Наконец Метро (1940, с. 344, 345) добавляет следующие данные: «Праздник и церемония паина происходили на аху, где был погребен почитаемый родственник; руководил церемонией иви-атуа (жрец). Огромное человеческое изображение из камыша и палок, обтянутое тапой, ставили у обращенной внутрь острова (передней) стороны аху. Фигуры паина описывались по-разному. Нынешние островитяне рассказывают о них так: каркас из палок был достаточно прочным, чтобы выдержать вес человека. Вертикальные жерди схватывали 11–12 кольцами из камыша, причем ширина колец уменьшалась кверху. Конический каркас обшивали тапой, которую затем красили. Голову делали отдельно, она состояла из обтянутого тапой каркаса из прутьев и камыша. Рот оставляли открытым, чтобы человек, забравшийся внутрь фигуры, мог видеть и говорить. На голове лежал венец из перьев фрегата (макохе). Брови делали из черных перьев, глаза рисовали краской, причем роль зрачков играли черные раковины (пуре уриури), окаймленные белым кольцом, вырезанным из человеческого черепа (иви пуоко). Кусок тапы, набитый камышом, изображал нос. Туловище паины красили в желтый цвет краской из куркумы. Перпендикулярные линии на шее символизировали мужчину; пятна на лбу и черный треугольник на щеках (рету) обозначали женщину». Метро добавляет, что паины, по словам его информаторов, не уничтожали, а сохраняли для будущих церемоний. Особенно берегли головы.
К сожалению, ни одна паина не сохранилась до наших дней, все они либо уничтожены, либо истлели в пещерах. К счастью, сохранены небольшие фигурки из тапы. Изучая их, можно получить примерное представление о том, как выглядели большие образцы.
Маленькие куклы
Нам неизвестно, были ли прежде мелкие фигурки из тапы широко распространены на острове Пасхи. Если и были, то их явно прятали и они ускользнули от взора большинства гостей. Долгого храпения в пещерах они не выдерживали, и теперь существует лишь очень немного экземпляров. Однако сложная конструкция и мастерство изготовления этих экземпляров обличают профессиональную традицию. Без навыка человек, конечно, не сумел бы сделать фигурки на фото 16–21. Перед нами еще одна форма искусства, которую следует включить во внушительный перечень в предисловии доктора Лавашери к настоящему тому. Несомненно, куклы из тапы позволяют лучше предъявить себе не дошедшие до наших дней большие паина. Скорее всего, по принципу изготовления, а возможно, и по художественному оформлению маленькие куклы ненамного отличались от больших чучел.
Две куклы хранятся в Музее археологии и этнологии (музей Пибоди) при Гарвардском университете (Кембридж, штат Массачусетс); в том же музее есть два близких по конструкции фигурных головных убора (фото 16–20, 22, 23). Третий образец кукол — в Муниципальном музее Белфаста (фото 21, цв. фото IX); других экземпляров этой интересной формы пасхальского искусства не известно. Белфастский образец настолько похож на один из образцов музея Пибоди, что уже это дает нам право предположить общее происхождение, хотя первый из них экспонировался и публиковался как гавайское изделие (Belfast Museum illustrated catalogue, Publ. N 152, 1961).
Изучение этих малых музейных образцов показывает, что способ изготовления был достаточно сложным. Каркас из прутиков связан топкой крученой бечевкой хау (делается из луба гибискуса). Замысловатая система таких же бечевок подтягивает тапу к каркасу там, где должны быть углубления или складки. Пустоты заполнены пучками камыша тоторы; вместе с каркасом он создает общую форму. Наконец, кусочками тапы образованы такие детали, как губы или крылья носа. Вся поверхность представляет сплошную, плотно облегающую каркас «кожу», искусно сшитую тончайшими стежками из разных лоскутов тапы. Глаза, а иногда и маленькие уши, пришиты отдельно волокнами. Непомерно большие голова и рот создают намеренно гротескное впечатление; конечности более реалистичны. Пальцы рук разделены, каждый обмотан тонкой ниткой; торчащие наружу камышинки изображают длинные ногти на руках и ногах. Сложный многоцветный узор на кукле символизирует татуировку или нательную живопись.
Подробное описание каждого известного образца дано в Каталоге (с. 485–488).
Возможное происхождение
Нигде больше в Полинезии нет ничего подобного пасхальским куклам и фигурным головным уборам. Зато яркие параллели находим вне Полинезии, на территориях, окаймляющих тот же океан. Меланезийцы архипелага Бисмарка и Новых Гебридов, особенно на Новой Британии и островах Бенкса, изготовляли для церемоний огромные мобильные фигуры из тапы. Наверно, у этих фигур было много общего с большими ритуальными паина острова Пасхи; образцы, сохраненные, например, в Бремене и других немецких музеях, сделаны с применением каркаса, наполненного сеном или волокном и обтянутого тапой. Получались антропоморфные фигуры или чудовища подчас невероятных размеров. Как и на Пасхе, детали и орнаменты рисовали на тапе; у некоторых образцов из тапы на кончиках пальцев торчат деревянные ногти, совсем как у пасхальских кукол.
Аналогия настолько разительная, что предположение о независимом изобретении не выглядит самым убедительным. Диффузионист усмотрел бы тут один из самых веских аргументов в пользу контакта между Меланезией и далеким островом Пасхи. Однако осторожный практический подход говорит, как мала вероятность такого путешествия, если учесть, что ни на пути к Пасхе, ни на самом острове не осталось убедительных расовых и культурных следов контакта. Аборигены из тропических лесов архипелага Бисмарка или Новых Гебридов не выдержали бы плавание на открытой лодке в течении Западных ветров южнее «ревущих сороковых». Чтобы открыть остров Пасхи, самый уединенный клочок земли в океане, и научить тамошних жителей делать паины, им надо было пройти в полинезийской области 5 тысяч миль против преобладающих ветров и течений. На этом пути они неизбежно должны были натолкнуться на какой-нибудь из бесчисленных островов Западной или Центральной Полинезии и передать местным жителям свои идеи и умение, однако этого не произошло. Если тем не менее допускать какое-то влияние извне, нужно либо отправить пасхальцев в плавание с попутным ветром на Новые Гебриды, либо искать еще дальше общий источник, откуда неполинезийская идея могла распространиться на столь удаленные друг от друга острова в противоположных концах Тихого океана. Как Меланезия, так и остров Пасхи были вполне достижимы для поэтапных или независимых плаваний с попутными ветрами из Южной Америки. Это доказано тем, что, начиная с 1947 года, одиннадцать парусных плотов с людьми были доставлены течением из Перу в Полинезию, Меланезию, а в пяти случаях далее в Австралию (Heyerdahl, 1971, р. 120–121; 1975).
Со стороны Южной Америки и острова Пасхи к Меланезии постоянно устремлены ветры и течения. От Пасхи до Новых Гебридов и архипелага Бисмарка соответственно 2500 и 3100 миль; от Южной Америки до Пасхи лишь чуть больше тысячи миль, и на всем пути нет другой суши. В Южной Америке объемные маски и куклы были спорадически распространены, во всяком случае, от Риу-Негру в Бразилии до тихоокеанских берегов Перу. Большие, чрезвычайно гротескные образцы, привезенные Спиксом и Мартином из Бразилии и хранящиеся в Мюнхенском музее, обтянуты тапой, тогда как маленькие куклы, раскопанные Гретцером на тихоокеанском побережье Перу и хранящиеся в Берлине, покрывались скорее тканью, чем лубяной материей, и облик у них не такой гротескный. Хотя по стилю это изделие отвечает чисто местным канонам, нисколько не похожим на пасхальские, и хотя оболочку делали не из тапы, а из хлопчатобумажной ткани, перуанские фигурки, как и пасхальские, набивались камышом тотора, так что куклы в этих двух сопредельных областях родственны и по происхождению и по технике изготовления. Как уже говорилось, камыш тотора был привезен на Пасху с орошаемых полей засушливого приморья жителями древнего Перу.
В Перу, как и на Пасхе, в прошлом существовали большие чучела, участвовавшие в церемониальных процессиях, однако в обеих областях сохранились только маленькие модели пли фигурки типа личных фетишей. Пожалуй, лучшая коллекция таких кукол та, которая включает образцы, найденные В. Гретцером при раскопках погребений в засушливой долине Чанкай (центральное побережье Перу) и привезенные в Германию в 1899 году. Автор настоящего тома знакомился с ними в Музее народоведения, Берлин-Далем.
Размер изученных образцов — от 8 до 27 см. Большинство — безногие торсы, но, во всяком случае, у одного экземпляра сделаны ступни. Стиль оформления, как и следовало ожидать, типичен для культуры Чанкай, а значит, сильно отличается от стиля пасхальских кукол, однако принцип изготовления один и тот же. В перуанских куклах тоже применен каркас из прутиков, тростника, иногда стеблей; набивка из тоторы обеспечивает желанную форму. Для получения тонких деталей к пучкам камыша порой добавлен хлопок-сырец; вся конструкция обтянута хлопчатобумажной тканью, и мы видим гротескную фигуру с туловищем, головой и руками. У некоторых образцов глаза вытканы, у других нашиты нитками. Нос и уши, когда они есть, прикреплены бечевкой к готовой основе. У многих кукол странная, треугольная голова. У некоторых на голове человеческие волосы, у других вверху торчит изображающий волосы камыш тотора, что напоминает описанные испанцами пасхальские паина. Хотя половые признаки не обозначены, по одежде и орнаментам видно, что все чанкайские образцы изображают женщин. У одной из них (Berlin V. А. 24859) даже укреплен на спине ребенок. Большинство кукол намеренно уплощенные — черта, присущая множеству деревянных женских фигурок как в древнем Перу, так и на острове Пасхи.
Итак, несмотря на стилевые расхождения, у кукол побережья древнего Перу есть черты, роднящие их с единственными тремя сохранившимися антропоморфными образцами с острова Пасхи. Техника изготовления одна и та же: тонкий деревянный каркас, камышовая набивка, покров из сшитых вместе лоскутов, создающий гротескное антропоморфное изображение. Если в Перу каркас обшивали хлопчатобумажной тканью и в набивку к камышу добавляли хлопок-сырец, то пасхальские кукольники обтягивали каркас местной тапой и добавляли кусочки той же тапы в камышовую набивку. В обоих местах иногда каждый палец обматывали тонкой бечевкой; у многих перуанских образцов из кончиков пальцев торчат стебли, изображающие ногти, — совсем как у пасхальских кукол. У одной перуанской фигурки (Berlin V. А. 35042) так же оформлены пальцы ног, хотя ступни едва выглядывают из-под платья. Еще одна сходная черта: у некоторых чанкайских фигурок на лице нанесены узоры, изображающие нательную живопись или татуировку. Узоры геометрические; цвета — желто-коричневый, белый, бордовый, синий и черный. Ниже рта часто видим перпендикулярные черточки, изображающие скорее татуировку, чем зубы. Татуировка была очень развита и в древнем Перу, и на Пасхе. Ребенок на спине одной перуанской куклы и сеть на шее другой (Berlin V. А. 35043) напоминают детали описанных Деланглем (наст, том, с. 112) больших пасхальских фигур. Своеобразная треугольная голова, как будет показано дальше, обычна и в пасхальском искусстве.
Обратимся теперь к головам животных на двух бостонских образцах пасхальских головных уборов домиссионерской поры. Ничего подобного не найдено ни в какой-либо другой области Полинезии, ни в Меланезии. Нигде больше в Полинезии не делали фигурных головных уборов в виде головы животного, зато эта черта весьма характерна для церемониальных головных уборов древнего Перу. Больше того, набитые камышом пасхальские головные уборы из тапы изображают животных, которых нет в полинезийской фауне, зато они очень похожи на кошачьих, чаще всего представленных на головных уборах знатных лиц побережья древнего Перу (фото 22, 23, 313 i — m, рис. 32). В Перу голова в передней части шапки вождя почти всегда изображала пуму, ягуара или стилизованного фантастического зверя. Обычно над лбом человека выступала только голова кошачьего, как на пасхальской головной повязке, но иногда животное было представлено целиком, в распластанной позе, с подогнутыми ногами, как на пасхальской фигурной шапке. Церемониальные налобные повязки и шапки с головой кошачьего так обильно представлены на доинкских фигурных сосудах, что в одном только альбоме, посвященном основным типам древнеперуанской керамики (Wassermann-San Blas, 1938), иллюстрировано больше тридцати образцов. Сделанная из недолговечного материала, перуанская налобная повязка с кошачьей головой вполне могла послужить прототипом для пасхальского образца, набитого южноамериканским камышом.
Стандартные деревянные поделки
Моаи кавакава («фигурка с ребрами», мужская); фото 24—27
Ни один образец полинезийской резьбы по дереву не получил такой широкой известности и такого распространения, как изображение изможденного человека с орлиным носом, длинными ушами и козлиной бородкой, столь характерное для острова Пасхи. С тех самых пор, как в 1774 году бедствующие островитяне предложили Куку первые образцы для продажи, эти фигурки нескончаемым потоком идут с острова, оставаясь неизменными по форме. В 1882 году на Пасхе все еще были образцы, вырезанные не для продажи, и пасхальцы не желали с ними расставаться (Gеiselег, 1883, р. 32), однако вскоре после этого, по совету Салмона и Брандера, резчики начали работать на рынок. Некоторые экземпляры этого ряда, естественно, не отличишь от подлинников, ведь они исполнены теми же художниками, с применением той же техники и того же исконного материала. Вот почему автор настоящего тома не видел смысла в том, чтобы попытаться составить перечень известных образцов подлинных моаи кавакава, огромное количество которых приобретено коллекционерами в разных концах света. Однако в подавляющем большинстве случаев коммерческие изделия легко отличить от подлинных по тому, что на них уменьшен или вовсе убран характерный для образцов домиссионерской поры пенис, поверхность отделана грубо, наспех, на выступающих частях нет следов износа, часто нет отверстий для подвески, наконец, в большинстве случаев применена привозная древесина взамен постепенно исчезавшего пасхальского Sophora toromiro.
Фигурки моаи кавакава, достигавшие во времена визита капитана Кука высоты 50–60 см, с на-началом коммерсиализации стали укорачиваться. Но как только появилась возможность приобретать материал на заходящих судах, начали появляться изделия самой различной величины — от шахматных фигурок, до деревянных скульптур ростом в метр и больше.
Для имитации красноватой древесины торомиро иногда применяли лак, и некоторые резчики снова стали изображать пенис, как только поняли, что его отсутствие выдает позднее происхождение поделки. На рубеже нашего столетия коммерческие имитации были отделаны хуже, чем образцы домиссионерской поры, однако позже некоторые пасхальцы, в частности Педро Атан, изготовили моаи кавакава, ничуть не уступающие первоначальным образцам по композиции, форме и шлифовке поверхностей. Правда, запасы торомиро, накопленные Педро Атаном и другими резчиками, давно исчерпаны; больше того, уже после нашего пребывания на острове в 1956 году последний представитель Sophora toromiro зачах внутри кратера Рано Као. К счастью, автору удалось собрать семена и профессор Карл Скоттсберг успешно высадил их в ботаническом саду в Гетеборге. Новое поколение семян от трех молодых гетеборгских деревьев высажено на Пасхе, чтобы попытаться возродить вид. Пройдет, однако, не один год, прежде чем толщина стволов позволит использовать их для резьбы.
Характерный облик моаи кавакава остается в местном искусстве неизменным, во всяком случае, двести лет, о чем говорит сравнение с приобретенными экспедицией Кука первыми образцами.
У выполненной в рост, слегка сутулой фигуры изможденного мужчины весьма примечательные стандартизованные черты лица. Особенно приметны длинный, сильно изогнутый узкий нос с крючковатым кончиком и реалистичными крыльями, очень длинные уши с круглыми затычками в мочках, свисающих до нижней скулы, четко обозначенная, загибающаяся козлиная борода. Голова непропорционально велика по отношению к туловищу, еще заметнее несоответствие с маленькими ногами. Вместо волос или головного убора узкая, продолговатая голова орнаментирована стилизованным символом или узором, который выполняют либо гравировкой, либо низким рельефом. Этот узор — единственная черта, которая варьируется: на подлинных образцах можно увидеть и антропоморфные и зооморфные изображения или же небесные символы. Наиболее обычные мотивы узоров на голове пасхальских фигурок — звезда, распластанное четвероногое с коротким хвостом, фантастическая птица или рыба, человек или несколько людей с длинными, струящимися бородами (фото 27 а — с, 35 а, b 36; рис. 33–36).