.
За забором уже гулким басом лаял Полкан.
«Неужели меня почувствовал?» – удивилась Марго. И вспомнила, как раньше пес встречал ее из школы – узнавал по шагам, еще когда она была внизу улицы, заливался лаем. А стоило только открыть калитку, как он бросался к ней, подпрыгивал, вилял хвостом, а затем ставил свои огромные лапы ей на плечи и вылизывал лицо.
В груди защемило. Как она могла приезжать к бабушке так редко? Здесь же все, что она любила! Просторный дом – с кирпичным первым и деревянным вторым этажами, резные наличники на окнах, старая плакучая береза, закрывающая своими ветвями от посторонних глаз практически весь фасад, широкое крыльцо со скрипящей третьей ступенькой, качели в саду, которые поставил для дочери отец, бабушкина клубника и яблони, сирень и жасмин…
Ей захотелось бежать вперед со всех ног. Влететь во двор, обнять Полкана, одним прыжком преодолеть крыльцо, ворваться, словно маленький ураган, на веранду и крикнуть:
– Ма, ба, я дома!
Марго резко мотнула головой, отгоняя наваждение. Поглядела на Илью и на свой чемодан.
Парень понял ее правильно, подкатил к ней багаж.
– Ладно, я пойду, – сказал он. – Увидимся. – И, не дожидаясь ее ответа, развернулся и пошел назад – туда, где виднелся перекресток, соединяющий две их улицы.
Девушка пару мгновений смотрела ему в спину, затем взялась за ручку чемодана и толкнула калитку.
Как же странно это было – снова оказаться в своей детской комнате – не проездом, а надолго, не гостьей, а хозяйкой. Словно какое-то бесконечное дежавю.
Первые два дня Марго практически целиком проспала. Просыпалась лишь для того, чтобы сходить на кухню и поесть, и снова возвращалась в кровать. Бессонница в родном доме ее отпустила, словно вовсе позабыла о ней, или решила дать передышку до поры. Даже сны девушке не снились, она проваливалась в забытье, как в омут, и выныривала из него, словно аквалангист из глубины.
Зато воспоминания о тех или иных периодах жизни преследовали ее неотступно. Она плавала в них, как рыба в воде, плавно перемещаясь от одного к другому. Видела себя то совсем крохой, то уже почти взрослой. И во всех этих воспоминаниях она была Ритой – не Марго.
Девушка видела свой четвертый день рождения – это было самое первое связное ее воспоминание о детстве. Перед глазами вставала картинка: она вбегает в гостиную, где на большом дубовом, принадлежавшем еще ее прадеду, отцу бабы Нюры, столе высятся коробки с подарками – маленькие и большие, свертки и пакеты.
Или это ей тогда показалось, что их было много? Но Марго прекрасно помнит большого песочно-желтого игрушечного медведя, и упаковку разноцветных фломастеров, и стопку книжек-раскрасок, и игрушечную железную дорогу – папин подарок. Кстати, дорога до сих пор стоит на комоде в ее комнате и до сих пор вполне себе работает.
– Это все мне? – удивленно спрашивает маленькая Рита, когда мама подводит ее к столу.
– Конечно, тебе, – улыбается та.
– А почему? – хлопает глазами девочка. Ей не верится, что такое изобилие возможно.
– Потому что в этот день четыре года назад ты родилась, – отвечает мама.