Сантэн бросила вниз связку ключей. Несколько минут спустя послышались тяжелые шаги, и в кухню вошел рослый, лохматый пузатый мужчина с бутылкой коньяка, которую он, как ребенка, прижимал к груди.
Волосы у него были такие же густые и курчавые, как у Сантэн, но нависали на лоб и в них проступали седые пряди. Усы, пышные и нафабренные, превратились по краям во внушительные пики. Папа смотрел на Майкла единственным темным блестящим глазом. Второй глаз был закрыт пиратской черной повязкой.
— Кто это? — спросил он.
— Английский летчик.
Мрачное выражение исчезло.
— Брат-воин, — сказал мужчина. — Товарищ по оружию, еще один истребитель проклятых бошей!
— За последние сорок лет вы не истребили ни одного боша, — напомнила Анна, не отрывая взгляда от ожогов Майкла, но папа не обратил на нее внимания и направился к Майклу, широко раскрыв медвежьи объятия.
— Папа, осторожней, он ранен.
— Ранен! — воскликнул папа. — Коньяк!
Он произнес это так, словно между этими двумя словами существовала самая тесная связь, нашел два тяжелых стеклянных стакана, поставил на кухонную стойку, подул на них, распространяя запах чеснока, протер полой пиджака и сломал красную восковую печать на горлышке бутылки.
— Папа, но ты ведь не ранен, — строго сказала Сантэн, видя, что он до краев наполнил оба стакана.
— Я не могу обижать столь мужественного человека, предлагая ему пить в одиночестве.
Он протянул Майклу стакан.
— Граф Луи де Тири, к вашим услугам, мсье.
— Капитан Майкл Кортни, Королевские военно-воздушные силы.
— A vфtre santй [15], капитан!
— A la vфtre, господин граф!
Граф пил с нескрываемым наслаждением, потом вздохнул, вытер тыльной стороной ладони великолепные усы и обратился к Анне:
— Лечи дальше, женщина.
— Будет жечь, — предупредила Анна, и Майклу на мгновение показалось, что речь о коньяке, но Анна взяла из каменного кувшина горсть мази и наложила прямо на открытый ожог.
Майкл взвыл от боли и начал подниматься, но Анна удержала его большой красной, со следами тяжелой работы, рукой.
— Перевязывай, — приказала она Сантэн, и когда девушка наложила повязку, боль утихла и сменилась приятным теплом.
— Так гораздо лучше, — сказал Майкл.
— Конечно, — ответила довольная Анна. — Моя мазь помогает от всех болезней, хоть это оспа, хоть почечуй.
— Мой коньяк тоже. — Граф снова наполнил стаканы.
Сантэн отошла к корзине с выстиранным бельем на одном из кухонных столов и вернулась с только что выглаженной рубашкой графа; невзирая на возмущение отца, она помогла Майклу надеть ее. Потом, когда она готовила импровизированную перевязь для раненой руки, за окном послышался звук работающего мотора, и Майкл увидел знакомую фигуру на столь же знакомом мотоцикле, который развернулся, разбрасывая гравий.
Мотор закашлялся и замолчал. Послышался голос:
— Майкл, мальчик мой, где ты?
Дверь распахнулась, и показался лорд Эндрю Киллиджеран в шотландском берете. Лорда сопровождал молодой офицер в мундире Королевской медицинской службы.
— Слава Богу, вот ты где! Не бойся, я привез тебе костоправа. — Эндрю подтащил врача к Майклу и с легкой досадой в голосе добавил: — Похоже, ты и без нас неплохо управился. Я совершил нападение на местный полевой госпиталь. Под дулом пистолета увел врача, сердце мое разрывалось от тревоги, а ты тут со стаканом в руке и… — Эндрю впервые заметил Сантэн, замолчал и начисто забыл о состоянии Майкла. Смахнул с головы свой шотландский берет. — Так это правда! — воскликнул он на прекрасном французском языке, раскатисто, по-галльски произнося «р». — Ангелы действительно ходят по земле!
— Немедленно отправляйся в свою комнату, дитя! — рявкнула Анна, и лицо ее нахмурилось, как страшная морда дракона, охраняющего вход в китайский храм.
— Я не дитя, — столь же яростно ответила ей Сантэн, но, когда она повернулась к Майклу, выражение ее лица изменилось. — Почему он называет вас «мальчиком»? Вы старше его!
— Он шотландец, — ответил Майкл, уже терзаемый ревностью, — а шотландцы все немного сумасшедшие. К тому же у него жена и четверо детей.
— Грязная ложь, — возразил Эндрю. — Дети — да, их я признаю, бедных малышей. Но не жену, определенно нет.
— Йcossais [16], — сказал граф, — великие воины и великие пьяницы. — И на вполне понятном английском добавил: — Позвольте предложить вам капельку коньяку, мсье.
Они обменивались словами на разных языках, понимая друг друга с полуслова.
— Кто-нибудь представит меня этому эталону мужчины, чтобы я мог принять его щедрое предложение?
— Граф де Тири, имею честь представить вам лорда Эндрю Киллиджерана.
Майкл свел их, и они обменялись рукопожатиями.
— Tiens [17]! Настоящий английский милорд.
— Шотландский, мой дорогой друг, — это большая разница. — Лорд поднял стакан, приветствуя графа. — Очаровательно. А эта юная леди — ваша дочь. Сходство несомненно…
— Сантэн, — вмешалась Анна, — отведи свою лошадь в конюшню и займись ей.
Сантэн, не обращая на нее внимания, улыбнулась Эндрю. Это отвлекло его от болтовни, и он уставился на девушку: улыбка совершенно преобразила ее. Казалось, она брезжила сквозь кожу, как свет сквозь алебастр, высвечивала зубы и блестела в глазах, точно солнечный луч в хрустальном сосуде с темным медом.
— Мне кажется, я должен осмотреть нашего пациента.
Молодой армейский врач разрушил очарование и сделал шаг вперед, собираясь снять с Майкла повязку. Анна поняла если не его слова, то движение и решительно преградила дорогу своим массивным телом.
— Скажите ему, если он тронет мою работу, я сломаю ему руку.
— Боюсь, ваши услуги не понадобятся, — перевел Майкл врачу.
— Выпейте коньяку, — утешил его Эндрю. — Недурной коньяк, совсем недурной.
— Вы землевладелец, милорд? — спросил граф как бы невзначай.
— Bien sыr [18]. — Эндрю сделал широкий жест, обозначая тысячи акров и в то же время искусно поднося стакан туда, где граф мог его наполнить. Граф наполнил, и Эндрю повторил: — Конечно! Родовое поместье, понимаете?
— Ага. — Единственный глаз графа блеснул, когда он посмотрел на дочь. — Ваша покойная супруга оставила вам четверых детей?
Он не очень хорошо понял предыдущий разговор.
— Ни жены, ни детей. — Эндрю показал на Майкла. — Мой веселый друг любит шутить. Очень скверные английские шутки.
— Ха! Английские шутки!
Граф захохотал и похлопал бы Майкла по плечу, если бы Сантэн не бросилась вперед и не помешала.
— Папа, осторожней! Он ранен!
— Все остаются на ужин, — объявил граф. — Вы убедитесь, милорд, что моя дочь — одна из лучших поварих в провинции.
— С некоторой помощью, — с неприязнью пробормотала Анна.
— Мне, пожалуй, пора возвращаться, — почтительно сказал молодой врач. — Я чувствую, что здесь не нужен.
— Нас пригласили на ужин, — ответил ему Эндрю. — Выпейте коньяку.
— Не возражаете, если я вам налью?
Врач подчинился без сопротивления.
Граф провозгласил:
— Необходимо спуститься в погреб.
— Папа… — начала Сантэн.
— У нас гости!
Граф показал ей пустую коньячную бутылку, и она беспомощно пожала плечами.
— Милорд, не поможете ли мне выбрать подходящий подкрепляющий напиток?
— Для меня это большая честь, мсье граф.
Сантэн следила за этой парой, рука об руку спускавшейся по лестнице, и в глазах ее было задумчивое выражение.
— Он drфle [19], ваш друг, но искренне предан вам. Видите, как он бросился вам на помощь? А как очаровал папу?
Майкла самого удивила сила неприязни, которую он в этот момент испытал к Эндрю.
— Он учуял запах коньяка, — ответил он. — Это единственная причина, из-за которой он прибыл.
— Как его четверо детей? — спросила Анна. — И их матушка?
Она, как и граф, с трудом понимала разговор.
— Четыре матери, — объяснил Майкл. — Четверо детей, но все от разных матерей.
— Да он многоженец!
Анна надулась и покраснела от такого неприличия.
— Нет, нет, — заверил Майкл. — Вы ведь сами слышали, он это отрицает. Он человек чести и так не поступил бы. Он не женат ни на одной из этих женщин.
Майкл не испытывал угрызений совести: ему нужен был союзник в семье. В этот миг из погреба появилась счастливая пара, нагруженная черными бутылками.
— Там пещера Аладдина! — радостно воскликнул Эндрю. — Граф наполнил ее отличной выпивкой. — Он поставил на кухонный стол перед Майклом с полдюжины бутылок. — Ты только посмотри! Тридцать лет выдержки, как один день! — Он пристально посмотрел на Майкла. — Ты ужасно выглядишь, старина. Надо бы взбодриться.
— Спасибо. — Майкл изобразил улыбку. — Ты сама доброта.
— Естественная братская заботливость… — ответил Эндрю, открывая бутылку, потом, понизив голос, добавил: — Клянусь Богом, она просто потрясающая! — Он посмотрел туда, где женщины что-то делали у большого медного котла. — Я бы предпочел ее выпивке.
Неприязнь Майкла перешла в откровенную ненависть.
— Я нахожу это замечание отвратительным. Говорить так о молодой женщине, такой невинной и прекрасной… — Майкл, не закончив, замолчал. Эндрю склонил голову набок и удивленно посмотрел на него.
— Майкл, мой мальчик, боюсь, это опаснее любых ожогов и синяков. Тебе необходима интенсивная терапия. Я предписываю большую дозу этого уникального кларета!
Во главе стола граф открыл другую бутылку и наполнил стакан врача.
— Тост! — воскликнул он. — Смерть проклятым бошам!
— Б bas les boches [20]! — подхватили все, и, как только выпили, граф положил руку на черную повязку, прикрывавшую его отсутствующий глаз.
— Вот как они обошлись со мной под Седаном в семидесятом. Забрали глаз… но они дорого за это заплатили, дьяволы. Sacrй blеu [21], как мы сражались! Тигры. Мы были настоящие тигры.
— Коты полосатые! — сказала Анна из угла кухни.
— Ты ничего не понимаешь в войне и битвах. Эти храбрые молодые люди — они знают, они понимают! Я пью за них!
Он выпил и спросил:
— Где еда?
Аппетитного вида рагу из свинины, сосиски, мозговые кости. Анна снимала с печи дымящиеся блюда и ставила на стол, а Сантэн грудой насыпала маленькие свежие хлебцы.
— Ну, теперь расскажите, как идет битва, — потребовал граф, разламывая хлеб и окуная его в тарелку. — Когда закончится эта война?
— Давайте не портить добрую трапезу, — попытался уйти от вопроса Эндрю, но граф, чьи усы украшали крошки и соус, настаивал:
— Что слышно о новом наступлении союзников?
— Оно будет на западе, опять на Сомме. Там нам предстоит прорвать немецкую линию фронта.
Ответил Майкл; он говорил спокойно и уверенно и почти сразу завладел общим вниманием.
Даже женщины подошли от печи. Сантэн села рядом с Майклом и устремила на него серьезный взгляд, стараясь уследить за разговором на английском.
— Откуда вы знаете? — прервал Майкла граф.
— Его дядя генерал, — объяснил Эндрю.
— Генерал! — Граф с заинтересованностью посмотрел на Майкла. — Сантэн, разве ты не видишь, что наш гость испытывает трудности?
Анна нахмурилась, а Сантэн наклонилась к тарелке Майкла и разрезала мясо на небольшие куски, чтобы он мог есть одной рукой.
— Продолжайте! — торопил граф Майкла. — И что тогда?
— Генерал Хейг повернет направо. Там он ударит немцам в тыл и сломает их линию фронта.
— Ха! Значит, мы здесь в безопасности.
Граф потянулся за бутылкой кларета, но Майкл покачал головой.
— Боюсь, не совсем. С этого участка фронта снимут все резервы; силы на передовой сократят до батальона; все, чем можно пожертвовать, будет передвинуто в новый район форсирования Соммы.
Граф выглядел встревоженным.
— Это преступная глупость. Конечно, немцы будут атаковать здесь, чтобы ослабить давление на них на Сомме.
— А выдержит ли здесь линия фронта? — с тревогой спросила Сантэн и невольно посмотрела на окна кухни. С тех мест, где сидели, все могли видеть гряду на горизонте.
Майкл замялся.
— О, я уверен, что здесь мы сумеем задержать их надолго, особенно если наступление на Сомме будет развиваться успешно. А когда силы союзников зайдут немцам в тыл, давление здесь сразу ослабеет.
— Но что, если наступление захлебнется или возникнет заминка? — тихо спросила по-фламандски Сантэн.
Девушка, к тому же с трудом понимающая по-английски — она тем не менее сразу ухватила суть. Майкл ответил на ее вопрос с уважением, словно мужчине. Говорил он на африкаансе:
— Тогда нам придется нелегко, особенно если в воздухе у немцев будет преимущество. Мы можем снова потерять гряду. — Он помолчал и нахмурился. — Придется перемещать резервы. Возможно, нам придется отступить к Аррасу.
— Аррас! — ахнула Сантэн. — Это значит…
Она не закончила и огляделась, будто уже прощалась с домом. Аррас находился в глубоком тылу.
Майкл кивнул.
— Когда начнется наступление, вы здесь окажетесь в большой опасности. Вам придется оставить шато и уехать в Аррас или даже в Париж.
— Никогда! — воскликнул граф, переходя на французский. — Де Тири никогда не отступают.
— Только при Седане, — сказала Анна, но граф не обратил внимания на эту дерзость.
— Я останусь здесь, на своей земле. — Он показал на старое, заряжающееся с казенника ружье, которое висело на стене кухни. — Это оружие было у меня при Седане. Боши научились его бояться. Я повторю для них урок. Тири их проучит!
— Храбрец! — воскликнул Эндрю. — У меня тост. За французскую доблесть и за победу французского оружия!
Естественно, граф ответил тостом за генерала Хейга и «наших доблестных английских союзников».
— Капитан Кортни из Южной Африки, — заметил Эндрю. — Надо выпить и за него.
— Ага! — с воодушевлением подхватил граф по-английски. — За генерала… Как зовут вашего дядю-генерала? За генерала Шона Кортни и его смелых южноафриканцев!
— Этот джентльмен, — Эндрю показал на слегка покачивающегося, похожего из-за своих очков на сову врача, — офицер Королевской медицинской службы. Отличная служба, достойная тоста.
— За Королевскую медицинскую службу!
Граф принял вызов, но когда он потянулся за стаканом, тот задрожал раньше, чем граф к нему прикоснулся, и поверхность вина в нем покрылась мелкой рябью. Граф застыл. Все подняли головы.
Стекла кухонных окон задребезжали в рамах, и на севере послышался гром орудий. Немецкие пушки снова обстреливали гряду, издавая рык и лай, подобно диким собакам. Все слушали молча, представляя себе грязь и смерть в сырых траншеях всего в нескольких милях отсюда, от теплой кухни, где они сидят, наполнив животы вкусной едой и вином.
Эндрю поднял стакан и негромко сказал:
— Давайте выпьем за бедолаг там в грязи. За то, чтобы они выжили. На этот раз даже Сантэн отпила из стакана Майкла, и на ее глаза навернулись угрюмые слезы.
— Не хочу показаться брюзгой, — сказал молодой врач, неуверенно вставая, — но для меня артиллерийский обстрел — это вызов на работу. Боюсь, мясницкие фургоны уже в дороге.
Майкл тоже хотел подняться, но был вынужден ухватиться за край стола.
— Я хотел бы поблагодарить вас, мсье граф, — начал он официально, — за гостеприимство… — Последнее слово застряло у него на языке, он повторил его и потерял последовательность мыслей. — Приветствую вашу дочь, мадмуазель де Тири. L’аnge du bonheur…
Ноги под ним подогнулись, и он упал.
— Он же ранен! — воскликнула Сантэн, бросилась вперед и подхватила Майкла, подставила свое нежное плечо, не давая ему свалиться на пол. — Помогите! — взмолилась она.
Покачиваясь, подошел Эндрю, и вдвоем они наполовину понесли, наполовину потащили Майкла из дверей кухни.