Вдалеке показался какой-то указатель, и Аданешь сбавила ход. На большом, тронутом ржавчиной, металлическом щите, выцветшей и местами облупившейся краской было написано: «Национальный парк Аваш». Мы свернули на проселочную дорогу, уходящую вглубь саванны. Некоторое время двигались довольно быстро, но вскоре «Виллис» запрыгал, как мячик, и пришлось сбросить скорость километров до двадцати, потому что дорога стала ужасной. Внезапно, прямо перед нами дорогу перебежала зебра. Я даже привстал от неожиданности — таких животных на воле мне видеть не доводилось. Наташа захлопала в ладоши и подпрыгнула, мне даже показалось, что она сейчас вывалится из машины. А вот Аданешь даже бровью не повела, будто она каждый день только и делает, что разъезжает по саванне, кишащей зебрами и прочей экзотической живностью.
— Зебра, — на всякий случай сказал я.
— Я вижу, — спокойно ответила Аданешь. — А вот еще и свинья.
На дорогу выскочил здоровенный кабан и потрусил перед машиной, не обращая на нас никакого внимания. Аданешь пришлось несколько раз посигналить, прежде чем тот соизволил свернуть в сторону.
— Ой, смотрите, киска! — закричала Наташа.
И правда, слева от нас, совсем недалеко, стоял на пригорке могучий молодой леопард, с великолепной, ярко рыжей, сверкающей на солнце антрацитовыми пятнами, шкурой. Я невольно засмотрелся на этого зверя. Пожалуй, такой грацией, изяществом, не обладает ни одна дикая кошка. Впрочем, красота этого животного также необыкновенна, как его ум и коварство. Почему-то бытует мнение, что самые опасные хищники — это львы и тигры. Из-за размеров, наверное. Однако нет более кровожадного зверя, чем леопард. Подтверждением тому служат многочисленные рассказы охотников и шокирующие описания в книгах. Всюду, где он обитает, его считают одним из наиболее мощных, умных, смелых, коварных и опасных зверей. Невероятная сила, молниеносная реакция и незвериная сообразительность — вот его отличительные черты.
— У нас его называют «хозяин саванны», — сказала Аданешь.
Дорога пошла немного под уклон, и вскоре мы подкатили к решетчатым воротам с надписью «Кемпинг Аваш», от которых вправо и влево тянулся забор из колючей проволоки. Видимо, чтобы обезопасить постояльцев от визита непрошеных гостей из саванны, особенно тех, пятнистых. Однако, как я потом узнал, из хищников здесь обитают не только леопарды. В парке Аваш можно встретить гепарда, степную рысь и сервала. Да и остальных обитателей саванны, в первую очередь, кабанов, вряд ли кто из постояльцев пожелает увидеть в качестве соседей по ночлегу.
Из покосившейся деревянной будки вышел пожилой мужчина, вооруженный, однако, дробовиком. Следом за ним выбежали четыре собаки неопределенной породы. Аданешь обменялась с охранником несколькими только им понятными фразами, и он не спеша отворил ворота.
Спустя минуту, мы остановились возле небольшого вагончика, в котором располагалась администрация. К слову, апартаменты в кемпинге, тоже представляли собой небольшие вагончики, десятка два, не меньше, разбросанные вдоль берега реки Аваш. В каждом из них были две небольшие комнаты с отдельными входами. Вагончик оказался на редкость хорошо оборудован: в номере — просторная двуспальная кровать, кресло, журнальный столик, душ и туалет. Единственное, чего там, к сожалению, не было — кондиционера. Да и холодильник не помешал бы.
Ознакомившись с обстановкой моего номера, Аданешь с Наташей отправились на свою, девичью, половину, а я разделся и полез в душ. Мне не терпелось поскорее смыть с себя данакильскую пыль. Вода подавалась прямо из реки, поэтому была слегка мутноватая, но это меня нисколько не смущало. Нагретая солнцем прямо в накопительном баке на крыше вагончика, она приятно ласкала раздраженную зноем и пылью кожу. Я мылился с ног до головы раза три, пока, наконец, не ощутил себя чистым и посвежевшим.
Через полчаса мы встретились у входа. Солнце уже клонилось к закату, и в свете его багряных лучей, саванна окрасилась в причудливые цвета: от нежно-розового до кроваво-красного, — поражая взор своей совершенно нереальной, мистической красотой. Мы немного прогулялись вдоль берега реки, а когда сгустились сумерки, зашли поужинать в ресторан, который находился неподалеку в огромной, завешанной противомоскитными сетками, беседке.
Я заказал бутылочку вина, потом еще одну. Наташе тоже немного перепало. Аданешь, правда, укоризненно покачала головой и заявила, что нехорошо спаивать ребенка, но Наташа схватила бокал и твердо заявила, что после таких переживаний «ребенку» просто необходима небольшая порция вина. Я поддержал Наташу, сказав, что один-два глотка девочке не повредят, да и вообще где здесь «ребенок», я, мол, вижу вполне взрослую девушку. Наташа, конечно, сразу зарделась, а Аданешь махнула на нас рукой — делайте, что хотите. Но Наташа, выпив полбокала вина, больше не просила, и когда я ей втихаря предложил еще, вежливо отказалась.
Зато Аданешь и я отрывались, что называется, по полной программе. Мы долго сидели за столом, уплетая сочный, крепко сдобренный перцем, шиш-кебаб, болтая и незаметно хмелея. Было уже совсем поздно, когда мы, приговорив четвертую бутылку вина, покинули, наконец, ресторан и, держась друг за друга, направились на поиски своего вагончика. Все надежды были на Наташу, поскольку мы с Аданешь были совершенно пьяные.
Тишину спящей природы изредка нарушал осторожный треск цикад. Территория кемпинга не освещалась, тусклые фонарики висели лишь на вагончиках. Мы то и дело сбивались с тропы, натыкаясь на деревья и кусты. И каждый раз едва сдерживались от рвущегося наружу смеха, боясь разбудить других постояльцев кемпинга.
Доведя нас до цели, Наташа быстро забежала в вагончик и захлопнула за собой дверь.
— Эй, ты чего? Открывай, — сказала Аданешь и подергала за ручку.
— Я буду спать одна, — ответила Наташа.
— Не валяй дурака!
— В чем дело? — спросил я, подойдя к Аданешь.
— Да вот, заперлась. Говорит, будет одна ночевать.
— А ты? — задал я глупый вопрос.
— А я хочу, чтобы она меня впустила.
— А она не пускает?
— Ты что, совсем пьяный?
Я действительно здорово наклюкался.
— А ты? — спросил я Аданешь, легонько толкнув ее.
Она еле удержалась на ногах, а я, в свою очередь, качнулся назад и тоже чуть не упал. Мы дружно расхохотались.
— Наташка! — крикнул я. — А меня тоже не пустишь?
— Еще чего! Тебе и с Аданешь будет нескучно.
— Что?! — воскликнула Аданешь. — Ну-ка сейчас же открой, провокатор ты этакий.
— Я уже сплю, — невозмутимо ответила Наташа.
— Ну и ладно! Фиг с тобой! Только запрись на все замки.
— Угу, — ответила та.
— Вот шалава! — сказал я, отворяя дверь соседнего номера. — Гоняешься за ней, понимаешь, по всей Африке…
Аданешь сразу повалилась на кровать. Я было собрался лечь рядом, но она запротестовала.
— Но здесь же негде больше спать! — взмолился я.
Аданешь приподняла голову, окинула взглядом комнатенку и, поняв, что я прав, махнула рукой и вновь легла.
— Только не приставать, — еле ворочая языком, сказала она.
— Само собой, — согласился я, ложась рядом…
Это была длинная, бурная ночь любви, память о которой сохранилась у меня на всю жизнь. И понять меня сможет только тот, кто хотя бы раз спал с африканкой, и не просто африканкой, а чертовски красивой, сногсшибательной. Сказать, что я был в экстазе, значит не сказать ничего. Это было что-то невероятное. Ураган чувств и буря эмоций, море ласки и океан нежности, фонтан страстей и лавина невиданных ощущений. Мы лишь давали отдохнуть себе немного и вновь бросались друг другу в объятия. И так раз… даже не знаю, сколько, я сбился со счета и понял, что весь мой прежний богатый опыт просто детские игры по сравнению с тем, что я испытал в объятиях несравненной Аданешь. Мы заснули только под утро, совершенно изможденные и счастливые.
Когда я открыл глаза, часы показывали восемь тридцать. Аданешь рядом не было, но по звукам, доносившимся из душа, я понял, что встала она совсем недавно. Постель еще хранила тепло и аромат ее тела. Я закинул руки за голову и уставился в потолок, размышляя о том, что, в сущности, между нами произошло. В общем-то, ничего из ряда вон выходящего. Двое молодых людей, занятые общим делом, оказались волею судьбы и не без участия одной очень сообразительной девочки в одной комнате, более того — в одной постели, и к тому же изрядно захмелевшие. Если мне кто-то скажет, что в такой ситуации между мужчиной и женщиной ничего не может произойти, я рассмеюсь ему в лицо — он либо извращенец, либо импотент. Бывают, наверное, исключения из правил, но, как минимум, в девяносто девяти случаях из ста это заканчивается сексом. Я, конечно, серьезно рисковал — мне по роду деятельности категорически запрещалось вступать в интимные отношения с иностранцами, тем более на их территории. Но не побежит ведь Аданешь теперь рассказывать всем подряд, что переспала с Сашей Суворовым? У нее в конторе тоже наверняка правила строгие. Хотя, может, и не такие строгие. Но, все равно, она не побежит.
Дверь ванной распахнулась, и в комнату вошла Аданешь, завернутая в полотенце.
— Доброе утро, — произнесла она своим бархатным, с легкой возбуждающей хрипотцой голосом, но немного прохладнее, чем хотелось бы.
— Привет! — откликнулся я и потянулся, чтобы обнять ее.
Аданешь слегка отстранилась.
— Не надо, Саша. Ночь прошла, сказка закончилась. И, пожалуйста, не забывай, что ты все еще на задании.
— Но… — запротестовал было я.
— Нет.
— Почему? — взмолился я.
— Потому что так надо. И, в первую очередь, тебе самому. Поэтому постарайся забыть о том, что между нами произошло.
— Погоди-ка, но я так не могу. И не хочу. Что, вот так, раз и навсегда, обо всем забыть?
Аданешь молча пожала плечами.
Раздосадованный до глубины души, я вскочил и, даже не прикрывая свои прелести, отправился в ванную. Аданешь была холодна, как лед, и не обратила никакого внимания на мой демарш. Я долго стоял под прохладным душем — вода в накопительном баке на крыше успела за ночь остыть. Состояние мое в ту минуту можно описать только одним словом — «отвратительное», а настроению больше всего подходило определение «поганое». Завершив водные процедуры, я еще минут пять простоял, упершись руками в раковину и глядя на себя в зеркало. Она, конечно, права. Нам вообще не стоило начинать этого. Но, черт побери! Раз уж до этого дошло, как можно так вот взять и обрубить все? Вкус ее слегка пухлых губ, шелковистость кожи и упругость груди, гибкость тела и идущий изнутри жар — как можно забыть это? А, черт!
Я ополоснул лицо холодной водой и вышел из ванной. Аданешь сидела уже одетая в свой, на этот раз слегка запыленный, белый наряд.
— Не сердись, — сказала она. — Просто это не должно было произойти. Ты мне очень нравишься, но нельзя было этого допускать. Я виновата…
— Но ты же говорила, что… не замужем, — с опаской произнес я, стараясь отмахнуться от неприятной догадки.
— Это правда. Я — вдова.
— Как это? — ужаснулся я.
— Я не хотела об этом рассказывать.
— Прости.
— Да, ладно. Раз уж начала… В моей стране мальчиков и девочек очень часто обручают рано, еще детьми. А через несколько лет устраивают свадьбу. Это, конечно, еще не полноценная семья, просто таким образом будущие муж и жена привыкают друг к другу с детства. Меня выдали замуж в четырнадцать лет. Мой муж Джима был старше на год. Мы стали жить вместе, у нас даже был свой дом. Мой папа работал тогда заместителем министра по транспорту, а отец Джимы возглавлял столичную транспортную компанию. Конечно, между нами не было ничего такого, что бывает между супругами. По нашим обычаям, нужно было ждать до моего совершеннолетия, то есть когда мне исполнится шестнадцать. А через полгода после свадьбы Джима с отцом попали в аварию — их машина сорвалась в пропасть. Они погибли…
— С тех пор ты боишься горных дорог, — предположил я.
— Верно. К тому времени я уже успела привязаться к Джиме, — продолжала Аданешь. — Он мне был очень дорог. Я любила его. Может, не как мужа — я ведь так и не познала его, — а как брата, но все равно любила. Я очень долго не могла оправиться. После школы попросила папу отправить меня на учебу за границу. Он предложил поехать в Москву, и я согласилась.
— Послушай, — сказал я в недоумении, — так у тебя потом никого не было?
— Саша. — Аданешь укоризненно покачала головой. — Я ведь пять лет жила в Москве, в студенческом общежитии…
Я понял, что сглупил. Но теперь мне хотелось знать об Аданешь все.
— Ну, а теперь? У тебя есть жених?
— Был… Но с ним все в порядке, он жив, здоров, — спохватилась она, увидев, что вопрос уже повис у меня на губах. — Мы просто расстались.
Я и вправду подумал, что ее друга постигло несчастье, а стало быть, Аданешь просто какая-то роковая женщина. Но, поняв, что ошибся, успокоился — значит, у меня еще есть шанс.
— Ты ведь прекрасно понимаешь, Саша, что в организациях, где мы с тобой работаем, подобные отношения, мягко говоря, не приветствуются.
— Да знаю! — Шумный вздох вырвался из моей груди. — Завтракать? — спросил я, стараясь говорить как можно более бесстрастно.
— И побыстрее, — ответила Аданешь.
Мы вышли на воздух и замерли — дверь соседнего номера была приоткрыта. Самые ужасные мысли сразу полезли в голову, чувство бесконечной вины кольнуло в сердце. Зачем? Зачем мы позволили Наташе ночевать одной? Почему не настояли? Были пьяными? Но это не оправдание.
— Сбегаю в ресторан, — сказала Аданешь. — Может, она без нас решила позавтракать.
Я был в полной растерянности. Куда бежать? Где искать? И тут у меня в голове мелькнула догадка. Я бросился к реке в надежде, что Наташа просто решила прогуляться — ей очень понравилось бродить по берегу вчера вечером. И я оказался прав. Наташа сидела на крутом берегу, свесив ноги с обрыва и уставившись на воду.
— Ты с ума сошла! — заорал я.
Она молча посмотрела на меня и знаком пригласила сесть рядом. Во мне все кипело, я готов был снять ремень и выпороть эту дрянную девчонку, но я все же послушался ее и опустился на край обрыва, на высушенную солнцем, колючую траву.
Некоторое время мы сидели в тишине, болтая ногами.
— Ты когда-нибудь видел бегемотиков? На воле? — тихо спросила Наташа.
Я растерянно помотал головой.
— Тогда смотри. Только тихо, а то спугнешь.
Через минуту на поверхности что-то показалось. Ноздри! А вот и уши. А вон еще одни, напротив.
— Видишь? — прошептала Наташа. — Они целуются.
— Вот вы где! — послышался сзади возмущенный голос Аданешь.
— Ш-ш! — сказал я, приложив палец к губам.
Она удивленно посмотрела на нас и села рядом со мной.
Мы просидели так не меньше получаса, безмолвно глядя на мутную воду реки Аваш и парочку влюбленных бегемотов. В какой-то момент я машинально положил руку не плечо Аданешь и слегка прижал ее к себе. Она не сопротивлялась.
Неожиданно Наташа встала.
— Вы говорили, нам надо выехать пораньше. Пошли завтракать, а то я жутко проголодалась.
После завтрака, мы выписались из кемпинга и, заправив машину, на единственной, но такой необходимой в этих местах колонке, продолжили наш путь. Вновь, как и вчера, мы катили по саванне, любуясь богатой фауной заповедника. Кого здесь только не было: кабаны, зебры, газели, антилопы, сернобыки, тростниковые козлы, павианы. Один раз даже встретился сервал — нечто вроде леопарда в миниатюре.
Дорога вильнула вправо, и Аданешь резко затормозила. Я даже не успел схватиться за что-нибудь и крепко приложился лбом о ветровое стекло «Виллиса», а Наташа чуть не перелетела на переднее сиденье. Дорогу перегородил «Фиат» — то самое такси, на котором мы вчера удирали из Ассаба, а перед машиной стоял… Джифар. В руках у него у него был пулемет М60, эдакая дура, с помощью которой можно все разнести в пух и прах. Глаза Джифара горели, злорадная усмешка играла на губах. Как и вчера, он был по пояс голый, и могучие мышцы на груди нервно подрагивали.
— Журналист! — крикнул он. — А ты, похоже, совсем и не журналист. Откуда у журналиста такие необыкновенные игрушки? Твоя чертова камера убила пятнадцать моих людей. И еще двадцать ранила. И после этого ты будешь утверждать, что ты журналист?
— Ты прав, я не совсем журналист, — ответил я как можно более спокойным голосом, пытаясь хоть немного оттянуть время и судорожно соображая, что делать.
Аданешь потянулась к спрятанному в ногах автомату.
— Не надо, — сказал Джифар, и она одернула руку. — Я пришел за тобой, журналист, и хочу забрать у тебя то, что не успел взять вчера. Бедная Бисрат осталась без жениха — ему оторвало голову, так что мне придется самому взять ее в жены и лично преподнести ей то, что пока еще болтается у тебя между ног.
— А ты разве еще не женат? — спросил я. — Или тебя женщины вообще не привлекают? Может, ты гомосексуалист?
— У меня уже есть десять жен… Но если хочешь, я могу и тебя изнасиловать после того, как кастрирую.
— Боже упаси!