— Ты хочешь сказать, что они могут принести ее в жертву?
— Запросто. В лучшем случае, сделают ее наложницей или рабыней.
— То есть как это, наложницей. Она же еще маленькая, ей еще тринадцати нет.
— К сожалению, Джифара это не остановит.
Я было хотел сказать «давай, гони быстрее!», но, посмотрев сперва на стрелку спидометра, а потом за окно, решил, что мы и так едем чересчур быстро.
Несмотря на необычайную красоту местного ландшафта, поездка оказалась не из приятных, в особенности, по причине большого количества попадающихся навстречу грузовиков, которые как всегда появлялись из-за поворота совершенно неожиданно. Дорога очень узкая, Аданешь начинает жаться к обрыву, и моему взору открывается чудовищная бездонная пропасть. Я машинально давлю ногой на несуществующую педаль тормоза, причем с такой силой, что вот-вот продавлю днище машины. Дорога бешено петляет, но Аданешь не сбавляет скорость. Ремней безопасности в машинах тогда предусмотрено не было, меня швыряет по машине, то вправо, и я влипаю в дверь, то влево, и я чуть не вырываю с мясом ручку двери, чтобы ненароком не упасть на Аданешь. Постепенно меня начинает укачивать, и я прошу Аданешь остановиться.
— Я же тебя предупреждала, — сказала Аданешь, выходя из машины и машинально закуривая.
Я подполз к обрыву и заглянул вниз. Там, далеко-далеко подо мной, едва различимо белели останки какого-то автомобиля. Перед глазами поплыло, и меня вырвало. Постояв немного на четвереньках, я с трудом поднялся и, покачиваясь, пошел к машине. Прополоскав рот водой, сел за руль.
— Ты сможешь вести? — недоверчиво спросила Аданешь.
Я кивнул. Мне показалось, что за рулем не будет так укачивать, ведь вчера я ехал, и ничего. Как потом выяснилось, я был прав. Несколько глотков уже успевшей нагреться минералки окончательно привели меня в себя. Я завел «Фиат», и мы двинулись дальше.
Наконец, казавшаяся бесконечной, череда гор отступила, и мы увидели внизу убегающую вдаль цветущую долину, на которую, словно клочки ваты, были накинуты маленькие кучерявые облачка. Облака естественно (хотя для меня это было совершенно противоестественно) были под нами, расстояние до них на глаз измерить трудно, но мне показалось, метров триста, а то и пятьсот. Что касается самой долины, то до нее было не меньше полутора километров. В общем, если не замечать дорогу и подступающие с одной стороны горы, то можно спокойно представить, что мы летим на самолете.
— Теперь не торопись, — предупредила Аданешь, — начинается серпантин.
Что это такое, я понял уже через минуту. Дорога резко пошла под уклон. Вскоре мы уперлись в уже знакомый по аксумской дороге «тещин язык», а еще через некоторое время — в следующий. И так далее: несколько минут в одну сторону, несколько — в другую. На таком спуске одними тормозами не обойдешься, приходилось притормаживать двигателем, чтобы не дать машине разогнаться. В каждом повороте шины отзывались пронзительным свистом, переходящим в жалобное завывание. Чтобы вести машину в таких условиях, требуется предельная концентрация. Я поймал себя на том, что тело мое напрягается, словно сжатая пружина, будто я сам стал частью автомобиля и притормаживаю вместе с ним, не давая соскочить с крутого поворота. Спуск продолжался более получаса. Наконец, дорога соскользнула с подножия высоченной горы, и утопающая в зелени долина Гинда приняла нас в свои объятия.
Метров через триста по правую руку показалось маленькое придорожное кафе. Очень удачно, подумал я — после такого напряжения требовалась передышка — и свернул на обочину.
Мы сели за столик в тени лимонного дерева и заказали чаю. Больше в эту минуту ничего не хотелось. Мы наслаждались душистым крепким напитком и, задрав головы, наблюдали за машинами, которые разноцветными бусинками ползли по серпантину, кто вниз, кто вверх. Грузовик с прицепом, казавшийся совсем крошечным, этакой красной точкой где-то уже совсем на небе, мелькнул на повороте и скрылся за облаком. Удивительно! Машина, исчезающая в облаках. Глядя на серпантин, становилось даже жутковато от мысли, что еще совсем недавно мы сами спускались по нему.
— До моря далеко еще? — спросил я, вставая из-за стола и потягиваясь.
— Не очень.
— А как насчет водного транспорта, на чем будем добираться до острова?
— Сейчас мы заедем к адмиралу, — сказала Аданешь, садясь за руль, — он хороший знакомый моего отца. Попросим у него какую-нибудь лодку.
— Надеюсь, с мотором? — съехидничал я.
— Там видно будет. А ты что, грести не умеешь? — в свою очередь съязвила Аданешь.
Цветущая долина быстро закончилась, уступив место обыкновенной песчаной пустыне с плоскими золотистыми барханами, над которыми местами плясал причудливый мираж. Прошло не более получаса, и за горизонтом блеснуло море. Как любой человек, живущий вдали от моря, я сразу испытал какое-то возбуждение. Эта водная стихия всегда поражает своей необъятностью, мощью и глубиной цвета.
Вскоре песок закончился, и мы вкатили на утес, на самом краю которого белела окруженная каменным забором вилла — дом адмирала. Хозяин, сияя белоснежной улыбкой, сам вышел встретить нас с распростертыми объятиями, видимо Аданешь успела позвонить ему из Асмары и предупредить о нашем визите. Это был высокий, крепко сложенный мужчина, одетый в белую форменную рубашку с коротким рукавом и белые брюки. Адмирал расцеловал Аданешь и пригласил нас в дом.
На открытой террасе, с которой открывался потрясающий вид на море, мы уселись в плетеные кресла, и адмирал принялся угощать нас вареными лобстерами и белым вином. У подножия утеса, возле небольшой пристани, были пришвартованы два катера и яхта. Чуть поодаль стоял на якоре сторожевой корабль.
Адмирал, которого Аданешь называла Гебре-Мариам, оказался очень разговорчивым. Он великолепно изъяснялся по-английски, а узнав, что я из Москвы, даже выдал несколько слов на русском. Несмотря на высокое звание, Гебре-Мариам был довольно молод — мне показалось, ему не больше сорока. Я почему-то даже подумал, что мне в его годы ни за что не стать генералом.
Наблюдая за тем, как Аданешь оживленно беседует с ним, как улыбается и даже строит глазки, я, грешным делом, подумал, уж нет ли чего между ними. В ту же секунду щемящая ревность гадкой скользкой змеей закралась мне в душу. Кровь забухала в висках, я перестал слышать, о чем они говорят, все окружающие звуки слились в один монотонный гул. Постепенно во мне начинала закипать слепая, беспричинная злоба. Я уже стал бросать в сторону адмирала недобрые взгляды, кулаки самопроизвольно сжались, но тут он неожиданно встал.
— Можете взять вон тот катер с зеленой полосой, — сказал он, показывая рукой в сторону пристани. — Ты, насколько я помню, легко управляешься с такими штуковинами, — обратился Гебре-Мариам к Аданешь.
— Я уже год на катере не каталась, — засмеялась девушка.
— Это наука нехитрая. Раз научившись, уже не позабудешь. Пойдемте.
Поняв, что мы уже уезжаем, я наспех допил вино из бокала и с тоской посмотрел на недоеденного лобстера. Когда еще мне доведется отведать такого диковинного рака?
Уже на пристани Гебре-Мариам дал последние наставления: где лучше оставить катер, к кому обратиться на острове за помощью. Два молоденьких матроса притащили из машины наши вещи и погрузили в катер.
— Ты уверена, что справишься? — спросил адмирал. — Может все-таки дать тебе в помощь людей.
— Уверена, — сказала Аданешь, подходя к нему и целуя в щеку. — Я же сказала, к этому делу категорически запрещено привлекать посторонних.
— А разве я посторонний? — нахмурился Гебре-Мариам.
— Ну, перестань! Ты же прекрасно понимаешь, о чем я говорю.
Я молча слушал этот разговор, мысленно благодаря обоих, Гебре-Мариама и Аданешь — в высшей степени воспитанных людей, которые общались друг с другом на английском языке только лишь потому, что я стоял поблизости, ибо считали неприличным изъясняться в моем присутствии на непонятном мне наречии.
— А это тебе на всякий случай, — сказал адмирал, беря у одного из матросов черный рюкзак и передавая его Аданешь.
— Это то, что я думаю? — спросила та.
— Может, даже больше, — улыбнулся адмирал. — Ну, желаю удачи!
Аданешь уверенным движением запустила мотор, который мощно взревел, выпустив в воздух облачко сизоватого дыма. Гебре-Мариам отвязал веревку и бросил конец мне.
Медленно набирая ход, мы отплыли от берега. Аданешь обернулась и помахала адмиралу рукой, а потом резко дала по газам. Катер рванул вперед, высоко задрав нос. Я не удержался на ногах и упал на пол, туда, где в углу были сложены спасательные жилеты и круг. Аданешь расхохоталась. Я на четвереньках подполз к ней и, держась за скользкий хромированный поручень, встал рядом. Мы неслись по сверкающей миллионами бликов водной глади навстречу горизонту. Дом адмирала остался далеко позади, а немного левее из-за утеса показался город Массауа с небольшим портом и несколькими кораблями, стоящими на рейде. Прошло немного времени, и город исчез из виду, а корабли превратились в маленькие щетинистые щепочки. Аданешь стояла у штурвала, и лицо ее светилось счастьем. В эту минуту она напоминала маленького ребенка, которому впервые в жизни дали порулить.
Вскоре на горизонте показались несколько пологих островов, из которых один особенно выделялся своими внушительными размерами.
— Дахлак-Кебир, — сказала Аданешь, кивнув в сторону острова.
Как и советовал адмирал, мы обогнули остров с запада и пристали возле небольшой деревушки. У покосившегося, с позеленевшими от воды сваями, мостка одиноко покачивался на волнах большой деревянный катер с надписью «Афар» на борту. На берег тут же высыпала толпа грязных оборванных ребятишек, которые наперебой стали что-то кричать. Аданешь обратилась к одному из них, тому, что был постарше, и протянула пятибыровую купюру. Мальчишка сразу отобрал нескольких ребят и, построив, стал давать какие-то указания, а остальных грубо отогнал от пристани.
— Это он взял на себя роль бригадира сторожей, — сказала Аданешь. — По крайней мере, теперь можно не беспокоиться — катер будет в целости и сохранности.
Я потянулся за кофром с моей «корреспондентской» аппаратурой. Аданешь удивленно посмотрела на меня.
— Ты что, и здесь собираешься журналиста из себя разыгрывать?
— Пригодится, — буркнул я.
— Ну, пошли, журналист. — Переложив что-то из своей сумки в рюкзак, Аданешь накинула его на плечо.
Часы показывали около шести пополудни, и солнце уже жарило не так беспощадно. Мы заглянули в обветшалую хижину с прогнившей соломенной крышей и ржавым флюгером. Под потолком висели связки сушеной рыбы, источая такой немыслимый запах, что в желудке начинались спазмы. Посреди хижины на земляном полу горел костер, над которым висел старый, почерневший от копоти котелок. Пожилая женщина в красных одеждах, стоя на коленях, что-то помешивала длинной палкой. В углу неподвижно, уставившись в окно, сидел старик и курил длинную трубку.
— Ты уверена, что нам сюда? — спросил я шепотом.
— Да, Гебре-Мариам же сказал про флюгер. А этот старик поможет нам найти дом Мехрета.
Аданешь поздоровалась и о чем-то спросила хозяев, упомянув имя адмирала. Женщина смерила нас недобрым взглядом и, поморщившись, отвернулась, продолжая мешать бурду в котелке, а старик вынул изо рта трубку, улыбнулся, обнажив крупные желтые зубы, и забормотал что-то сиплым голосом, указывая рукой в сторону.
— Повезло, — сказала Аданешь. — Дом Мехрета совсем рядом.
Она вновь о чем-то спросила, теперь уже обращаясь напрямую к старику.
— У-у! — протянул тот. — Арбатей.
— Он говорит, что дом охраняют четыре человека. Что будем делать?
— Нам нужно оружие, — сказал я, хотя это и так было ясно, как божий день.
— У меня есть пистолет и две гранаты.
— Откуда? — Я удивленно уставился на нее, хотя уже начал догадываться, в чем тут дело.
— Гебре-Мариам дал.
— Ну да, конечно. Рюкзачок. «На всякий случай». — Я кивнул на висевший у нее на плече рюкзак. — Давай-ка выйдем отсюда, здесь дышать невозможно.
Аданешь кивнула и направилась к выходу.
— Почему ты мне сразу не сказала? — спросил я, когда мы покинули хижину.
— Саша, — укоризненно покачала головой Аданешь, — ну, почему ты такой подозрительный? Ты же сам прекрасно видел, как Гебре-Мариам передал мне рюкзак, и, я уверена, сразу же догадался о его содержимом. Зачем ты теперь начинаешь?..
— Да ничего я не начинаю! Просто хочу, чтобы между нами не было секретов.
— Вообще никаких?
— Да, вообще.
— Но так не бывает! — пожала плечами Аданешь.
— Ладно, — махнул я рукой. — Проехали. Ты говоришь, что в доме четыре человека…
— И сам Мехрет.
— Хорошо. Всего — пять. — Я немного потоптался, меся и разглядывая, ставшую розовой в лучах заходящего солнца, пыль под ногами. — В общем, план такой: дожидаемся темноты, пробираемся в дом, укладываем всю охрану вместе с хозяином и забираем девочку.
— Это план? — Аданешь посмотрела на меня, как на придурка. — Ну, допустим, мы проберемся и даже обезвредим всю охрану, что сомнительно — он наверняка держит здоровенных амбалов. Но ты не забывай, что здесь на острове полно афарцев, которые за Мехрета глотку перегрызут. Это же не просто люди, они выросли в Данакильской пустыне, они как демоны, их даже убить невозможно. Почти…
— Что значит, почти?
— Ну… так говорят. Будто афарцы — неуязвимы. Хотя, на самом деле это полная чушь. Просто я боюсь, мы с тобой вдвоем пятерых не одолеем.
— А у нас есть выход?
— Нет, — помолчав, ответила Аданешь и закусила губу.
— Значит, будем полагаться на авось.
— Но, прежде чем лезть в пасть к дьяволу, хорошо бы иметь нормальный, четкий план, а не только твой русский «авось»!
— Аданешь, — спокойно сказал я, — а это и есть нормальный план. Мы ведь все равно ничего другого сейчас не придумаем. Ты согласна?
Она кивнула, глядя исподлобья куда-то в сторону.
— Ты… людей убивала? — осторожно спросил я.
— Да. Почему ты спрашиваешь?
— Потому, что именно это нам предстоит. Ты уверена, что…
— Можешь не сомневаться, капитан, — твердо произнесла Аданешь. — А сам-то ты в себе уверен?
Я промолчал, мне не хотелось вытаскивать на поверхность не самые приятные моменты своей биографии.
Тем временем мы подошли к большому особняку, обнесенному забором, почти таким же, как у Берхану, из толстых жердей. За оградой виднелась небольшая лужайка с садом, где прогуливались два здоровых мужика с автоматами наперевес. «Калашниковы», подметил я. Солнце уже зашло, начинало стремительно темнеть, как это обычно бывает в южных странах.
— Подождем здесь немного, — шепнул я, жестом указывая на пышный кустарник.
Через двадцать минут тропическая ночь густым черным покрывалом окутала остров. За домом что-то приглушенно затарахтело. Я сначала напрягся. А потом сообразил — запустили генератор. Сетевого-то электричества на острове, видимо, нет, по крайней мере, я нигде не видел ни столбов, ни проводов. В особняке зажегся свет, но в саду по-прежнему было темно. Я достал из кофра фотоаппарат и протянул Аданешь. Даже в темноте ее взгляд выдавал крайнее удивление. Мой палец легко нащупал на задней стенке корпуса фотоаппарата нужную кнопку, раздался щелчок, и я знаком показал, чтобы Аданешь заглянула в окуляр. Девушка взяла фотоаппарат в руки и, наконец, сообразив, что к чему, направила объектив в сторону дома. Я вооружился кинокамерой и тоже стал наблюдать за особняком.
— Как ты думаешь, есть в доме кто-нибудь еще, кроме охранников? — шепотом спросил я.
— Надеюсь, что наша пленница.
— Я тоже надеюсь, но я не про то. Кто-нибудь еще, прислуга какая-нибудь, женщины.
— Женщины и прислуга приходят только днем. Так что, думаю, нам никто не помешает.
Минут через пятнадцать охранники сменились. Следующая смена вряд ли раньше, чем через два часа. Значит, настал подходящий момент проникнуть в дом. С двумя-то я как-нибудь управлюсь. А потом будет легче, если удастся провернуть все без шума.
Аданешь протянула мне пистолет. Я осторожно передернул затвор — жалко, что без глушителя.