Пока греет огонь - Копылов Валентин Миронович 13 стр.
умчится в лесную даль, в далекие крепи, на другие озера, чтобы дышать чистым воздухом, любоваться миром, чтобы жить.И тут раздался мальчишеский голос:—Шайтан!— Вовка хотел крикнуть мохнатому другу: «Берегись, убегай, спасайся! Не стой под дулами ружей!», но не успел.Услышав знакомый, родной голос, Шайтан остановился, склонил набок голову и посмотрел на людей, пытаясь отыскать среди них Вовку, единственного человека, воспоминания о котором согревали сердце пса.В тот же момент загремели выстрелы. Огромное облако дыма окутало людей и нехотя поплыло вверх.Изрешеченный картечью, Шайтан упрямо искал среди людей Вовку. Но лица отдалялись, расплывались белыми сугробами по черным камням, уплывая все дальше и дальше в ставшее бескрайним озеро.Он сделал шаг в их сторону, покачнулся и, не удержавшись, полетел вниз.—Шайтан, милый. Я виноват, — Зачем я крикнул?— Вовка бросился к упавшему псу, поднял его тяжелую голову и зарыдал—тонким голосом, растирая грязными ладонями слезы.Шайтан приоткрыл глаза, слабо шевельнул хвостом.—Шайтанушка, милый. Ты ведь не умрешь?—говорил Вовка.Появившееся было осмысленное выражение вновь стало пропадать в собачьих глазах.Вовка прижался к псу лицом.Шайтан нашел в себе силы ответить на ласку. Он шершавым языком коснулся его щеки, подобрал несколько слезинок, дернулся телом и замер.Вовка выпустил из рук отяжелевшую голову. Она глухо ударилась о землю.— Все кончено,— тихо сказал он.Но это была неправда. Шайтан жил. Он продолжал еще жить. В последний раз промелькнули перед ним знакомые лица, улыбающийся Вовка, его родители, Данько. Они выплыли из мрака и, теснясь вокруг, звали его: «Шантан! Шайтан!»Он мотнул крупной Головой. Нет и нет. Ему некогда. Он торопится. Лишь бы успеть. Успеть.Он несется, ломая кусты, тонкие березки, осинки, взлетает на скалу, с жадностью глотает целительный воздух и ждет появления солнца.«Солнца»,—просят деревья, камни, травы, цветы. «Солнца»,—просит он всем своим истомленным существом.Оно всегда появляется неожиданно. Стоит подойти к обрыву и посмотреть на восток как непременно встретишься с его первым лучом... Взошло... Ликует природа. Радуется Шайтан. Значит, жизнь продолжается!Часть ll ОСТАНЕМСЯ В ЖИВЫХГремели выстрелы. Обезумевшие псы метались в глубине большой пещеры. Каменные стены сурово смотрели на четвероногих, не желая проникаться к живым существам ни любовью, ни состраданием, ни злостью. В который раз разрывается полумрак пещер предсмертным воплем— Одинокий прощальный крик, и вновь тишина. Содрогнутся камни- и опять застынут в жутком равнодушии.Отвернулись родные стены от кучки испуганных псов, бросили на произвол судьбы.Не видя вокруг себя надежного укрытия, псы выскакивали наружу и, сломя голову, кидались в притихшие кусты. Стоило кому-либо замешкаться на открытом месте, как смертоносная картечь пробивала сердце, легкие, ломала кости. Срезанные горячим свинцом, бесшумно падали на землю усеянные сморщенными плодами веточки шиповника. Алые ягоды застывали на траве огромными каплями крови.Альба не решалась оставить пещеру. С глубокой тоской она взирала на светлый, начинавшийся от нее в пяти метрах чудесный мир. Несколько прыжков вперед — и над головой запылает солнце, и вновь вольный простор раскинется вокруг. А если не успеет? Вдруг случится непоправимое, и тяжелая картечина пробьет ей позвоночник, заставит корчиться на земле в невыносимых муках.И вновь ужас охватывал ее, теснил в дальний угол пещеры, заставлял прижиматься к холодным камням.Закуток, в котором она однажды спасалась от волков, был ее последней надеждой. Доброе предчувствие подсказывало ей, что все должно обойтись и на этот раз, лишь бы Рыжик, сын ее, не заскулил от страха. Он, как и она, дрожит всем телом.Снаружи послышались голоса людей и звуки шагов. Кроме Альбы и Рыжика в пещере уже никого не осталось. Альба бесшумно протиснулась в узкую щель. Следом за ней пролез щенок. Прижавшись к нему, старая сука почувствовала, как ошалело бьется в щенячьей груди сердце. Она лизнула Рыжика в морду, лапой прижала его к земле и замерла.В пещеру зашел человек. Она отчетливо слышит его осторожные крадущиеся шаги. Шаги упорно приближаются к закутку. Топ, топ, топ. Зловещая поступь оборвалась. Враг остановился в двух шагах от притаившихся собак.—Ну, что там?—раздался приглушенный, неторопливый голос другого человека, находившегося у входа.—Вроде пусто,— послышалось из пещеры. Человек достал из кармана спички, но, по-видимому, они отсырели и не хотели гореть. Изломав их с десяток, человек бросил коробок под ноги и со злости растоптал его сапогом. —Ни черта не разберешь без фонарика. Да и нет тут никого. Можно подумать, они круглые дураки. Как же Жди. Сейчас, наверное, чешут по кустам без оглядки в разные стороны.Люди ушли. Их говор отдалялся и слышался все слабее. Затихли голоса. Мертвая тишина заволокла пещеру, но была в этой тишине зловещая настороженность. Как перед грозой замирает природа, чтобы через некоторое время взорваться и выплеснуть наружу гнев и злость свою, так и в затхлом воздухе их убежища притаилась невидимая сжатая пружина, вот-вот готовая распрямиться и поднять бурю. И вновь тогда загремят выстрелы и польется на сухие травы горячая собачья кровь.«Пора уходить»,— решила Альба. Она выглянула из пещеры. Убедившись, что вокруг никого нет, торопливо пересекла опасный участок. В спасительных кустах она остановилась перевести дух.Щенок ткнулся ей в задние ноги и замер, будто ничто его не волновало. И только напряженная поза да неестественный поворот головы говорили об обратном.Альба поспешно пробежала мимо бездыханных псов, и щенок тоже, подражая матери, подчиняясь чему-то незнакомому и страшному, проследовал за ней, не задержав взгляда на трупах сородичей.Опять невдалеке раздались выстрелы. Альба вздрогнула, прижала уши, ожидая удара невидимого бича. Щенок беспокойно терся об ее ноги. Она лизнула его в морду, качнула поседевшей головой и не спеша побежала прочь. «Подальше от людей. Подальше».Семь дней они прожили в верховьях небольшого ручья. Эти дни не прошли для Рыжика даром. Щенок неотступно следовал за матерью, стараясь во всем ей подражать. Больше всего ему нравилось ловить мышей. О более серьезной охоте он пока не мог и мечтать.С небольшого бугра Альба огляделась вокруг и заметила на фоне зелени серое пятно. Без всяких сомнений — в редком ельничке, на зеленых ветвях недавно упавшей ели, дремал заяц.«Наверное, упитанный, большой и очень вкусный»,— облизнулась Альба.Приказав щенку не двигаться, она мелкими шажками, со всей предосторожностью стала приближаться к серому. Уже коснулся ее ноздрей терпкий, будоражащий запах зайца. Ей хорошо видно, как опускаются и поднимаются заячьи бока. «Спит, не слышит. Спокоен. Еще немного. Спи, косой. Спи... Проклятый ветер. Крутит и крутит. Только что дул навстречу и вдруг потянул в спину».Рыжик — само нетерпение. Ему не сидится на месте. Он в тысячный раз мысленно подкрадывается к зайцу и всякий раз благополучно хватает зверька за горло. «Почему она медлит? Пора сделать последний решающий прыжок».Заяц шевельнул ушами. Альба растерянно застыла на месте. Новый порыв ветра ударил ее в спину. Заяц высоко подпрыгнул и, еще не зная, откуда ему грозит опасность, бросился бежать.Широко раскрыв пасть, Альба рванулась ему навстречу. Прыжок был неточен, и на ее зубах лишь повис клок заячьей шерсти.Рыжик прижался к земле, продолжая внимательно следить за косым. Как ловко он чешет через кусты и мчится прямо на него. «Пора!»—он кинулся на зайца, но неожиданно для самого себя оказался сбитым с ног и, что более всего неприятно и досадно, ощутил на своей груди противное прикосновение заячьих лапок.Сбив с ног Рыжика, перепуганный зайчишка помчался дальше.Щенок с трудом поднялся на ноги и затуманенным взором посмотрел вслед косому.С хриплым лаем Альба пустилась по заячьему следу, но, прекрасно понимая, что зайца ей не догнать, вскоре остановилась. Она виновато посмотрела на подбежавшегосына. «Не повезло, малыш. Что поделаешь? В другой раз повезет. Не вешай головы. А ты молодчина! Не испугался зайца»,— она одобрительно посмотрела на щенка и улыбнулась, оскалив пожелтевшие зубы.На Тайгал они возвращались ночью. Звезды осыпали небо и тускло мигали. Тишина. Стоят ели и березы огромными исполинами, смотрят ввысь, не шелохнутся. Что их мучает, что терзает? У них тоже есть сноп беды и горести. С кем поделиться думами, кому сокровенное выложить, как не звездам и луне? Далеко они. Услышат ли? Не ведают деревья. Но все-таки шепчут про свои печали. И до самого рассвета рассказывают, пока не налетит по-волчьи бродяга-ветер и не заглушит тихий шепот ветвей разбойничьим посвистом.«Скорее! Скорее!» — торопит Альба Рыжика. Неизвестность хуже всего.Последний километр она бежала с предельной скоростью, на какую была способна. Маленький Рыжик едва поспевал за ней. Если Альба, выбирая дорогу, избегала крупных преград, но пренебрегала мелкими, то для Рыжика, чтобы поспеть за ней, не оставалось времени на осмысливание следующего шага. Выбирать не приходилось. Он натыкался на острые сухие сучья, ударялся о камни, падал в ямы, но от Альбы не отставал. Наконец под ногами захлюпала вода.Тяжело дыша, Альба замедлила бег.Над темными водами Тайгала, над шуршащей стеной камышей, над черными скалами продолжала висеть глухая и тревожная ночь. С озера тянуло холодом и сыростью. Пахло водой, тиной и какой-то гнилью. Неподалеку виднелись пещеры. Их широко раскрытые глаза с жадностью вглядывались в посеребренную мутной луной полоску воды: словно в слабо искрившихся водах должна была появиться их добыча.Но разорвет уснувшую тайгу протяжный вопль, взлетит в отчаянии последний крик, и содрогнутся воды Тайгала, поникнут прибрежные кусты. Лишь одни пещеры оживут и возрадуются прощальное эхо будто согревает их каменные сердца и ласкает гранитные уши.«Грызитесь, звери, рвите друг другу глотки, боритесь за место под красным солнцем. На этом построена ваша жизнь. А капельки пролитой нами крови, застывшие на каменном полу, будут для нас теми же цветами, что радуют вас на зеленом лугу. Спешите к нам. звери, спешите».Альба поежилась. Никогда она больше не ступит под эти каменные своды, похожие на гнусные ловушки.Погода испортилась. По небу побежали рваные тучи. Желтая луна устало скатилась за горный хребет. Сделалось совсем темно. Решив дождаться рассвета, Альба выбрала место посуше и грузно повалилась набок, придавив телом редкие стебли осоки,Щенок лег напротив и, подражая ей, шумно раздувал ноздри. До него доносились странные собачьи запахи, отдававшие чем-то сладковатым и приторным. Они назойливо плыли вдоль берега, необъяснимо будоража нервы.На отмели возились водяные крысы. Они плескались в воде и громко грызли водоросли. Щенок грозно заворчал в их сторону. Возня крыс ненадолго прекратилась. Зато потом они с удвоенной энергией принялись пищать, шуметь, и Рыжик понял, что связываться с нахальными соседями — дело безнадежное.Ночное путешествие не прошло для Альбы бесследно. Только сейчас она почувствовала мертвецкую усталость, ломоту в костях, шум в голове и боль в груди. Давно ей не приходилось пробегать подобные расстояния в кромешной тьме, когда все чувства напряжены до предела. Она знала, что боль отпустит, что перестанут дрожать ноги и исчезнет шум в голове. Все это пройдет, как проходило и раньше.Незаметно для себя она задремала. А когда вновь открыла глаза, то увидела начинавшийся рассвет. Редкие клочья тумана бесшумно ползали в зарослях камышей, и восток уже из серого постепенно превращался в молочный, а над самыми верхушками деревьев прорезалась алая полоска.Заметив пробуждение матери, Рыжик встрепенулся, шустро вскочил на ноги и, радуясь -рождению нового дня, толкнул ее головой. Альба отвернулась, давая понять щенку, что играть не намерена. Рыжик в нерешительности потоптался на одном месте, потом зевнул, широко раскрыв пасть, и, сожалея, что с ним не хотят играть, лег рядом.Только сейчас Альба почуяла знакомый, сопутствующий всем ее бедам запах. Так пахнут мертвые псы.ПРОЩАЙ, ТАЙГАЛ!От трупа к трупу перебегали мать с сыном. И только голые камни да серое небо вместе с ними оплакивали погибших псов.Дикая тоска рвалась наружу. Не в силах противостоять ей, Альба судорожно дернула шеей, и хриплый вой полился из ее пасти тоскливым ручейком, направляясь к темным водам Тайгала.Рыжик недоуменно смотрел на мать и, поначалу испугавшись боли, которая рвалась из горла Альбы, несколько раз гавкнул на нее.Альба не удостоила его вниманием, продолжала извергать новые скорбные звуки.Щенок задрожал всем телом, начиная понимать, какую страшную мелодию выводит мать, и незаметно для себя, еще не осознав до конца, кого он оплакивает, стал подвывать Альбе.