^{Грустная песня лилась из двух глоток, как льется падающая со скалы вода. «Мне больно! Больно!»— кричит она, ударяясь о каменистое дно. «Мне больно! Больно!»— кричали псы. Трупы начали разлагаться, и воздух вокруг был густо насыщен смрадом. Лежали псы в разных местах, кое-как присыпанные камнями. Вороньё черными тучами вилось над скалами. Рой за роем подымались они с мест кормежки, неистово горланя. Особенно нахальные отбегали при приближении собак в сторону и, раскрыв клювы, злобно смотрели черными бусинками глаз. Рыжик кидался на них, но они, отлетев чуть подальше или рассевшись на нижних ветвях соседних деревьев, продолжали следить за живыми псами.Альба всегда гордилась Шайтаном. В ее воображении он вставал мощной рыжей глыбой, которой, как ей казалось, не могли причинить вреда даже люди. Ведь он не просто пес. Он мощь и сила, и если не ему, то кому же продолжать жить?Перебегая от одного мертвого пса к другому, она, наконец, почуяла знакомый запах, который пробивался из- под груды камней под отвесной скалой.Вот и все. Нет вожака. Теперь его косточки перемешаются с косточками его жертв...Поднявшись по расщелине, собаки сели на выступ, покрытый лишайником. Перед ними плескалось холодное озеро. Альба смотрела на желтую, в редких зеленых крапинах стену камышей, на расходившиеся от утреннего свежего ветра волны, на пушистые белые облака, на одинокую, издававшую истошные вопли чайку и постепенно проникалась ко всему этому ненавистью. Никогда и ни за что не вернется она сюда, где из года в год умирали ее дети, ее сородичи по стае. Где сплошные несчастья раньше времени превратили ее в дряхлую развалину. Но она уйдет не одна. С нею Рыжик, который скоро вырастет. Его отец — Шайтан. И это уже о чем-то говорит. Он непременно будет вожаком новой собачьей вольной стаи. Лишь бы пережить первую зиму, в губительный мороз, под треск разрывающихся стволов деревьев не упасть на косульей тропе от истощения, от безрезультатной погони за дичью. Зима рядом. Уже слышно ее дыхание, ее бесконечный зловещий шепот. Кружатся в воздухе желтые листья — ее рук дело. Лужицы, покрытые по утрам тонкой корочкой льда,— ее козни.Наверное, только елям и кедрам все нипочем. Они как всегда смеются зиме прямо в глаза. «Будем жить,— смело твердят они,— непременно будем».Альба верит им больше, чем себе, считая деревья мудрыми и правдивыми.Она в последний раз огляделась вокруг и без лишних колебаний решила направиться на Север. Ее по-настоящему притягивала лишь дремучая нетронутая тайга. Именно там меньше всего проезжих дорог и больше, чем в любой другой стороне, могучих, степенных кедров, под сенью которых в глубоких норах живут медлительные барсуки, где черные кроты неустанно прокладывают тоннели, спеша темной ночью незаметно прошмыгнуть из одной норки в другую.Рыжик стоял рядом с матерью, не догадываясь, что смотрит на Тайгал в последний раз. Впрочем, ему Тайгал был совершенно безразличен. Он еще не научился ни любить, ни ненавидеть, и хотя его желудок был постоянно пуст, он еще не знал, что такое настоящий голод, самое большое и самое страшное для бродячего пса зло, зимний голод.На одинокой, стоявшей отдельно, высокой сухой ели сидела старая растрепанная ворона. Покачиваясь на тонкой верхушке и изредка Помахивая крыльями для равновесия, она беспрерывно каркала, приглашая на званый обед воронье, которое откликалось ей из глубины леса. Из самых дальних уголков, из глухих урочищ и таежных распадков спешило воронье на невиданный по размаху страшный пир.Альба с ненавистью посмотрела на ворону и, не желая слышать ее нудное карканье, побежала прочь. Делать ей на Тайгале больше нечего.}СКИТАНИЯ^{Прошел почти месяц, как они покинули Тайгал. За это время Рыжик подрос, окреп и научился хорошо бегать. Обгоняя мать то справа, то слева, он часто останавливался задиристо смотрел па медленно ковылявшую Альбу, огорчаясь, что мать не хочет посоревноваться с ним в беге.Стараясь казаться равнодушной старая Альба проницательным взором отмечала в нем достоинства и недостатки. Ее он перерастет без всяких сомнений, Уже сейчас они примерно одинакового роста. Но сумеет ли он догнать отца? Вряд ли. Но если ли Рыжик, дожив до его лет, будет меньше размером и физически слабее, это еще ни о чем но говорит, Такие псы, как Шайтан, редко встречаются, и вожаком новой стаи непременно будет он - Рыжик.Торопиться было некуда, точного маршрута они не имели, и пройденный ими путь походил на длинную изломанную линию. Выходя на дороги, они подолгу бежали вдоль кюветов, и лишь завидев идущие машины или населенные пункты, сворачивали в сторону.Однажды они случайно вышли к большому деревянному дому лесника, возле которого на них неожиданно с яростным рычанием накинулся огромный лохматый пес. Они бросились наутек, но кабель быстро настиг их. Поневоле пришлось остановиться. К их радости, лохматый пес оказался довольно добродушным. Он не проявил агрессивности. Напротив, новый приятель звал их к себе в гости, к большому деревянному дому. Они же, в свою очередь, приглашали отправиться имеете с ними куда глаза глядят. Пес не соглашался. Он долго сопровождал их, но возле встретившейся на пути речушки круто повернул назад и исчез и осиновом подростке.Затравленной собачонкой, с неприкрытой завистью, как смотрит тяжелобольной на здорового, смотрела Альба ему вслед. Если бы ей повезло в жизни, как этому псу, разве ушла бы она от людей, променяла бы крышу над головой на жалкие каменные норы, не спасающие от сырости и мороза...Рыжик стоял рядом и с нескрываемой досадой смотрел большими карими глазами на мать, безмолвно вопрошая: «Почему мы не побежали за этим псом? Ты же видишь, как бодр он и весел и ничего не боится. Мы тоже станем такими».Альба легла на корни старого, в обрывках седого мха кедра и, уныло слушая журчание воды, кипевшей под упавшей в речку толстой осиной размышляла. Завидуя незнакомому псу, она в душе не могла согласиться с сыном.«Ты еще очень мал, Рыжик, не можешь понять многого,— могла бы она ответить ему.— Не смей завидовать этому слишком счастливому псу. Он живет и радуется, пока не надоест хозяину. Он простая и недорогая вещица, зависящая во всем от прихоти людей. Ты не знаешь, что такое цепь и ошейник. Я же встречала псов, которые вполне серьезно считали, будто родились с ошейником на шее. Да и как можно думать по-другому, если они не помнят себя без извивающейся следом ржавой змеей цепи. Этому псу повезло. Он действительно бодр и жизнерадостен. Мы же счастливы по-другому. Мы ни от кого не зависим. Радостно сознавать, что ты хозяин и властелин своей жизни, что ты вправе распоряжаться ею по своему усмотрению.Поверь, глупыш, ты вырастешь большим и сильным, и этот огромный лохматый пес будет трепетать перед тобой. Я уже вижу, как он падает на спину и неуклюже поднимает лапы... Нам бы только до лета дожить, дождаться, когда вновь по лесу побегут вольные псы, искатели приключений, смелые и отчаянные головушки, твои будущие братья по стае».Рыжик выглядел для своего возраста довольно хорошо. Бродячая таежная жизнь наложила на него отпечаток, заставив расти смелым, сильным, здоровым. Грубая и тяжелая голова, подвижная шея, прямая спина, широкая грудь, еще не успевшая обрасти твердыми мышцами и потому казавшаяся несколько угловатой, толстые мощные ноги, легкая бесшумная поступь, подозрительность, унаследованная от отца, злые огоньки в глазах, безудержная ярость, с какой он бросался на енота или на зайца, выдавали в нем дикого зверя, хищника.Даже Альба порою побаивалась сына, чей свирепый характер доставлял ей радость и одновременно внушал опасения. Но ей ли не знать, каким должен быть вожак собачьей стаи?..Привыкший к различным уступкам со стороны матери, Рыжик не желал ей уступать ни в чем. Были моменты, когда нахальный сын, благодаря своей резвости, перехватывал дичь у нее из-под самого носа, а то и забирал силой. И все-таки старая Альба не допустила между ними ни одной драки. С нескрываемым упреком смотрела она на Рыжика, поедавшего ее добычу.С годами улетучились в неизвестном направлении ее злость и ее решительность. Она могла бы еще потягаться силами с неблагодарным сыном и дать ему хорошую трепку, но всякая мысль о драке приводила ее в угнетенное состояние и наполняла мышцы смертельной усталостью.Она Старела. Старела не по дням, а по часам. Поймав длиннохвостую мышь, она долго жевала ее истертыми зубами и, проглотив, продолжала лежать на земле, отдаляя момент, когда нужно снова вставать и опять куда-то идти.Они коротали ночь под огромным выворотнем. Во время прошлогодней бури на землю упала старая ель, подняв над землей обломанные корни с застрявшими между ними пластами, черной земли. Торчали коренья в разные стороны морщинистыми желтыми руками.В небольшом углублении было тихо и тепло, только изредка сверху осыпалась земля.На рассвете лес наполнил плывущий со всех сторон легкий шорох. Рыжик тревожно прядал ушами. Пахло чем-то новым и свежим. Выпал первый в этом году запоздалый снег. Изумленный Рыжик осторожна переставлял ноги, волнуясь от прикосновения с невесомой прохладой массе, в конце концов настороженность его исчезла, и он восторженно стал барахтаться в белом искрящемся снеге.День прошел, как настоящий праздник. Тем не менее Рыжик почувствовал, что с появлением снега замерла тайга, что дикие звери и птицы стали робкими и не решаются оставить свои следы на белом полотне, что лес дышит настороженно и тревожно.Наступившая зима принесла с собой массу новых ощущений, пополнила его житейскую копилку до этого неведомыми сведениями из жизни тайги.}БАРСУКИ^{Альба и Рыжик двигались по западному склону горного хребта. Посеребренные ели и кедры, молодцевато закинув в небо зеленые шапки, дышали удальством и проворством. Березы и осины высились уродливыми искривленными позвоночниками с торчащими изогнутыми ребрами вместо сучьев. Они умерли и воскреснут лишь по весне.Часто встречавшиеся следы маралов и кабанов пересекали путь, но псы, понимая, что не представляют реальной силы, обнюхивали свежие следы и все так же неторопливо продолжали свой бег.Как обычно, Рыжик бежал впереди и первым заметил барсучьи норы. Без сомнения, они принадлежали одной семье и где-то в глубине земли соединялись между собой узкими длинными ходами.Вскоре подбежала, Альба и тоже осмотрела норы. Она выбрала самую широкую, которой чаще всего пользовались звери, и уселась рядышком.Рыжику это не понравилось, и он нетерпеливо подтолкнул низкорослую мать к норе.Альба не шевельнулась. Впервые она почувствовала необъяснимый страх. Сколько раз ей приходилось сталкиваться с разъяренным отцом барсучьего семейства, но всегда она оставалась победителем. Почему же сейчас дрожат ноги?«Дай отдохнуть,— умоляла она Рыжика. Но Рыжик не знаком с усталостью. Он вновь решительно подтолкнул Альбу к норе.В ответ на приставания сына Альба оскалилась и щелкнула зубами возле его носа.Торопливо отскочив в сторону и стараясь больше не раздражать мать, Рыжик стал основательно разгребать снег, готовясь к длительному привалу.Альба молча смотрела на приготовлении сына, открыто бросавшего недовольные взгляды в ее сторону. Она то знала, что непременно полезет в нору, в противном случае ей грозило неуважение со стороны сына. Ей казалось, что Рыжик смотрит на нее с нескрываемым презрением и осуждением. В его недобром взгляде она не увидела сострадания и жалости.«Мы должны жить,—говорил он всем своим видом»— Ты можешь пролезть в нору и поэтому обязана выполнить свой долг».Альба полностью с ним согласна, но что ей поделить 6 собой, откуда взять силы? Они исчезают, уплывают, как большие кучевые облака, унося на своих плечах заряд ее бодрости и энергии.Бежало время. Рыжик опять стал проявлять нетерпение. Он то и дело сердито рычал из разрытого сугроба, призывая мать к решительным действиям.Наконец Альба решилась. На слабых гнущихся ногах она подошла к норе и просунула в темную дыру голову, Снизу дохнуло теплом и густым барсучьим запахом.Едва протиснувшись в нору, Альба медленно поползла по узкому ходу, часто останавливаясь и прислушиваясь, с трудом протискиваясь меж толстых корневищ деревьев. Отовсюду неслись барсучьи возня и фырканье. Нора оказалась большой, в два этажа. В кромешной тьме она чувствовала близость барсуков, ощущала их горячие, полные злобы взгляды, улавливала каждое движение.К ней вернулись уверенность и сознание собственного превосходства над толстыми барсуками;Не принимая боя, звери собрались в самом последнем, не имевшем выхода, отнорке.Альба приблизилась к ним вплотную и, догадываясь, что барсукам отступать больше некуда, остановилась. В ее планы не входило загонять в угол зверей, способных в создавшейся ситуации пересилить страх и напасть на собаку.Пока она раздумывала, пытаясь найти выход из создавшегося положения, барсуки осмелели и стали проявлять агрессивность. То один, то другой ударяли лапами ее по морде и тут же отскакивали.Огрызаясь, Альба стала пятиться. Однако путь назад оказался намного сложнее. Через несколько метров она основательно застряла меж сдавивших ее ребра плотных земляных стен. Она отчаянно пятилась, но все ее попытки проползти еще хотя бы небольшое расстояние, окончились безрезультатно.Тогда Альба попыталась развернуться, но и тут ее ждала неудача, так сильно изогнувшись и уподобив себя живому клину, она едва сумела принять первоначальное положение.Назад пути не было.}