Повинуясь скорее инстинкту фотографа, чем обдуманному плану, Андре успел несколько раз снять Клода на крыльце, до того как его закрыл появившийся из-за угла дома пикап – обычный грязно-голубой «рено», какие насчитываются сотнями в любом французском городке. На боку у него красовалась черная надпись: «Zucarelli Plomberie Chauffage»[10]. Водитель выскочил из кабины, открыл заднюю дверь и достал оттуда два листа плотного картона и рулон толстой пузырчатой пленки.
К нему подошел Клод, и вдвоем они тщательно упаковали картину. Потом она отправилась в багажник, а двое мужчин, закрыв машину, скрылись в доме. Все это было заснято на пленку.
Андре опустил камеру. И как это понимать? На ограбление не похоже – вряд ли дом станут грабить средь бела дня и в присутствии верного Клода, за плечами у которого двадцать лет беспорочной службы. Возможно, картину отправили на реставрацию или захотели поменять раму? Но почему в пикапе сантехника? Странно. Очень странно.
В конце концов Андре вынужден был признать, что это совершенно не его дело. Он вернулся в машину и по респектабельному, чистому и сонному Кап-Ферра медленно поехал в сторону Ниццы.
Разочарование – кстати, совершенно беспочвенное, поскольку Мари-Лор могла, во-первых, просто не узнать его, а во-вторых, при ближайшем знакомстве оказаться-таки богатой испорченной сучкой, – помешало Андре получить максимум удовольствия от выходного дня. В отличие от Канн, впадающих в спячку всякий раз, когда заканчивается сезон, проходит фестиваль и убираются восвояси туристы, в Ницце жизнь продолжается круглый год. Рестораны не закрываются, рынки работают, на улицах кипит жизнь, машины катятся, а по Английской набережной масса народу бегает трусцой, любуясь на море. Словом, город дышит, потеет и живет.
Андре прогулялся по улочкам Старой Ниццы, заглянул на рыночную площадь Сен-Франсуа, чтобы полюбоваться на только что выловленных обитателей Средиземного моря, выпил пива в уличном кафе и прямо из-за столика с помощью длиннофокусного объектива поснимал продавцов и их клиенток – почтенных местных матрон, больших знатоков салатов и бобов, умеющих и любящих поторговаться. Перекусив moules[11], салатом и сыром, он отснял несколько пленок в «Алзиари» и «Оэ», купил лавандовой эссенции для Ноэля и настоящий пиренейский, гарантированно impermeable-a-l’eau[12] берет для Люси, с удовольствием представив, как она будет его носить.
Дождь начался, когда он уже возвращался в Сен-Поль, шел всю ночь и не перестал утром, чему Андре даже порадовался. В дождь было не так обидно уезжать, хотя расставаться с югом Франции, как всегда, не хотелось.
Пальмы, обрамлявшие шоссе, промокли и зябко ежились под дождем. Приехав в стеклянно-бетонный аэропорт, Андре вернул взятый в аренду автомобиль и занял место в длинной очереди на регистрацию, состоящей, похоже, из тех же самых непоседливых бизнесменов, что летели вместе с ним из Нью-Йорка, а также из небольшой прослойки отпускников, возвращающихся домой с загаром и облупившимися носами.
– Привет! Как дела?
Андре обернулся и обнаружил свою соседку по прошлому перелету – ту самую, что страдала редкой фобией. Он улыбнулся и кивнул, но та сочла, что этого недостаточно.
– Как съездили? Поели чего-нибудь вкусного? Представляете, я была в Каннах в таком крутом ресторане, «Мулен Руж»… как-то так… погодите, у меня тут была их карточка.
И она добыла из сумки толстый ежедневник «филофакс». Очередь двинулась вперед на одного человека. Мысленно Андре взмолился, чтобы самолет оказался набитым битком и чтобы ему досталось место как можно дальше от места его новой знакомой.
4
В Нью-Йорк он прилетел, когда дело уже шло к вечеру. Над аэропортом Джона Кеннеди висело низкое красное солнце. Холодный ветер резал лицо, как нож. Андре нашел такси; перед тем как опуститься на заднее сиденье, отодрал от него окаменевший комок зеленой жевательной резинки и с трудом объяснил не владеющему английским водителю, куда ехать. С рейсом Андре повезло: самолет был переполнен и его никто не тревожил. Единственным развлечением стал дурацкий боевик, в котором стероидный герой с успехом уничтожал всех второстепенных персонажей. Смотреть это было невозможно, а потому Андре закрыл глаза и предался размышлениям.
За время полета ему несколько раз вспомнилась подсмотренная на вилле Денуайе сцена. Все-таки что-то очень подозрительное было в том, что весьма ценную картину отправляли куда-то в фургоне местного сантехника. В памяти всплыла и еще одна деталь, на которую накануне он не обратил внимания: переговорное устройство, установленное на воротах, не работало. В этом не было бы ничего странного, если бы дом был закрыт на зиму, но ведь Клод-то был там! Складывалось впечатление, что виллу нарочно отрезали от остального мира.
Андре вдруг захотелось срочно увидеть сделанные в Кап-Ферра фотографии – свидетельство, которому он доверял больше, чем собственной памяти, и он решил по дороге домой заехать в мастерскую и проявить пленку.
Нагнувшись к самому тюрбану водителя и напрягая связки, чтобы перекричать завывания восточной музыки, он сообщил ему об изменении в маршруте.
До дома Андре добрался только в семь. Бросив на пол сумки, он сразу же прошел к монтажному столику, разложил на стеклянной поверхности диапозитивы и включил подсветку. Цветные картинки ожили: Клод, Сезанн, фургон Зукарелли и, надо полагать, сам Зукарелли. Он разложил слайды в хронологической последовательности и убедился, что четкие снимки являются отличным свидетельством. Вот только чего? Безобидной отправки картины на реставрацию? Андре покачал головой. Что-то не складывалось.
Он уставился на висящую над столом пробковую доску с приколотыми к ней поляроидными снимками, счетами, газетными вырезками, адресами и телефонами, записанными на клочках бумаги, авансовыми отчетами, меню, похищенным из ресторана «Л’Ами Луи», приглашениями, нераспечатанными письмами из налоговой и – лучик света среди всей этой дребедени – фотографией Люси. Андре снял ее в офисе, когда та разговаривала с Камиллой, держа трубку на отлете и победно усмехаясь в объектив. В тот раз Люси удалось выбить для него прибавку, чего Камилла не простила ей до сих пор.
Лулу. Надо показать ей фотографии и послушать, что она об этом скажет. Андре снял трубку:
– Лулу? Это Андре. Я вернулся. Хочу тебе кое-что показать.
– Проблемы? Неудачно съездил?
– Нет, все в порядке. Может, пообедаем вместе?
– Андре, сегодня, между прочим, субботний вечер, на который работающие девушки обычно назначают свидания.
– Тогда просто выпьем где-нибудь в баре? Недолго. Это может быть важным.
Короткое молчание.
– А ты сможешь подойти в ресторан, где я обедаю?
Андре добрался за двадцать минут. Он выбрал место в полупустом баре и огляделся. Когда несколько месяцев назад он проходил мимо этого здания, в нем располагалась захудалая скобяная лавка, а в витрине красовались пыльные железяки и дохлые мухи. Ныне лавка, как это постоянно происходило в Сохо, превратилась в очередной ресторан с претензией на «трендовость» – минималистский декор, голые стены, шершавые поверхности и освещение как на съемочной площадке – достаточно яркое, чтобы сразу же заметить даже самую мелкую знаменитость. Официантки – судя по боевой раскраске, начинающие актрисы – передвигались по залу вихляющей подиумной походкой, в меню было полно модных овощей, а в винной карте – дюжина сортов минеральной воды. Владельцы позаботились обо всем, и у ресторана имелись неплохие шансы стать модным месяца на три.
Для прибытия моделей со свитами было еще рановато, и приехавшие специально, чтобы поглазеть на них, обитатели Нью-Джерси и пригородов выглядели подавленными и растерянными. Обед уже подходил к концу, цены в меню приводили их в трепет, официантки, знающие, что рассчитывать на хорошие чаевые не приходится, обращались с ними с ледяной вежливостью, граничащей с хамством, но зато по дороге домой они с извращенным удовольствием смогут рассуждать о том, какой отвратительный город этот Нью-Йорк.
В зеркале, висящем за стойкой бара, Андре видел вход в ресторан и каждый раз, когда дверь открывалась, надеялся, что это будет Люси с ее копной черных кудряшек. Когда же она наконец появилась, он не сразу узнал ее, потому что эта девушка нисколько не напоминала Люси из офиса. Гладко зачесанные назад волосы оставляли открытой грациозную длинную шею, глаза и скулы были подчеркнуты косметикой, а в ушах посверкивали маленькие золотые сережки. Короткое платье из темного шелка по нынешней моде напоминало дорогое нижнее белье.
Андре поднялся ей навстречу, поцеловал в обе щеки, вдохнул ее запах, ощутил ладонью прохладную нежность плеча. К удовольствию видеть Люси примешивалась заметная доля ревности.
– Знал бы, что ты будешь такой нарядной, надел бы галстук. – Он неохотно отстранился. – Что будешь пить?
Люси озадачила бармена, заказав ром с водой и безо льда. Она не спеша потягивала его, слушая рассказ Андре о происшествии на Кап-Ферра. Пока девушка рассматривала слайды, он любовался игрой света на ее лице и пытался угадать, с кем же она будет обедать. В ресторане тем временем стало оживленно, а бар теперь атаковали толпы стильных молодых людей, искоса ревниво оценивающих прически и щетину друг друга. В их присутствии Андре сразу же почувствовал себя чересчур выбритым и недостаточно модно одетым.
– Ну? – спросил он. – Что ты об этом думаешь? Картина стоит целое состояние.
Она сложила диапозитивы маленькой стопочкой, и Андре обратил внимание на ее алые ногти: он первый раз видел Люси с маникюром.
– Не знаю. – Она пожала плечами. – Если они ее крадут, то почему бы не сделать это ночью? И зачем торчать с картиной на пороге? – Она отхлебнула ром и улыбнулась, заметив, что Андре хмурится. – Послушай, если тебя это так беспокоит, позвони Денуайе. Ты знаешь, где он сейчас?
– Могу выяснить. И все-таки это очень странно. Ты права, я ему позвоню. – Он придал лицу тоскливое выражение и заглянул Люси в глаза. – Субботний вечер, а я один-одинешенек. Девушка моей мечты обещана другому. – Он испустил тоскливый вздох. – Пицца перед телевизором, грязная посуда… Может, чтобы развлечься, помою голову. Наверное, пора завести кошку.
– Просто сердце кровью обливается, – хмыкнула Люси.
– Кто он, этот счастливчик?
– Просто знакомый.
– Познакомились в спортзале? Любовь, вспыхнувшая среди тренажеров? Ваши глаза встретились над грифом штанги, ты увидела его трицепсы и навсегда потеряла голову. – Он еще раз вздохнул. – Ну почему со мной никогда не случается ничего такого?
– Потому что тебя никогда нет. – Она пристально смотрела на него. – Так ведь?
– Так, – кивнул Андре. – Послушай, уже поздно. Твой кавалер, похоже, опаздывает. Давай-ка сбежим отсюда, и я знаю, где тут неподалеку можно найти настоящую еду и… – Привлеченный ароматом одеколона, он повернул голову и прямо перед собой обнаружил молодого человека в темном костюме и очень яркой полосатой рубашке. Андре мог бы поклясться, что под пиджаком у незнакомца скрываются алые подтяжки. Ну и пижон.
Люси поспешила их познакомить, и мужчины без всякого энтузиазма пожали друг другу руки.
Андре поднялся со стула:
– Лулу, я позвоню тебе завтра, когда поговорю с Денуайе. – Он постарался улыбнуться как можно сердечнее. – Приятного вечера.
Шагая домой по предательски скользкому, обледеневшему тротуару, Андре размышлял о статистике. Согласно ей на Манхэттене на каждого свободного мужчину приходится по три свободные женщины. Однако в его случае это правило явно не работало. И не будет работать, если он собирается проводить бо?льшую часть жизни вдали от Нью-Йорка. В этом Люси права. Он завернул в уличную забегаловку и заказал сэндвич, стараясь не думать о том, как она обедает с полосатой рубашкой.
Позже, под божественную музыку Мендельсона в исполнении скрипача Исаака Стерна, Андре долго рылся в ящике стола, куда скидывал все визитки. Раз Денуайе француз, да к тому же богатый, его карточка должна быть больше остальных, рассудил он. Вот она. Каллиграфические буквы на классическом черном фоне.
Два адреса: «Ete[13] – вилла „Ля Пинед“, 06230 Сен-Жан-Кап-Ферра. Hiver[14] – Купер-Кэй, Нью-Провиденс, Багамы». Никакого упоминания о Париже или Куршавеле; следовательно, если Денуайе не катается на лыжах, он должен быть на Багамах.
Андре, живущий еще по французскому времени, зевнул и решил, что позвонит утром.
Голос Денуайе в трубке звучал спокойно и приветливо. Конечно же он помнит Андре и его великолепные фотографии. После выхода статьи он выслушал массу комплиментов от своих знакомых. Может, Андре хочет поснимать и на Багамах? В это время года здесь чудесно, особенно по сравнению с неприятной погодой на Манхэттене. Денуайе замолчал, давая собеседнику возможность объяснить цель звонка.
– Вообще-то я хотел поговорить с вами насчет Франции. На прошлой неделе я оказался на Кап-Ферра и случайно проезжал мимо вашего дома.
– Как жаль, что нас не было, – отозвался Денуайе. – На зиму дом закрывается, да вы и сами видели. Мы переедем туда только в апреле.
– Да, но как ни странно, я видел там вашего управляющего.
– Клода? Хорошо, что видели, – засмеялся Денуайе. – Он и должен быть там, если нас нет.
– Вернее, странным мне показалось не его присутствие, а то, чем он занимался.
– Вот как?
– И я подумал, что надо сообщить вам об этом. Он и еще один человек грузили одну из ваших картин – Сезанна – в фургон. Фургон сантехника. Я видел все это от ворот.
Пару минут Андре слышал в трубке только потрескивание, а потом вновь раздался веселый голос Денуайе:
– Ну полно, полно. В фургон сантехника? А вы наблюдали за всем от ворот? Это довольно далеко от дома. Боюсь, что зрение вас подвело. А может, все это случилось после хорошего ланча? – хохотнул он.
– Это случилось утром. – Андре глубоко вдохнул. – И все это я заснял на пленку. Очень четкие снимки. На них все видно.
Еще одна пауза.
– Аh bon? Возможно, Клод затеял большую весеннюю уборку. Я ему позвоню, – пообещал Денуайе и небрежно добавил: – Но было бы забавно взглянуть на фотографии. Вы не могли бы прислать их мне?
Нарочитая легкость его тона не обманула Андре. Он расслышал за ней нечто большее, чем простое любопытство, и вдруг понял, что очень хочет видеть лицо Денуайе, когда тот будет рассматривать снимки.
– Проще будет завезти их вам. На следующей неделе мне надо будет посмотреть один дом в Майами, – легко соврал он, – а оттуда до Нассау всего ничего.
Денуайе попытался вежливо протестовать, но скоро они договорились. До ланча Андре просидел у телефона, заказывая билеты и пытаясь найти Люси. Ее не было дома. Возможно, франт в полосатой рубашке уговорил ее погулять по арктическим сугробам Центрального парка. А возможно, она и вовсе не возвращалась домой после вчерашнего обеда. Очень неприятная мысль, и злиться не на кого, кроме самого себя. Надо и правда завязывать с этими разъездами. Андре выгрузил мятое содержимое дорожной сумки в корзину с грязным бельем, вставил в проигрыватель диск с Вагнером и начал укладывать вещи для Багам.
5
Манхэттен таял. Ночью в город прокрался теплый фронт и к утру превратил слежавшиеся кучи снега в серое жидкое месиво. Из-под куч показались неубранные мешки с мусором, и в сердцах забастовщиков пробудилась надежда. Уже скоро отогревшийся мусор завоняет, и профсоюзы, заполучив сильного союзника, смогут возобновить переговоры.
Андре вброд преодолел потоки и ручьи Западного Бродвея и перед входом в офис попытался хоть немного очистить ботинки от налипшего мокрого снега. Люси недовольным голосом разговаривала с кем-то по телефону. Завидев Андре, она выразительно закатила к небу глаза. Он вытащил из сумки папку с фотографиями икон и устроился на диване.