Юрий Фёдорович Гаврюченков
Сокровища Массандры
Люди так простодушны и так поглощены
ближайшими нуждами, что обманывающий
всегда найдёт того, кто даст себя одурачить.
Николо Макиавелли. "Государь".Часть Первая. ПАРТИЗАНСКИЙ КЛАД
Глава Первая,
в которой появляются контролёры общественного транспорта, но всё кончается благополучно, к вящей радости безбилетных пассажиров.
Макс не любил контролёров.
"А кто их любит?!" - воскликнет простой пассажир, и на его вопрос не найдётся ответа. Это легко объяснить, ведь несмотря на то, что работа контролёров вполне законна, есть что-то глубоко аморальное в этой бескровной охоте на живых людей. Злопамятные трудящиеся метко прозвали их "насосами". Впрочем, как их только не обзывают безбилетные граждане. Но, даже если имеется у гражданина билет, то и тогда сердце ёкает, а поджилки начинают непроизвольно подёргиваться, стоит заслышать грубовато-напористое: "Предъявляем проездные документы!".
Макс не любил контролёров. Но с какого-то момента перестал их бояться. За набором из бляхи, удостоверения и нарукавной повязки он научился различать таких же, как и все остальные, затюканных жизнью людей, но, кроме всего прочего, ещё и совершенно бесталанных, не сумевших отыскать для себя более достойного занятия, чем рэкет, разрешённый уголовным законодательством.
В этот раз деньги сосали трое молоденьких шакалят. Контролёры они были откровенно липовые, да и на промысел, судя по возбуждённо блестевшим глазкам, вышли впервые. Потому вели себя развязно, под маской наглости скрывая страх быть разоблачёнными. Макс отмахнулся от них милицейской ксивой, которую носил при себе для таких вот случаев. При виде "корочек" энтузиазм молодых людей потух, и они даже обошли стороной пассажиров, стоявших рядом с Максом. Но испуг быстро улетучился, и через минуту лжеконтролёры уже кого-то штрафовали в глубине салона.
Вообще-то Макс не собирался вмешиваться, не в его это было правилах. Однако спор, возникший между юниорами и одним из пассажиров, вдруг набрал обороты, переходя в высокую тональность самого настоящего скандала. Макс, не выдержав, обернулся. Спорила женщина, и Макс подумал, что самое время поучить сопляков уму-разуму.
Он оторвался от поручня и двинулся по проходу туда, где у средних дверей контролёры зажали молоденькую и симпатичную барышню. Барышня, бойко и ничего не боясь, требовала справедливости. В качестве малоубедительного контраргумента в воздухе мелькали пластиковые карточки на цепочках и растопыренные пальцы. Остальные пассажиры лишь косились на спорщиков: кто с неприязнью, кто с презрением, а кто и со страхом. Рядом с девушкой нерешительно вибрировал телом парень лет двадцати, не решаясь, видимо, придти на помощь.
- В чём проблема? - Макс с ходу взял быка за рога, раздвинув молодых людей выставленным вперёд плечом.
Липовые контролёры вспомнили его и сразу притихли. Оснований избегать разбора со стороны милиции у них было более чем достаточно. Тем не менее их лидер, белобрысый и веснушчатый лет восемнадцати, постарался взять себя в руки, чтобы доиграть роль до победного конца:
- Вот, - кивнул он на девушку. - Проездного нету, а штраф платить не хочет.
Макс счёл возможным ознакомиться с позицией ответчика.
- У них документы поддельные! - заявила барышня. - Проверьте! Там фотографии другие!
Отиравшийся возле неё парень наконец улучил момент:
- Давайте посмотрим, - расхрабрился он, отважно заслоняя плечом попутчицу. - Может их в милицию надо вести.
Макс кивнул и, дабы подтвердить своё право на ведение дальнейшего расследования, во второй раз за сегодняшний день извлёк из внутреннего кармана милицейскую ксиву и помахал ею в воздухе.
- Капитан Никитин, - представился он. - Уголовный розыск.
После чего, недобро прищурясь, потребовал у юниоров предъявить удостоверения. Молодые люди занервничали, но выхода у них не было. Макс внимательно изучил фотографии на удостоверениях, сличая их с оригиналом, и со спокойной душой положил документы в карман. При ближайшем рассмотрении эти, с позволения сказать, удостоверения оказались настолько плохо сработанными, что у Макса даже мелькнула мысль, а не нарисованы ли они этими детьми собственноручно. Нет, не похоже… Скорее всего, мальцов просто кто-то надул.
"Ох и жулья развелось", - подумал Макс не без грусти.
- Ну что, в отдел пойдём! - известил он пацанов. - Пора вам на кичу, уважаемые.
Пассажиры, давно следившие за развитием событий, загомонили:
- Жулики! Это же жулики!…
- Вот паразиты! Сажать таких надо!…
- Они у меня штраф взяли! - послышался разъярённый вопль. - Пусть вернут!…
К средней двери протиснулся не вполне трезвый мужик в засаленном пиджаке и вознамерился дать одному из контролёров в ухо. Макс, продолжавший изображать мента, его попытку ловко пресёк.
- Я же говорила, что документы поддельные, - проворковала спасённая барышня и ловкими пальчиками ласково погладила Макса по плечу. - Сажать таких надо. Правда, товарищ капитан?
Заскорузлый кулак обладателя засаленного пиджака проехался по скуле белобрысого.
- Отставить! - рявкнул отвлёкшийся на девушку Макс. - А то сейчас с нами пойдёте.
- Да вы чё? - промямлил белобрысый и веснушчатый. - Вы чё?
Испуган он был не на шутку. Мелкие бисеринки пота на лице и затравленный бегающий взгляд белобрысого наглядно свидетельствовали, что он пребывает в том состоянии души, когда готов сделать всё, что угодно, и заплатить, сколько угодно, лишь бы отвязаться. "Да, - подумал Макс, - этот спорт не для слабых". Юниоров оставалось только дожать.
- А ну, на выход! - повысив голос, скомандовал он и подтолкнул фальшивых контролёров к дверям, благо, автобус притормаживал у остановки.
Провожаемые мстительными улыбками пассажиров, они вышли, и Макс загнал покорное ему стадо в широкую щель между ларьками. Молодые люди выглядели бледно. Макс догадывался, как погано сейчас у них на душе.
- Ну так что? - спросил он. - Пойдём протокол составлять?
- Не надо, - промямлил белобрысый и веснушчатый. - Мы… больше не будем.
Макс фыркнул, едва сдерживая смех.
- В детском саду что ли?! - добавил он громко, шпану следовало прессовать без перерыва. - Тоже мне "больше не будем"! - передразнил Макс. - Ты знаешь, что за мошенничество и подделку документов можешь до десятки огрести? А ну, показывайте, сколько сегодня наворовали.
"Может, когда-нибудь и станут людьми, - думал Макс, наблюдая, с каким усердием юниоры выворачивают карманы, - но очень и очень нескоро. Честность - страшный порок, вылечиться от которого стоит очень дорого".
Денег, собранных лжеконтролёрами за утреннюю смену, хватило бы на месячную профессорскую зарплату. Забрав купюры и отвесив белобрысому крепкого леща, чтобы не пришло в голову потребовать назад свои палёные карточки, Макс с чувством выполненного долга отошёл к краю тротуара и поднял руку. Тачка причалила почти сразу. Оставив юниоров у ларьков горевать о потерянной выручке и делать выводы на будущее, Макс отбыл домой. На хлеб он сегодня заработал, и толкаться в общественном транспорте было уже ни к чему.
Глава Вторая,
в которой Макс Верещагин листает газету, вспоминает прошлое и думает о будущем.
Жил Макс у "Электросилы", в доме окнами на Московский проспект. Частник высадил его возле станции метро, и Макс прогулялся по торговым развалам. Накупив свежих продуктов и газет, он наконец добрался до своей малогабаритной квартиры.
Вывалив на сковородку резаные польские овощи из пакета, Макс уселся тут же на кухне и развернул первую газету. Политические и светские новости он всегда пропускал, здраво полагая, что их чтение не способствует пищеварению. Более всего Макса привлекали колонки бесплатных объявлений и частной коммерческой рекламы. Но и здесь были свои приоритеты. Например, разделы "Недвижимость" и "Автомобили" вызывали у Макса чисто теоретический интерес: пока это были не его масштабы. "Домашние животные" и "Оргтехника" не навевали сколько-нибудь конструктивных идей. Так же как и "Служба знакомств". Разумеется, кое-какие наработки по этим позициям имелись, но лишний раз пользоваться классическими, хотя и многократно обкатанными, схемами Макс без особой нужды не хотел. По натуре он был изобретатель и предпочитал разрабатывать новые подходы, совершенствуя своё мастерство. Кроме того Макс работал на перспективу и тут газета могла многому научить. Рекламные колонки служили пристанищем для целого сонма прохиндеев. Читая очередное объявление из двадцати пяти слов, Макс каждый раз пытался представить, какая именно комбинация за этим стоит. Ну вот, например, набранное жирным шрифтом предложение некоего агентства, обещающего за весьма скромную плату поместить фотографию любого желающего в каталоги известных кинокомпаний: "Коламбия Пикчерз", "XX век Фокс", "Юниверсал". Это понятно и не слишком ново. А вот ещё в том же духе. Некое Международное астрономическое общество готово за ещё более скромную плату присвоить безымянной звезде гордое имя заказчика и снабдить клиента соответствующим дипломом. Макс не сомневался, что всё это мошенничество чистой воды, потому что и сам был мошенником.
* * *Мошенниками, как известно, не рождаются. Мошенниками становятся в силу сочетания ряда причин, каждая из которых, взятая по отдельности, вряд ли способна толкнуть человека на этот зыбкий и порой очень опасный путь. Взять хотя бы врождённый артистизм, которым отличались все более-менее известные жулики. Разве не мог, к примеру, сын турецко-подданного Остап Бендер стать ведущим актёром театра МХАТ, а Энди Таккер - конферансье на Бродвее? Почему нет? Но одного артистизма недостаточно; нужен толчок, воля судьбы, от того, как лягут её карты, зависит, кто станет мошенником, а кто звездой эстрады. Для Макса таким толчком стала служба в армии.
Попав в печально известную учебку "Тула-50" (знаменитую вторым по величине после Красной площади плацем и гнусным сырым климатом), Макс быстро понял, что если хочет здесь выжить и вернуться домой, следует позабыть иллюзии-комплексы и действовать напористо и нагло, извлекая максимальную выгоду из всего, из чего только эту самую выгоду можно извлечь.
Подобная тактика себя оправдала хотя бы тем, что Макс без всякой протекции умудрился занять должность заместителя писаря-чертёжника при штабе второго батальона, в котором имел удовольствие служить. Сам писарь, родственник начштаба, постоянно ошивался в городке - "положено дедушке" - и Макс жил, что кум королю. По армейским, понятное дело, меркам. Он строчил на машинке и тысячекратно переписывал алфавит, полируя почерк. Во взводе Макса не любили, но это его не сильно волновало. Он приходил в роту после отбоя и уходил после завтрака, сводя общение с сослуживцами к разумному минимуму.
На выпуск курса Макс собственноручно печатал списки распределения выпускников учебки по воинским частям, а поскольку составлявший их комбат по своему обыкновению полоскал мозги в плодово-ягодном, можно было без особого труда и опаски внести в эти списки кое-какие малозаметные коррективы. В результате трое самых отъявленных недоброжелателей Макса отправились загребать сапогами радиоактивную пыль Семипалатинска, а себя Макс приписал к команде, отъезжающей служить в Крым.
Выбор оказался более чем удачен. Небольшая воинская часть, расположенная в живописных горах на берегу Чёрного моря, занималась охраной ядерных боеголовок, а потому никаких иных задач, кроме несения караульной службы, на её личный состав не возлагалось. Основной боевой единицей в части был батальон, включавший в себя две караульных, учебную и комендантскую роты. Батальон обеспечивали две автороты, рота связи и обладающее функциями стройбата подразделение, именуемое "отдельная инженерно-техническая рота". Всё вместе это сборище военнослужащих называлось почётно - Соединением, и было скрыто в лощине Кизилташ столь надёжно, что забредавшие туристы принимали его за заповедник.
Помимо общепринятых мер по соблюдению маскировки и секретности, Соединение было основательно "залегендировано", даже форма в нём менялась каждые три-четыре года. Во времена Макса она была "морской": личный состав носил синие робы, сапоги и чёрные морпеховские береты, а офицеры - флотские кителя и эмблемы морской авиации. Хотя уже тогда поговаривали, что в Соединении собираются вводить форму и знаки ВДВ, но до этих знаменательных событий Макс не дослужил.
Впрочем, все эти военно-бюрократические пертурбации мало интересовали Макса. Он искал личной выгоды, и только это его заботило. Действуя безотказными в армии хитростью и лестью, он сумел устроиться при штабе батальона на место демобилизовавшегося писаря-чертёжника.
По правде сказать, ловкачей в армии не любят. А особенно не любят студентов, которым, благодаря известному указу министра обороны и путчиста Язова, удалось улизнуть от несения военной службы, как будто в армию идут одни только дебилы. Понятно, что в остриженных головах возникает обида, в жилах закипает молодая горячая кровь, а в рабоче-крестьянское сердце проникает горькая ненависть, которую военнослужащие срывают на тех, кто послабее и поинтеллигентнее. Как правило, эти качества сочетаются, и обладателям их приходится несладко. Под влиянием коллектива из этих несчастных вытравливаются малейшие признаки интеллекта, они теряют способность к логическому мышлению, с какого-то момента начиная думать только на две темы: что бы сожрать и когда бы поспать.
Старшина комендантской роты прапорщик Бескудников тоже не любил умных и ловких, поэтому Максу от него доставалось по полной программе. Первый год Макс терпел измывательства, хотя с каждым днём это становилось всё труднее. Доходило до того, что Макс считал за благо задержаться допоздна в штабе. Однако на второй год чистая, как свежий снег, ненависть к угнетателю стала переходить в новое качество. Артистизм, природная смекалка и наблюдательность трансформировались за истёкший период в жестокую изворотливость, способную если не гору свернуть, то хотя бы подточить её так, чтобы она рухнула под собственной тяжестью. Свой план Макс обдумывал долго. Риска в коварном замысле было немало, но и терпеть дольше Макс не мог.
Бить морду Бескудникову, которого за глаза все называли попросту Паскудой, Макс считал ниже своего достоинства. Поэтому решил "опустить" ненавистного старшину исподволь и поэтапно.
Подходящий момент представился очень скоро. Как-то раз Макс, спасаясь от придирок полковника Гриднева, год назад занявшего должность главного инженера Соединения и ещё не успевшего насытиться беспредельной властью над матросами срочной службы, решил укрыться в отделении войсковой почты и через несколько минут уже стучался в дверь с красной табличкой "Почта в/ч 62047".
- Кто там? - послышался ленивый голос.
- Свои.
- Свои дома сидят, телевизор смотрят, - спокойно ответствовали из-за двери.
- Это я, Макс.
- А-а…- замок клацнул. - Заходи.
Почтовое отделение представляло из себя помещение-гребёнку: три небольшие комнаты, справа коридор. Первая, уставленная забитыми посылками стеллажами, собственно, и была комнатой почтальона. Вторая, в которой стоял канцелярский стол, а при нём - сейф, служила "офисом" начальника связи и сигнализации батальона. Третья комната была отведена под склад радиостанций, там за дверью из металлической сетки хранились рации, полевые телефоны, коммутаторы, кабели и разнообразные приборы, используемые для охраны периметра и объектов.