Вдруг дверь купе распахнулась, на пороге стояла железнодорожная женщина. Она была проводницей. Начальница поезда в это время выписывала билеты другим пассажирам.
— Все до Ачинска? Быстро, фамилии ваши. Сейчас один на всех билет будем оформлять.
— Иванов, Петров и т. д., — проснулись пассажиры. — Кротов, Винокуров, — продолжали мы. — Только вы, конечно, записывайте, но мы люди бедные, поэтому билет у вас купить не сможем.
— КАК? КАК ЭТО ТАК???
Мы объяснили, что возвращаемся домой, в Москву, из Магадана, и что пошли к начальнице поезда попроситься, как обычно, проехать без билета, да все что-то задерживали, поезд взял и поехал.
— Так… Сколько у вас денег? Червонец? О, Боже мой… Сейчас будут контролёры, если сядут, делайте вид, что садились здесь, в Чернореченской, идите к начальнице поезда, и если надо будет заплатить, я вам деньги раздам, вы заплатите.
Мы согласились (мысленно пожертвовав десятку проводникам). Нам совершенно не жалко было 10 — как мы выяснили позже, 16 — тысяч, оставшихся у нас от тех денег, что подарили нам в Северобайкальске. Как с водителями в Бурятии: один подарил 100 тысяч, другому на следующий день отдали 14 тысяч; здесь одни железнодорожники подарили около 30 тысяч (а в сумме с железнодорожным милиционером Максимом, тысяч 45), а другим вскоре отдадим остатки. Если судьба делает нас орудием перераспределения материальных благ, и за это ещё оставляет нам значительный процент (от 65 % до 86 %), — мы только благодарны. И рука дающего не оскудеет. Так размышляли мы, выгребая из кармана все присутствовавшие там деньги.
Денег оказалось 16 с чем-то тысяч. Мы их отдали все, до рубля (10 магаданских копеек остались при нас), зная, что ни в чём никогда не будем иметь нужды, но при этом, если тебя просят, дай. И тебе дадут. Всегда.
Было неудобно, что могут войти контролёры и причинят проводницам неприятности.
Контролёров, по счастию, не оказалось, и концерт с раздачей денег не произошёл («раздам деньги, а вы заплатите» — вот был бы прикол!) Пассажиры одного с нами купе, злодейски познав, что Ачинск скоро и высадить их уже некуда, тоже не все хотели платить 40 тысяч на человека — один дал 30, другой — 20, ссылаясь на безденежье, другие заплатили нормально. Как только все заплатили, колёса загрохотали на стыках и мы подъехали к Ачинску.
— Вот этот юноша, — удивлялись проводники, разговаривая друг с другом, за 20 тысяч до Ачинска доехал. А эти двое — вообще за 16 на двоих. Хорошо, что контролёров не было.
АЧИНСК
В Ачинске нам предстояло освободиться и от последних денег — 10 копеек — при следующих обстоятельствах. На ночном вокзале подошёл дядька и попросил 10 копеек — позвонить. Оказалось, что здесь это, как и в Магадане, телефонный жетон. Мы отдали его с радостью.
Ачинск — один из крупных городов Красноярского края. Вокзал тоже велик. Нам предстояло провести здесь часа два, прежде чем появится следующий поезд на запад — Красноярск — Алма-Ата.
Андрей остался на вокзале с рюкзаками, а я пошёл искать кипяток. Кипятка нигде не было. На привокзальной площади, довольно цивильной, светилось несколько коммерческих ларьков. Но и там кипятка не было.
— Я тебе адын совет хочу дать, — ответил один из продавцов, щетинистый дядька южного происхождения. — Возьми бумажка. Возьми спычка. Возьми котелок, набэри вода. Зажги бумажка и вскыпети воду. Только осторожно — борода не подожги.
Поблагодарив за совет, я прошёл по другим ларькам, но кипятка не было нигде. Пришлось налить воды обыкновенной, и мы сели в вокзальном буфете и поглотили оставшийся у нас с Тайшета хлеб и сгущёнку.
Прошло ещё около часа, и мы узнали, что скоро прибудет поезд Красноярск—Алма-Ата, идущий, видимо, через Новосибирск. Неудобством было то, что поезда в Ачинске стоят по две-три минуты, и можно не успеть за это время найти начальника поезда и уговорить его. Но всё оказалось проще, чем мы думали.
ИНОЗЕМНЫЙ ПОЕЗД
Как мы уже знали, «иноземные поезда» являются бесплатными на территории России. Точнее: поезда, приписанные к какой-нибудь казахской, или узбекской, или украинской станции, являются движущимися территориями этих, соответственно, стран и не проверяются нашими ревизорами на территории России. Начальник такого поезда — сам себе хозяин, ничего не боится, и, стало быть, имеет полное моральное право провозить кого угодно и что угодно; в частности, нас.
Мы не знали, к какому государству относится этот поезд. Но когда к перрону подошёл грязный состав, с замызганными окнами и открытыми дверями, и в двух-трёх дверях показались загорелые и заспанные физиономии проводников, мы поняли, что нам определённо везёт. Поезд был казахским.
— Начальник отдыхает. А что вам надо?
— Мы путешественники, — отвечали мы. — Хотели попроситься, хотя бы до Мариинска доехать.
— Идите вон туда — в плацкартный вагон. Там и договаривайтесь.
В плацкартном вагоне проводника не было видно. Вагон выглядел бомжово. В полутьме и в холоде (не топили) виднелись многочисленные солдаты, занимавшие полок тридцать. Каждый солдат спал на тюфяке, укрываясь другим тюфяком по причине холода. Других пассажиров, помимо солдат, в вагоне не было. На третьих полках стояли пустые картонные короба в большом количестве. Некоторые из них были сложены и перевязаны в пачки.
Размышляя о том, где же проводник, мы нашли пустую полку (без солдат и коробов) и только уселись, как появился усатый, неряшливо одетый казах-проводник. Мы робко попросились доехать до Мариинска (это километров двести). Казах что-то проворчал и ушёл. Поезд тронулся.
Мы расстелили спальники, и, скрывшись от холода, задремали. По вагону гулял ветер, хлопали двери, пол не мыли лет пять, некоторые солдаты в полупьяном виде, просыпаясь, изредка циркулировали в туалет и обратно.
Наконец, проводник разбудил нас. В предрассветном тумане поезд подъезжал к Мариинску. Мы попытались объяснить, что хорошо бы и дальше, мол, проехать, но он попросту нас не понял.
Собрали вещи и вышли из вагона. Вокзал Мариинска был хорош: красиво облицован красно-розовым камнем, отполированным до блеска. Многие станции московского метро позавидуют такой отделке.
Мы переписали расписание электричек. Ближайшая была ещё не скоро. Обшарпанный поезд Красноярск — Алма-Ата мирно стоял у перрона.
Решили попытать счастья ещё раз и направились к поезду. Уже не разыскивая начальника, мы спокойно зашли в незапертую дверь другого плацкартного вагона.
В этом не было солдат и вообще почти не было людей. Только картонные коробки и несколько груш на полу. Мы их заботливо подняли — еда. Перед отправкой поезда по полутёмному вагону прошёл проводник.
Мы попросились проехать километров 300 — до Болотной. Проводник спокойно принял это к сведению и, пробурчав что-то про контролёров, ушёл в самый последний плацкартный отсек, где, как потом выяснилось, три или четыре проводника распивали, греясь, крепкий чай, закусывая его помидорами и говоря по-ненашему.
— А где он в Казахстан сворачивает? — обеспокоился Андрей, залезая в спальник.
— Не волнуйся, не скоро ещё, — отвечал я, сам не очень-то хорошо представляя этот вопрос.
…Уже на рассвете нас разбудили отдалённые крики:
— Персики, персики кому! Груши, груши, ха-рошие груши! Картошку сюда, сюда картошку!
Андрей нацепил очки и забеспокоился:
— Антон, мы ночью, по-моему, свернули. Послушай сам.
Где-то на перроне шла бойкая восточная торговля с южным акцентом. Но быть такого не могло! А названия станции не было видно.
— Андрей, сымай очки и спи. Всё нормально.
На одной из станций в вагон вошёл, о чудо, пассажир с билетом. Он стоял и, недоумевая, осматривал пустой вагон в поисках своего места. Тут его и увидел проводник. Пассажир был до самой Алма-Аты.
— До конца едете? Купини хотите?
— Купейный? А там тепло?
— Да-да, купини! тепло, тепло!
— Сколько будет стоить?
— Пошли, пошли, договоримся, — проводник буквально схапал цивильного пассажира и увёл в купейный вагон. Поезд тронулся, и персики рекламировать перестали.
Недоумевая, как в Кемеровской области растут «пэрсики», я уснул. Перед Болотным проводник разбудил нас.
— Вставайте, путешественники!
Мы наскоро собрались. Было утро. Поезд подъехал к станции Болотная.
И тут перед нами раскрылась тайна явлений.
МАЛЕНЬКИЙ СЕКРЕТ ПОЕЗДА КРАСНОЯРСК — АЛМА-АТА
В поезде каждый проводник сам себе хозяин. Он заботится только о своей прибыли, он — вроде коммивояжера. Из Алма-Аты в Красноярск поезд идёт, битком набитый фруктами. Это из-под фруктов были картонные ящики, в изобилии стоящие, уже пустыми, на третьих полках всех вагонов. Но часть фруктов не успевают или не могут продать. И, проезжая по России обратно в Казахстан, проводники меняют персики, груши и иные южные фрукты на картошку, огурцы и иные северные овощи. Есть свой «обменный курс» — так, 10 кг персиков меняют на 1 кг картошки, чуть дешевле идут груши, и т. д. Местные торговки знают время прохождения «торгового» поезда и собираются на перроне. За две-три минуты происходит множество сделок, и все довольны.
Так активно занимаясь торговлей, казахи не обращают внимания на пассажиров. Точнее, пассажир полезен только как источник денег. Если он — цивил, то его можно перевести в купейный вагон и под этим соусом растрясти на деньги. Если пассажир — бич, путешественник или солдат, то растрясти его на деньги нельзя и проводник просто утрачивает к нему интерес.
Никаким проверкам, видимо, поезд не подвергается.
Я отнюдь не хочу обидеть жителей свободного Казахстана таким описанием поезда. Напротив! России стоит равняться на Казахстан!
…В Болотном проводники получили в обмен на «пэрсики» целую кучу картошки. Мы вышли — до Новосибирска осталось всего 130 км, и решили в третий раз в этот же поезд не проситься. Поехали на электричке (она отправлялась через 5 минут после поезда).
НОВОСИБИРСК
У нас оставалось ещё штук двадцать книг «Практики путешествий», которые с нами, потихоньку промокая, сминаясь и сгнивая, ехали 12 000 км от самого Иркутска (через Читу, Якутск и Магадан). Самое время было их продать. За последний месяц мы впервые пользовались обыкновенной электричкой. Итак, мы проехали часа полтора, электричка наполнилась народом, мы встали, прошли четыре вагона и продали десяток книжек, заработав на этом колоссальные деньги — 27 тысяч (стоимость 10 буханок хлеба в Новосибе).
А вот и Новосибирск!
Уже как домой вернулись. Невероятно здорово. Спасибо Богу за всё. Да и мы тоже молодцы.
В Новосибирске было три дела. Первое — позвонить Асе. Уже два месяца, как я забыл у неё свою куртку-штормовку. Сохранилась ли? Но Аси не было дома. Второе дело — отправить телеграммы родителям. Это нам удалось. И третье — потратить деньги на еду, а это вовсе не сложно.
Бородинский хлеб! Майонез! Горячий (и бесплатный) чай! Какую радость может доставить совокупность таких простых продуктов! Радуясь, мы наполняли полости в наших телах и даже угостили чаем местного замёрзшего бомжа.
Поезда, попадавшиеся нам в Новосибирске, отличались особой цивильностью. Один поезд нас не взял, другой тоже, машинист электровоза, осаждаемый также, кроме нас, ещё двумя «зайцами», сослался на забитость задней кабины уже другими «зайцами». «Ну и ну! — удивлялись мы. — Такой цивильный, огромный город, великий вокзал, и так много безбилетствующих, едущих в пассажирских электровозах!»
Только с третьим поездом нам удалось уехать — в задней кабине электровоза. С нами в кабине ехала симпатичная девушка лет двадцати трёх, из Куйбышева Новосибирской области, ездившая в Новосиб в командировку. Ехали мы до Барабинска (330 км).
Попутчица рассказывала нам о жизни в Новосибирской области. Люди, особенно в сельской местности, жили там, мягко говоря, небогато. Колхозникам год подряд не платили никаких денег, и они все жили естественной жизнью. Цены в регионе низкие — продукты дешевле московских раза в два, и они могли быть ещё ниже, если бы не местная мафия. Приехал человек на базар, из деревни, продаёт мясо вдвое дешевле, чем все продают. Подошли «хозяева»: продавай по столько-то, плати нам столько-то. Он: не буду. Они — хлоп! соляркой весь товар облили, и ещё пригрозили, чтобы прочь убирался. И на всех крупных базарах мафия устанавливает свою цену.
Пенсии и зарплаты задерживают, есть и другие проблемы, но земля там хлебная, лето жаркое, овощи созревают всякие, и голод деревням не грозит. Попутчица была — о, редкий случай, — не в обиде на Б.Ельцина и верила в то, что скоро всё будет хорошо.
Поезд ехал с невероятно большой скоростью — 80, 90 км/час — со скоростью, невозможной для БАМа — там просто взлетишь на такой скорости, — а здесь эта скорость вполне естественна. Но всё равно уже вечерело, и в Барабинск мы прибыли затемно.
НА ОМСК!
Барабинск — небольшой городок между Омском и Новосибирском. А вокзал там велик и огромен, буквы «БАРАБИНСК», сделанные из лампочек, светятся в темноте, переходные мосты над путями застеклены — в общем, опять цивилизация. Мы никак не привыкнем!
Попросившись в локомотив до Омска, мы были обломаны. В Барабинске машинист меняется, и новый был не расположен к автостопщикам. Начальник поезда — тоже. Так поезд и уехал. Вслед пришёл почтово-багажный поезд, тот самый, который нам попался ещё в Тайшете. Тогда мы не смогли в него попасть. Но почтово-багажный идёт медленно, и где-то в Красноярске мы его обогнали, а вот он опять, уже удлинившийся обросший в Красноярске и Новосибе дополнительными вагонами.
— Мужики! Я, конечно, вас понимаю, и одного из вас даже по телевизору видел, — но, извините, груз везём, аппаратура очень дорогая, и подсаживать нам никого нельзя — объяснял один из тамошних проводников.
— Мужики, вы уже второй раз пристаёте, — объяснял второй. — В Тайшете подходили уже. Нет, нельзя нам.
Только третий по счёту поезд согласился нас подобрать. Мы просили самую малость — довезти нас 150 км до Татарска. (К утру мы хотели прибыть в Татарск, оттуда первой электричкой в Омск.) Всё вышло, как мы и предполагали, — часа в два ночи мы выгрузились на вокзале Татарска, выбрали уголок поудобнее и заснули — часа на три.
Можно было, конечно, проситься и в другие поезда, которые в изобилии проходили Татарск этой ночью. Но 3500 км круглосуточной езды — с самой Новой Чары, как нас посадил в поезд с сопровождением милиционер Саша, и до Татарска, мы ехали, стараясь не пропускать ни одного состава на запад. Андрей ещё что-то соображал, а я ужасно хотел поспать в стационарном состоянии и ни на что не был способен.
В таком же сонном состоянии я сел (а, вернее, лёг) в электричку на Омск, где мы оказались часов в девять утра.
* * *
В Омске нам было нужно зайти на главпочтамт. Там лежали, до востребования на моё имя, письма, телеграммы, бандероли, и даже, как потом выяснилось, деньги, которые прислали родители. Мы же совершенно забыли об этом, продолжая своё возвращение домой. Собственно говоря, и хорошо, что не зашли на почтамт — для чистоты эксперимента не хотелось пользоваться деньгами от родителей. Но телеграммы жалко… Вспомнили мы о почтамте уже потом, когда ехали в электричке из Омска на Исилькуль.
В Исилькуле дождя и ветра на этот раз не было.
В электричке на Петропавловск неутомимая билетёрша долго угрожала нам милицией, ОМОНом и штрафом.
В Петропавловске мы, начистив картошки и помыв крупу, зашли в ресторан и попросили нам сварить этакий суп. Нам сварили.
Начальник межгосударственного, но местного поезда Петропавловск—Челябинск долго смеялся, узнав, что мы путешественники, и отвёл нас в общий вагон, где прочие пассажиры курили, пили и кушали торт, а мы спали.
На рассвете 16 сентября (бедный Андреев институт!) мы вышли на вокзале Челябинска. Было часов шесть утра.