— В худшем ты попала бы в руки властей, — ответил Данте. — Тогда тебя могли бы казнить как беглянку. Поэтому отпустить тебя на территории Арканзии я не был готов ни при каких условиях. Именно потому, что ты спасла мне жизнь. В Галлиндии дело обстоит несколько иначе. Как я уже говорил, здесь не слишком жалуют рабство. Работорговля запрещена, а у рабов, привозимых из-за границы, значительно больше прав, чем всё в той же Арканзии. Но ситуация всё равно далека от совершенства. Раб остаётся рабом, и путешествовать в одиночку с клеймом чревато серьёзными неприятностями. Во-первых, здесь проживает много арканзийцев, а об их отношении к рабам тебе известно. Да и среди местных отношение встречается всякое. Есть люди, которые считают, что по отношению к рабу, тем более рабыне, можно позволить себе то, что недопустимо со свободным человеком. Да, здешние суды не относятся к рабу как к вещи, но прав у свободных людей всё равно больше. И расклад «слово свободного против слова раба» редко решается в пользу последнего. Был не один случай, когда преступники пытались повесить всех собак на ни в чём не повинного человека с клеймом. Нередко им это удавалось, хотя в последнее время ситуация и начинает меняться к лучшему. Два таких дела получили большой резонанс.
Хмурясь, он снова прошёлся взад-вперёд по комнате, хрустнул костяшками пальцев.
— Сандра, я буду говорить прямо: риск попасть в беду с драконом на руке очень велик и в Галлиндии. А я не хочу, чтобы ты попала в беду.
По мере того, как он говорил, мои плечи опускались всё ниже и ниже. Нет, на сей раз я верила Данте. Зачем ему было лгать? Ведь проверить правдивость его рассказа было проще простого, достаточно совсем немного поговорить с кем-нибудь из местных.
Данте подошёл ко мне и опять присел на корточки напротив.
— Поэтому я хочу предложить тебе решение, — сказал он.
Я подняла на него скептический взгляд. Какое тут может быть решение?
— Ты останешься в моём армоне, — продолжал Данте. — Выберешь себе занятие по вкусу. Всё, что захочешь. Армон большой, вариантов много. Будешьполучать жалованье, соответствующее твоей должности. И станешь жить жизнью, ничем не отличающейся от жизни свободного человека. Делать выбор за тебя я не собираюсь, но успел немного над этим подумать. Специалист по теоретической магии здесь, к сожалению, не требуется, но есть сферы, где твои знания вполне могли бы пригодиться. К примеру, здесь есть группа лекарей, которые, помимо лечения больных, проводят эксперименты, изобретая новые способы врачевания. Они пользуются для этих целей магическими камнями, и консультации специалиста наверняка придутся им очень кстати. Есть советники по международным связям, им всегда не хватает людей, знающих иностранные языки. Кроме того, вакантна должность Архивариуса.
— Архивариуса? — невнятно пробормотала я. — А в чём она заключается?
Язык заплетался, отражая тем самым хаос, творившийся сейчас у меня в душе. Когда Данте начал говорить о занятии по вкусу, я, признаться, подумала о таких опциях, как мытьё полов, приготовление пищи и прополка грядок. Поэтому когда Данте внезапно заговорил о квалифицированной, профессиональной работе, я подняла голову, расширила глаза и, кажется, даже приоткрыла рот от удивления. И никак не могла понять: радоваться мне, продолжать сетовать на судьбу или просто вылить себе на голову ведро холодной воды. Последнее, пожалуй, было бы наиболее уместным.
— В армоне есть архив, — охотно принялся объяснять Данте. — Он совмещён с библиотекой. Там хранятся документы, много книг — в том числе по теоретической магии, — и даже кое-какие артефакты, сделанные на основе магических камней. Правда, все они давно вышли из использования и особой ценности не представляют, за исключением исторической. Но, быть может, и научной тоже. Время от времени мне бывает нужно просмотреть те или иные документы, либо отрывки из определённых книг; и то, и другое может оказаться как на арканзийском, так и на других языках. В частности там есть литература на твоём родном языке, и ещё на иртонском. Ты знаешь иртонский?
— Да, — кивнула я, всё ещё реагируя на окружающий мир так, словно видела его сквозь пелену тумана. — Мы в университете изучали.
— Отлично. Правда, поскольку архив совмещён с библиотекой, на Архивариуса также падают чуть более тривиальные обязанности — помогать с выбором книги тому, кто хочет взять себе что-нибудь почитать. Но, скажу тебе прямо, такие люди заходят туда нечасто. Те же, кто читает регулярно, уже сами отлично всё там знают. В свободное время ты запросто могла бы заниматься научной работой — если, конечно, захочешь. А если со временем надумаешь сотрудничать с каким-нибудь университетом, я тоже не стану возражать.
— Подожди. — Я остервенело потрясла раскалывающейся головой. — С каким университетом? Я же рабыня, и ты сам сказал, что даже в Галлиндии мои права более чем ограничены.
Данте улыбнулся, сел рядом и положил ладонь на мою руку, разом скрывая от глаз знак дракона. Это прикосновение не напугало; почему-то наоборот стало спокойно и тепло.
— Сандра, сразу видно, что ты жила в обществе, слишком далёком от рабства. Ты просто плохо представляешь себе, как тут всё работает. Даже в Арканзии раб может очень высоко подняться в доме своего хозяина. Иные рабы во дворцах имеют большую власть, чем свободные и могущественные визири. Их уважают, перед ними склоняют головы, все их приказы выполняются неукоснительно. В Галлиндии же раб может продвинуться и за пределами хозяйского дома. Не так давно один человек с клеймом раба даже попал в парламент. Главный лекарь местного лазарета — тоже раб. Получивший высшее образование и имеющий многолетнюю успешную практику. Но за каждым из них стоит хозяин. Который поддерживает его и обеспечивает защиту. Видишь ли, козни, интриги, борьба за власть — всё это в равной мере грозит как свободному, так и рабу. Но у раба намного меньше шансов победить в такой войне — если за ним, опять же, не стоит хозяин. Свободный человек, обладающий достаточной властью. Так что можешь не сомневаться. Если в перспективе захочешь работать с каким-нибудь музеем и университетом, у тебя появится такая возможность.
Я с силой потёрла виски, всё ещё смотря перед собой несколько ошалело. Потянулась к кубку, но оказалось, что он уже опустел. Как-то сама не успела заметить, как выпила всё до последней капли.
— Я прикажу принести ещё, — сказал Данте и позвонил в колокольчик прежде, чем я успела отказаться.
Пока он отдавал распоряжения явившейся на зов служанке, я пыталась думать, но мысли путались.
— У тебя есть какие-нибудь предпочтения? — спросил он, вновь садясь рядом. — Что-нибудь из того, что я перечислил? Или другие мысли? Ты не должна решать сразу, можешь сначала просто пообвыкнуться и присмотреться к тому, что есть в армоне.
— Архивариус, — негромко проговорила я. — Это звучит наиболее…подходяще.
Тут мне не требовалось задумываться. Иметь возможность закрыться в библиотеке казалась сейчас самым что ни на есть лучшим вариантом.
— Я почему-то так и подумал, — кивнул Данте. — И ещё одно. Если захочешь — а я думаю, ты захочешь, — мы можем составить письменный договор.
— Договор? — удивилась я. Мозг действительно был готов взорваться. — Разве может быть договор между… — было не очень легко выговорить эти слова, — …между хозяином и рабом?
— Ещё как может, — просветил меня Данте. — В Галлиндии, конечно, не в Арканзии. Но здесь законы на этот счёт строги. Если подписал договор — изволь его соблюдать. Как ты сама понимаешь, такие документы ограничивают исключительно права хозяина.
Понимаю. Конечно, ведь права раба ограничены по определению.
— Так вот, — продолжал Данте, — если захочешь, мы можем подписать договор, согласно которому твои обязанности в этом армоне ограничиваются работой Архивариуса, с соответствующим профессии и квалификации жалованьем. После этого я, даже если захочу, не смогу заставить тебя делать что-либо другое. Даже если слягу с тяжёлой болезнью и попрошу стакан воды мне подать, ты сможешь бодро помахать у меня перед носом бумагой и сказать: «Обойдётесь, дон Данте, много пить вредно».
Из моей груди вырвался нервный смешок. Данте тоже улыбнулся.
— Это настолько близко к свободе, насколько возможно, Сандра, — мягко сказал он затем.
Смятение по-прежнему преобладало в моём взгляде над прочими эмоциями и, видимо, Данте принял его за недоверие, поскольку пересел за небольшой письменный стол со словами:
— Я могу набросать этот документ прямо сейчас.
Стук в дверь возвестил о возвращении служанки с очередным кубком.
— Это для доньи Эстоуни, — сказал Данте, не отрываясь от своего занятия: он уже писал что-то на листе бумаги.
Служанка поставила кубок на уже стоявший возле дивана столик и удалилась.
— Доньи? — напряжённо переспросила я.
— А как ты думала? — изобразил удивление моей непонятливостью Данте. — Ты — Архивариус высокой квалификации. Состоишь на уважаемой должности в армоне. Это автоматически присваивает тебе титул доньи.
— Даже… — Я приподняла было левую руку.
— Даже несмотря на это, — перебил меня Данте, не глядя. — Я же говорил: клеймо — не препятствие для высокого статуса. И относиться к тебе будут соответственно, можешь мне поверить. Ну вот, готово. — Он поставил размашистую подпись внизу листа. — Если не хочешь, можешь забрать с собой и пока не подписывать. В сущности это ограничивает меня, а не тебя.
Данте подошёл и протянул мне бумагу. На ней было написано точно то, что он и говорил. Договор между доном Данте Эльванди и доньей Сандрой Эстоуни. Должность Архивариуса. Жалованье. Никаких других обязанностей. И подпись.
Я уже не читала, лишь тупо смотрела на текст, и даже не сразу поняла, что на глазах выступила пелена слёз. Листок стал расплываться перед глазами. А потом я зарыдала.
— О нет, — пробормотал Данте, вставая с дивана.
Вернулся, сделав круг по комнате. Теперь, по прошествии времени, я знаю: как человек, скупой на прилюдное выражение собственных чувств, он плохо представлял, как вести себя с женщиной, эмоции которой до такой степени взяли верх. Впрочем, на тот момент мне было не до размышления над его реакцией. Слёзы словно прорвали плотину, и я даже не пыталась их остановить: слишком безнадёжным было это занятие.
Данте осторожно положил руку мне на спину.
— Ну, тише, — пробормотал он, не слишком представляя себе, что ещё сказать. — Всё плохое уже закончилось.
Эти слова заставили меня разрыдаться ещё сильней. Сама не знаю, как и в какой момент это произошло, но вскоре оказалось, что Данте прижимает меня к себе, легонько поглаживая по спине, а я рыдаю ему в рубашку. Некоторое время спустя рыдания стали чуть слабее, и я начала, глотая слёзы, рассказывать. Как приехала из центра города, где жила в последние годы, в свой старый дом на окраине, поближе к морскому побережью. Как из-за загораживавших обзор гор выплыло и быстро причалило несколько пиратских кораблей. Как на улицах началось светопреставление — горели не просто дома, а целые районы, а люди один за другим погибали от пиратских мечей. Потом часть нападавших ринулись глубже в город, другие же, набрав пленных, рванули обратно к кораблям.
Рассказывала о тех криках и панике, что царили на судне, когда нас загоняли в трюм. О крупном камне, который казался раскалённым, когда его насильно прижали к моей руке. Как я завыла от боли, которая, правда, очень быстро прошла, а потом увидела на руке клеймо, которое никогда уже нельзя будет снять. Про раненую девушку, которую выбросили за борт.
Когда я закончила говорить, слёзы хлынули с новой силой.
— Ш-ш. — Данте снова прижал меня к себе, и я продолжила рыдать в безнадёжно вымокшую рубашку. — Ты очень сильная девочка. Всё закончилось. Ты в безопасности.
Постепенно я перестала плакать, лишь изредка всхлипывала, по-прежнему уткнувшись ему в грудь. Данте вдруг взял меня на руки, поднялся с дивана и пошёл в спальню. Не успела я испугаться, как он уже уложил меня на кровать и укрыл одеялом.
— Эту ночь поспишь здесь, — сказал он. — В свои новые покои переберёшься завтра.
— А ты? — нахмурилась я, хотя в мягкой постели глаза сразу же начали слипаться.
— А я уже привык, — усмехнулся он. — К тому же должен ведь я компенсировать тебе недоразумение с дворецким. Будем считать, что с позиции среднего арифметического, тебя приняли, как положено.
— Ладно, — согласилась я, сонно обнимая подушку и слегка обнаглев от усталости. За окном давно стояла ночь. — Если мне что-нибудь понадобится, я пришлю тебе «птичку».
И практически мгновенно уснула. Только успела почувствовать, как мне поудобнее подоткнули одеяло.
Глава 7
Проснулась я утром от того, что солнечный луч беззастенчиво проник в комнату сквозь брешь, оставленную не до конца задёрнутой гардиной. Луч яркого южного солнца, палящего и обжигающего, но одновременно дарящего свет и жизнь. Солнце, под которым мне предстояло научиться существовать.
Я долгое время лежала на спине, вытянув руки поверх одеяла, и думала. Не пыталась прийти к определённым выводам, не стремилась ни в чём себя убедить. Просто раскладывала по полочкам ту информацию, что обрушилась на меня вчерашним вечером. Вчера было только ошеломление. Сегодня способность мыслить возвратилась. Сон сделал своё дело, предоставив мозгу возможность самостоятельно рассортировать новые факты и пристроить их среди прочих знаний. Теперь оставалось лишь медленно пройтись мимо полок и всё как следует рассмотреть.
Самое главное и судьбоносное: похоже, у меня появился шанс на нормальную жизнь. Конечно, не лёгкую. Я в чужом мире, который по-прежнему кажется мне враждебным. Мой собственный мир остался далеко и, вполне вероятно, сожжён и разграблен. А здесь — чужой язык, чужие люди, даже солнце чужое. И мне, несомненно, придётся регулярно сталкиваться с недоверием и презрением, потому что я — чужая и ношу клеймо. Придётся отстаивать своё право на уважение и человеческое достоинство. Но с этим я справлюсь, а по-настоящему лёгкой жизнь не была и раньше. Главное, что это право у меня есть. И скоро появятся занятия и цели, пусть пока незначительные, пусть сиюминутные, но это уже помогает жить, а не выживать.
Негромкий стук в дверь заставил меня вздрогнуть и как-то разом припомнить, что я нагло расположилась в чужой постели. Я тут же обратила внимание, что кровать очень большая, на такой и трое с лёгкостью поместятся. Постель мягкая и уютная. И матрас необыкновенно удобный. Интересно, чем они их здесь набивают?
— Сандра? — спросили снаружи. — Ты не спишь?
Голос Данте звучал не слишком громко, чтобы не разбудить меня в случае, если я ещё не проснулась.
— Нет, — поспешила ответить я.
Быстро села на постели, хотела закутаться в одеяло, потом сообразило, что так и проспала всю ночь в платье, так одежда моя потрёпана, но относительно пристойна. Соскочила с кровати и стала поспешно причёсываться при помощи пальцев. Результат наверняка нулевой, но мысль о том, чтобы поискать здесь гребень, в голову даже не пришла.
— К тебе сейчас зайдёт горничная, — сказал, не открывая двери, Данте, а потом выходи завтракать.
Я чуть-чуть успокоилась, поняв, что он не войдёт прямо сейчас. И напряглась, поняв, что мне предстоит столкнуться один на один с незнакомым человеком. Из местных.
Но горничная вошла, сказала «Доброе утро, донья» и поставила на прикроватный столик кувшин с тёплой водой. Потом выудила откуда-то таз, помогла мне умыться и вручила мягкое и почему-то тёплое полотенце. Спросила, нужно ли мне что-то ещё, я ответила, что гребень, и она извлекла оный из глубокого кармана своего передника. Видимо, там хранилось много всего полезного. Потом служанка присела в коротком реверансе и удалилась, а я, собравшись с духом, вышла в соседнюю комнату.
Со вчерашнего вечера не изменилось ничего, кроме двух вещей. Во-первых, на диване — не том, где мы разговаривали с Данте, а втором, более длинном, — лежала постель. У себя дома он как минимум устроился с большими удобствами, чем на постоялом дворе. Во-вторых, сейчас здесь был накрыт стол.