— Да уж! И рожа у него гладкая, как задница у младенца.
Аданешь рассмеялась, услышав такое сравнение.
— А почему он вдруг взял и выдал нам, где находится Наташа? — задумался я.
— Ну, во-первых, не вдруг, а за тысячу быр. А во-вторых, я его немножко припугнула, так, самую малость.
— Поясни.
— Упомянула одно имя, которого он, как огня, боится, — уклончиво ответила Аданешь
— Вот, значит, как! Мне ты сказала «только просить», а сама попугать его решила?
— Только чуть-чуть. Это же сработало.
— Ну, хорошо. А зачем тогда было платить?
— Это была честная сделка.
Я почувствовал, что сейчас либо совсем запутаюсь, либо у меня начнется приступ ярости.
— Допустим, — сказал я. — А теперь, пожалуйста, объясни мне все по порядку. Про остров, про какого-то хрена.
— Мехрета. Пойдем в машину, нам надо торопиться, — сказала Аданешь. — Я тебе потом все объясню. Мне надо еще кое-что осмыслить…
— Послушай! — возмутился я. — По-моему мы работаем вместе. И, вообще, ты не забыла, что это моя миссия и кто-то должен и, кстати, обещал оказывать мне всяческое содействие?..
— Потом. Пожалуйста, — умоляюще сказала Аданешь.
— Ладно. — Я сел в машину и, хлопнув дверью, уставился в окно.
Вернувшись в город, мы заехали в маленький ресторанчик пообедать, а возможно, поужинать, поскольку дело уже было к вечеру.
— Как ты относишься к эфиопской кухне? — поинтересовалась Аданешь.
— А как я могу к ней относиться? Никак. Понятия не имею, что это такое. Я ведь только позавчера прилетел. И вот уже два дня ношусь с тобой по всей стране.
— Это еще не вся страна, — возразила Аданешь.
Мы уселись в плетеные кресла. Между нами стоял невысокий, тоже плетеный, круглый столик. Она подозвала мальчишку-официанта и стала ему что-то объяснять. Тот замотал головой и быстро-быстро заговорил, как мне показалось, плачущим, извиняющимся тоном. Тогда Аданешь махнула рукой, сказала еще что-то и повернулась ко мне.
— Хотела попросить, чтобы принесли не очень острый соус, но Мамо говорит, что у них есть только классический, рассчитанный на местных жителей.
— А что там такого острого? — спросил я.
Аданешь слегка пожала плечом.
— Увидишь.
Мальчишка принес четыре бутылки «Мелотти» и, откупорив, поставил пиво на пол, ибо качающийся плетеный столик, для этого явно не подходил. Затем убежал и через минуту вернулся, неся в руках плоскую плетеную вазу, раскрашенную в малиновый и фиолетовый цвета. Внутри этой вазы стояло большое блюдо, по краям которого горками высились разнообразные салаты, один из которых на вид очень напоминал наш винегрет. В центре дымилась ароматным варевом большая плошка, а вокруг лежали несколько рулонов чего-то серо-бежевого. По виду варево напоминало то ли поджарку в томатном соусе, то ли гуляш. Мальчишка подал нам салфетки и, поклонившись, ушел.
— Смотри и учись, — сказала Аданешь.
Прежде всего, она смочила салфетку пивом и протерла руки.
Я вопросительно посмотрел на нее.
— Здесь нет умывальника, — невозмутимо ответила Аданешь. — Это, — она подхватила один рулончик, — называется инжера. Ее готовят из тефа. Это такой злак.
Она отмотала небольшой кусочек от рулончика, и стало понятно, что инжера — какой-то необычный блин или лепешка. Она была очень нежная, так и трепыхалась в руках, будто студень, сверху гладенькая, шелковистая, а снизу ноздреватая, и по цвету напоминала наш черный хлеб, точнее, его мякоть. Аданешь ухватила лепешкой немного «винегрета» и отправила ее себе в рот. Я повторил этот фокус. Лепешка, как оказалось, и на вкус чем-то напоминала черный хлеб, только гораздо кислее.
— А это — вот, — сказала Аданешь, когда мы расправились с салатами, и макнула оторванный ломтик инжеры в дымящееся варево.
— Что «вот»? — не понял я.
Она рассмеялась.
— «Вот» — это национальное эфиопское блюдо. Особым способом приготовленное мясо с помидорами, луком и красным перцем «бербера». В общем, получается такой соус. Только имей в виду, он может показаться тебе очень острым. Так что особенно не увлекайся.
Аданешь отправила инжеру в рот и элегантно облизала пальцы. Я усмехнулся, видя, с каким спокойствием она поглощает это «острое» блюдо. Ей бы кавказскую кухню попробовать — вот где острота! Я оторвал кусок инжеры, в очередной раз поражаясь необычайной нежности лепешки, зачерпнул соуса, стараясь прихватить побольше мяса, и запихал себе в рот. Вкус у вота был исключительный. Кусочки мяса, некрупные, вроде азу, очень сочные и мягкие, буквально таяли во рту. Я блаженно закатил глаза, медленно пережевывая это творение эфиопской кухни. Но через пару секунд почувствовал, будто мне в рот сунули горящий факел. Уши налились кровью, лоб покрылся испариной, из глаз фонтаном брызнули слезы, а сами глаза полезли из орбит в поисках чего-нибудь охлаждающего. Я судорожно схватил пиво и залпом осушил бутылку. Этого оказалось мало, и я проглотил вторую.
— Только не говори, что я тебя не предупреждала, — рассмеялась Аданешь.
Я еще некоторое время сидел, пытаясь прийти в себя, икая и обливаясь потом. Аданешь, улыбаясь, продолжала поглощать огненную смесь. Я смотрел на нее с нескрываемым удивлением. Но, голод все-таки поборол, тем более что мой желудок, с легкостью принял и, похоже, одобрил столь необычное подношение. Однако теперь я был осмотрительнее, соуса набирал совсем чуть-чуть и сразу запивал пивом. Под конец я уже привык к остроте вота и даже испытывал наслаждение, оттого как он обжигает внутренности. Пиво, правда, пришлось заказывать еще дважды. В результате, я выпил восемь бутылок и здорово захмелел. Заметив это, Аданешь сказала, что сама поведет машину — не хватало еще, чтобы я спьяну свалил нас в пропасть.
Послушавшись девушку, я забрался на заднее сиденье и лег, сообщив, что должен немного поспать. Аданешь ничего не ответила и закурила. Я смотрел на нее сзади сквозь полузакрытые веки и невольно любовался ее дерзкой красотой. Всякие мысли, большей частью эротические, лезли мне в голову. Я даже не пытался их отогнать — зачем отказывать себе в удовольствии помечтать? Тем более о такой роскошной женщине. Продолжая рисовать в своем воображении яркие, будоражащие сознание картинки, я не заметил, как сладкая дремота унесла меня из мира реальности в мир сказочных видений.
Солнце уже зашло, когда я проснулся и, сев, стал протирать глаза.
— Выспался? — спросила, не оборачиваясь, Аданешь.
— Угу. Где мы?
— Уже недалеко. Сейчас будет Ади-Угри. Но, боюсь, у нас могут возникнуть проблемы.
— Что за проблемы?
— Время уже почти одиннадцать.
— Черт! — воскликнул я. — Комендантский час! Неужели он даже здесь действует?
— Везде, — ответила Аданешь. — Попробуем, конечно, проскочить.
Впереди показался небольшой городок, а, скорее, даже поселок. Въезд уже был перекрыт шлагбаумом — длинной жердью на козлах. Мы остановились. Поблизости никого не было. Я выбрался из машины и оттащил жердь в сторону. Аданешь въехала в поселок. Вернув шлагбаум на место, я догнал ее, прыгнул на переднее сиденье, и мы покатили дальше. Но на выезде из поселка возле такого же шлагбаума стояли два вооруженных солдата, на груди у них висели «клизмы» М3. После коротких переговоров мы поняли, что застряли тут до утра, и поехали искать ночлег.
Маленькая одноэтажная гостиница «Авет», расположенная прямо у шоссе, особого восторга не вызывала, но выбора не было. Для нас нашлись два отдельных номера, расположенных по соседству. Я предложил закинуть вещи в комнаты и пойти в ресторан перекусить. Мы вроде бы уже и ужинали, в Аксуме, но с тех пор прошло много времени, к тому же эфиопская национальная еда оказалась не такой уж калорийной. Не знаю, как Аданешь, но я был ужасно голодный. Помимо нас в небольшом зале сидели еще пять человек, видимо, тоже застряли в Ади-Угри из-за комендантского часа. Меню не отличалось разнообразием, да и сам ресторан не слишком воодушевлял. Аданешь посоветовала заказать по большой порции джина в качестве дезинфекции.
Еда, тем не менее, оказалась довольно сносной. Мне принесли ароматную, с дымком, баранину на косточке, Аданешь заказала шашлык, который у них называется «шиш-кебаб». Все это сопровождалось огромной порцией свежих овощей. Правда, в самый разгар ужина погас свет. Официант сразу принес свечи и объяснил, что на ночь электричество отключают. Но это нисколько не испортило нам настроение, даже наоборот, прибавило немного романтизма и бесшабашности. Мы заказали по второй порции джина, а потом по третьей. Мне напиток понравился, я ведь раньше его не пробовал. Знал, что его обычно разбавляют, и теперь искренне удивлялся этому. В чистом виде джин — изумительный. Будто водку долго настаивали на хвое или на шишках.
Уже за полночь мы, совсем окосевшие, отправились спать. Я проводил Аданешь до ее номера и пожелал спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — ответила она почти шепотом.
В темноте ее голос звучал так проникновенно, а глаза горели так волнующе, что я не удержался и поцеловал ее. Аданешь вскинула на меня свой взгляд, удивленный, даже немного испуганный, и погрозила пальцем. Но говорить ничего не стала, просто скрылась за дверью, оставив меня в темном коридоре наедине со своими мыслями.
Глава 6
Рано утром мы продолжили путь и уже через час прибыли в Асмару. Направившись прямиком в гостиницу, сразу забрали оставшиеся в номерах вещи и выписались. Досадно, конечно, было платить за роскошные апартаменты, в которых мы даже ни разу не переночевали. Тем не менее, я отсчитал администратору положенную сумму и, небрежно скомкав квитанцию, сунул ее в карман джинсов. По хорошему, ее надо было бы аккуратно сложить в какую-нибудь папочку — ведь мне потом придется отчитываться. Но папочки у меня не было, а если сунуть квитанцию в дорожную сумку, то я ее больше никогда не найду, это уж точно. Бумажник — тоже не выход, он и так толстый, а если я в него буду пихать все квитанции, он никуда не поместится. Карман, особенно карман брюк — самое надежное место. Там никогда ничего не теряется, наоборот, чего там только не находится! Даже после стирки или химчистки, бывало, сунешь руку в карман, а там… мятый трешник, выцветшая обертка от конфеты, использованные билеты в кино или записка с чьим-нибудь телефоном.
Аданешь вновь была одета во все белое и совершенно чистое, будто она не провела вчера весь день в дороге, а если и провела, то никакая пыль к ней не прилипала. Я не удержался и спросил, как ей это удается. Она засмеялась и, кивнув на свою сумку, поведала, что у нее там целый гардероб. Просто, белый — ее любимый цвет, поэтому кажется, что она все время ходит в одной и той же одежде. Кстати, я не первый ее об этом спросил, хотя, по ее мнению, подобные вопросы девушкам задавать невежливо.
Да, действительно, мой вопрос был не слишком деликатен и даже глуп. Это мужик может несколько дней кряду таскать одну рубашку, не обращая внимания на почерневший воротник и пронзительный запах пота. Женщина такое себе никогда не позволит, ведь сила женщины — в чистоте.
За завтраком Аданешь посоветовала мне не есть слишком много, потому что нам предстоит «тяжелая для желудка» горная дорога. Какая еще «тяжелая» дорога? Что может быть тяжелее той, что мы одолели вчера по пути в Аксум и обратно? Не вняв совету Аданешь, я с аппетитом наворачивал яичницу с беконом, сыр, всевозможные булочки с пятью сортами джема и новое для меня лакомство — йогурт, о котором раньше даже не слышал, поскольку этот замечательный и полезный продукт получил распространение в нашей стране только в девяностых, то есть примерно через двадцать лет после этого завтрака. Сама Аданешь ограничилась чашкой кофе с кусочком сыра и укоризненно смотрела на меня, но больше ничего не говорила. А я продолжал наедаться, потому что завтрак входил в стоимость проживания в гостинице, и, раз уж не удалось в ней переночевать, так хоть поесть от пуза.
— Ты сегодня тоже только до выезда из города поведешь? — спросил я, когда Аданешь села за руль нашего «Фиата».
— Нет, сегодня я за городом тоже поведу сама.
— Ты же говорила, что боишься ехать по горной дороге.
— Получила хорошую практику, когда везла тебя пьяного из Аксума. А вообще, да, я смертельно боюсь этих дорог. По своей воле я бы ни за что сюда не сунулась.
В девять часов мы вырулили на трассу Асмара — Массауа. Именно от Массауы, как сказала Аданешь, можно добраться до Дахлакского Архипелага, главным островом которого является Дахлак Кебир.
Дорога чем-то напоминала ту, по которой мы ехали в Аксум. Только здешний пейзаж изобиловал красками и радовал глаз буйной африканской флорой, придающей горам неповторимый изумрудный оттенок. В одном месте, где дорога совершала крутой поворот и машины двигались очень медленно, на небольшом уступе, в окружении кактусовых зарослей, грелась на солнце семейка павианов. Развалившись в непринужденных позах, они неотрывно смотрели на дорогу. Во взгляде обезьян угадывался неподдельный интерес к проезжающим машинам. Видимо, водители часто останавливались и угощали их чем-нибудь вкусненьким. Один павиан, наверное, вожак, здоровый, с пушистой серо-зеленой гривой, сидел на самом краю и нетерпеливо почесывал подбородок. На мгновение мне тоже захотелось покормить этих симпатичных попрошаек, и я было уже открыл рот, чтобы предложить Аданешь остановиться. Но вовремя сообразил, что сейчас не время предаваться детским забавам, к тому же на этот раз у нас в машине не было ничего съестного. Поняв, что от нас ожидать нечего, вожак демонстративно повернулся к нам задом, являя взору нежно-розовые ягодицы.
Я вдруг вспомнил, что Аданешь мне так и не рассказала о Мехрете, и невзначай намекнул ей об этом упущении.
— Ну, извини, — ответила та, — ты же сам напился и уснул в машине.
— Согласен, но потом мы с тобой провели вместе целый вечер. Да и сегодня утром времени было достаточно.
— Ну, так спросил бы!
— Ты ведь сказала, что тебе еще надо кое над чем поразмышлять, вот я и ждал, что ты сама начнешь этот разговор.
— Хорошо. Извини. Мне действительно надо было подумать. Все не так просто складывается, как хотелось бы. И… спасибо, что не терзал меня расспросами. А история вот такая.
И Аданешь рассказала, что на северо-востоке страны, недалеко от моря, есть необычное место — Данакильская пустыня, впадина, большая часть которой расположена ниже уровня моря, кое-где даже метров на сто, а то и больше. В некоторых местах земная кора настолько тонкая, что не выдерживает давления, и раскаленная лава вырывается на поверхность, образуя настоящие огненные озера. Данакильскую пустыню часто называют «адским котлом», днем температура воздуха в пустыне достигает пятидесяти градусов. Самое жуткое место на Земле! Длительное пребывание в пустыне может оказаться роковым — «адский котел» убивает незащищенного человека за сутки, максимум за двое. И только один таинственный народ, племя Афар, испокон веку постоянно живет в этой пустыне. Никто не знает, как этим людям удается там выживать, чем они питаются, где берут воду. Все, что связано с афарцами, окутано тайной. Известно только, что классические представители этого народа живут где-то в совершенно недоступных местах, и их вообще никто никогда не видит. Но есть отпочковавшаяся группа, которая продолжает жить в пустыне, но при этом имеет прочную связь с цивилизацией. Многие афарцы из этой ветви, узнав о том, что существует другой мир, сбежали в города и живут нормальной жизнью, занимаются рыболовством, торговлей. Некоторые, покидая пустыню, продолжают поддерживать связь со своим кланом, снабжают соплеменников провизией и всем необходимым.
— Мехрет — один из переселенцев, — сказала Аданешь. — Он возглавляет колонию Дахлакского Архипелага. А его брат, Джифар, правит тем самым отпочковавшимся звеном и считает себя хозяином Данакили. Настоящее чудовище! Культивирует все древние обычаи Афар, в том числе такие, как жертвоприношение и… в общем, еще разные нелицеприятные ритуалы. Я боюсь, что Мехрет купил девочку специально для брата, как игрушку, и мы должны выкрасть ее, пока она на острове. Если, конечно, еще не поздно.