Возвращение клипера Кречет (с иллюстрациями) - Крапивин Владислав Петрович 13 стр.


На улице Ника сказала:

— А где возьмем хрусталь?

— Понятия не имею, — отозвался Владик. — У бабушки есть люстра с хрустальными подвесками, но бабушка в Калуге. И люстра тоже.

— За подвески тебе оторвали бы голову.

— Какая разница? Мне все равно оторвут ее за объектив.

Ника задумчиво проговорила:

— У детей ужасно несправедливая жизнь. Все время за что-нибудь попадает.

— А тебе-то за что? — поинтересовался Владик.

— Мало ли… Например, за рогатку.

— Ну… а зачем тебе рогатка… — неуверенно сказал Владик. — Ты все же девочка. Да и вообще это свинство — по птицам стрелять. Сейчас везде борьба за охрану природы.

— А кто стреляет по птицам?! — взвинтилась Ника.— Балда ты! Не знаешь, а говоришь!

— Опять ругаются… — подал голос Тилька. Он сидел на ухе у Ники и держался за прядку волос.

— А чего он зря болтает! — сказала Ника. — Мы не с птицами воюем, а с веревочницами. Рогатки — это чтобы веревки перешибать!

— Из рогатки веревку не. перешибешь, — сказал Владик.

— Если камушком, то не перешибешь. А если специальным разрывным снарядом…

— А! Как у Костика? — вспомнил Владик. — Когда тетка на его штанах взорвалась?

— Ага… Только мы их еще не до конца изобрели, они не всегда срабатывают, — призналась Ника.

Владику захотелось узнать, какой в этих снарядах состав.

— Вообще-то это военная тайна, — сказала Ника. — Ну ладно, ты ведь тоже против веревочниц… Там сера от спичек, ржавчина от старинной пушки и семена белоцвета.

— А при чем здесь белоцвет?

— Разве ты не видел, как у него головки лопаются? В них очень сильная взрывчатая сила. Качается, качается такая головка, а потом — пух! — распушилась белыми семенами. И полетели они…

— Все равно… — с сомнением проговорил Владик.— Что камень, что снаряд, из рогатки им трудно попасть по веревке.

— Пфы! «Трудно»!.. На Боцманке любой первоклассник это может. Мы знаешь как тренируемся? Перегоревшие лампочки подбрасываем и на лету их — дзынь!

Тилька перебрался к Владику. Ника с ними попрощалась и отправилась домой. С Владиком договорилась, что они встретятся завтра, а сегодня будут думать, где добыть хрусталь.

Владик озабоченно сказал Тильке:

— Хрусталь хрусталем, а у меня еще одна задача. Надо искать дорогу в Синекаменную бухту.

— Ты же говорил: на автобусе номер восемь.

— Это оттуда на автобусе. А туда никакие автобусы не ходят. А через подземный ход нельзя, меня теперь к яхт-клубу и близко не пустят… Да и ход, наверно, замуровали.

— Одного не пойму, — сказал Тилька. — Зачем тебе эта бухта?

— А кто будет делать кораблик в бутылке? Я хотел попросить гнома Митю. Это же такая работа…

— Подумаешь, динь-работа! Вы с Никой сделайте отдельные детальки, а я залезу в бутылку и там их соберу!

— Ой, Тиль… А у тебя получится?

— Думаешь, если я стеклянный, значит, совсем неумелый?

— Нет, что ты! Ты умелый…

— Главное — достать хрусталь, — сказал Тилька.

— Будем думать, — сказал Владик.

Но за целые сутки он ничего не придумал. Может быть, Ника нашла выход?

После обеда Владик поспешил в Исторический парк — там они с Никой договорились встретиться. Но Ника не пришла. Владик подождал полчаса, оставил Тильку в фонтане, а сам побежал в Боцманскую слободку.

По площади бродили мальчишки. Они шарили в траве какими-то приспособлениями на палках — будто самодельными миноискателями.

— Костик! Матвейка!

Те бросили палки и подбежали.

— Что делаете? — спросил Владик.

— Тени от веревок убираем, — разъяснил Костик.— Тетки их тут наоставляли, все запинаются…

На прожженных штанах Костика пестрела громадная заплата из клетчатого ситца.

— А Нику дома засадили, — сказал Матвейка.

— За что? За рогатку?-с пониманием спросил Владик.

— Нет. Она стеклянное блюдо грохнула. Бабушкино. Из хрусталя. Ну вот…

— Понятно, — сказал Владик и обрадованно подумал, что Ника, несмотря на вредность, человек деловой, и надежный. Потом спросил: — А скоро ее отпустят?

— Кто знает, — серьезно сказал Костик. — За само блюдо ей не очень попало, только от бабушки веником по шее. Потому что, если разбито, все равно не вернешь. Только Ника еще скандал устроила. Бабушка все осколки в мусорный бак выбросила, а бак машина увезла. Ника пришла из школы и давай кричать: «Что вы наделали! С ума сошли, что ли?!» Вот за это ее… Мы ей скоро передачу понесем. От тебя что передать?

— Горячий привет, — печально сказал Владик. А что еще было говорить? Последняя надежда лопнула.

Владик брел к дому и думал: что еще можно сделать? Накопить денег и купить хрустальную вазу в магазине? Сколько времени пройдет, пока накопишь! Продать фотоаппарат? Но кто его купит у мальчишки? И к тому же без объектива… Рассказать все маме и папе? Но мама в сказки не верит, а папа на репетициях. Да и все равно денег дома совсем мало, а зарплата у родителей не скоро…

Владик шел повесив голову и наткнулся на прохожего. Не глядя сказал «простите» и хотел обойти. Но тот взял его за плечо. Оказалось — дядя Миша.

— Опять встретились, — задумчиво сказал дядя Миша.— Почему ты такой угрюмый, Владик Арешкин?

Владик шевельнул плечом и промолчал. Зашагал дальше. Дядя Миша пошел рядом.

— Ты все еще сердишься, что тебя не пустили в клуб? Я тут ни при чем, это распорядился главный начальник… Да, в конце концов, ты же сам виноват.

— Я про клуб и не думаю, — отозвался Владик.

— А! Не думаешь, — слегка обиделся дядя Миша.— И совесть тебя не мучает. Она у тебя чистая, прозрачная, хрустальная…

Владик сердито сказал:

— Если бы она была хрустальная, я бы ее вынул и отдал на переплавку.

— Даже так?

— Потому что выхода нет, — сумрачно ответил Владик.

— А что опять случилось?

— Это не опять. Это все та же история про Гошу,— вздохнул Владик.

— Ну-ка объясни.

Владик нехотя объяснил про бутылку. Он ни на что не надеялся, просто неловко было отмалчиваться.

— Ну-ка пойдем, — сказал дядя Миша.

— Куда?

— Ко мне.

Дядя Миша жил недалеко, почти напротив библиотеки с Гошиной башенкой. Владик оказался в комнате, где на полках стояли модели яхт и разноцветные кубки, а на стенах, на ярких сигнальных флагах, блестели спортивные медали.

Дядя Миша вынул из шкафа граненый сверкающий' кубок, от которого сразу разлетелись радужные зайчики. На кубке была крышка с прозрачным корабликом.

— Я выиграл его в гонках одиночек по Южному заливу,— сказал дядя Миша. —Штормовое было дело… Хрусталь чистейший. Возьми.

Владик, еще не веря в такое чудо, принял в ладони холодный кубок. Он был очень тяжелый. Владик поднял на дядю Мишу глаза.

— Ну-ну…— проворчал дядя Миша. — Отказываться не смей, это не для тебя, а для Гоши. Моряки должны помогать друг другу. И благодарить много не надо. Хватит, если один раз скажешь «спасибо».

— Спасибо, — прошептал Владик. — Знаете что… Вы крышку с корабликом оставьте себе. Все-таки память…

7

Бутылка была готова вечером в пятницу. Пузатая, с широким горлышком, очень прозрачная, из тонкого звенящего стекла. Когда мастер хмуро вручил ее Владику, она была еще теплая.

— Имей в виду: разбивать надо в полдень, — предупредил стекольный мастер. — Если опоздаешь хотя бы на минуту, никакого толку не будет, а будут неприятности.

— А если на полминуты? — осторожно спросил Владик.

— Можно. Только не больше… И еще имейте в виду: я тут совершенно ни при чем. О том, где взяли бутылку, никому ни слова! У меня и так два выговора за внеплановое волшебство.

— Честное железное-якорное слово! — поклялся Владик. — Никому!.. Большущее вам спасибо.

— Не смей говорить мне «спасибо»! Узнает начальство — меня лишат премии!.. И не забудь, что послезавтра последний срок. Двадцать первое сентября, день осеннего равноденствия.

— Мы успеем! Спа… До свидания.

Дома Владика ждала Ника: ее наконец выпустили из заточения.

— Привет, узница, — сказал Владик и гордо поставил перед ней бутылку. Ника вздохнула:

— Зря я только блюдо грохнула. Такое было красивое…

— Все равно ты молодец, — утешил Владик.

Ника не оценила этой похвалы. Она сварливо заметила: — Теперь-то я «молодец». А пока меня дома держали три дня, даже носу не казал.

— Откуда я знал, где ты там сидишь? Может, в темном чулане. Твоя бабушка даже Костика с передачей прогнала. Мне бы тоже влетело…

— Тебе-то за что? Это мне веником влетело…

— Веник — он мягкий, — примирительно сказал Владик.

— Балда! Рукояткой же! По шее… Тебе бы так…

— У меня все впереди, — печально сообщил Владик.— Вот узнают мама с папой про объектив…

— А ты уже заранее от страха синеешь,— буркнула Ника.

— Вы ругаться собрались или дело делать? — строго спросил Тилька. — Что за люди…

Стали делать дело. За те дни, пока мастер колдовал над бутылкой, Владик позаботился о деталях для сборки. Вырезал из табакерки корпус кораблика — остроносый и узкий, — чтобы влез в горлышко. Выстрогал лучинки-мачты, приготовил тоненькие реи и нитки для снастей. К реям заранее привязал свернутые паруса из мягкого батиста (выпросил для них у мамы платочек). Посоветовался с Тилькой:

— Ничего, что парусина не настоящая?

— Ничего, — сказал Тилька. — Главное, что корпус из корабельного дерева. Программа задана. Остальное получится само собой.

Теперь Тилька залез в бутылку и там начал собирать маленький клипер.

Корпус кораблика он прикрепил к стеклу пластилином. Работа была нелегкая. Тилька — крошечный, корпус для него — тяжелый. Это все равно что настоящему мальчишке ворочать в одиночку грузную лодку. Когда наконец «Кречет» — еще без мачт и снастей — прочно стал на место, за окнами стемнело.

— Остальное завтра доделаем,— решил Тилька. — А то я уже не длинь и не дзынь…— И он уснул прямо в бутылке.

В субботу после школы Владик, Ника и Тилька опять взялись за работу. Собственно говоря, работать мог только Тилька. Он устанавливал мачты, прицеплял к ним реи, натягивал ванты и штаги. Владику и Нике оставалось просовывать в бутылку деталь за деталью. Дело было нехитрое, поэтому им хватало времени для споров.

Владик сказал:

— Без чертежа делаем. Вдруг что-нибудь не так? Ника фыркнула:

— Тебе же объяснили: главное, чтобы хоть немного было похоже. Задать программу, что это кораблик. Остальное само собой…

— Все равно страшно немного…

— Тебе все время страшно.

— Почему это все время?

— Потому что всегда канючишь и жалуешься…

— Я?! — возмутился Владик. — У тебя не язык, а швабра!

— А ты язва.

Тилька высунулся наружу.

— Опять ругаетесь? Если не перестанете, не буду работать! Лезьте в бутылку сами.

— Она и так все время лезет в бутылку, — сказал Владик. — В переносном смысле.

— Я что сказ-зал! — сердито зазвенел Тилька. Он был сейчас командир.

— Не будем, не будем, — поспешно пообещала Ника. И украдкой показала Владику маленький исцарапанный кулак.

Владик показал ей язык… Ника двинула Владика ногой. Владик шепотом сказал:

— Навязалась ты на нашу голову.

— Я? Навязалась? А кто меня позвал?

— А кто охал: «Я так люблю сказки»?

— Если бы в этой сказке не было нытиков…

— Если бы не было таких ядовитых медуз…

— Вот как тресну по загривку. И уйду.

— Ну и без тебя справимся, — сказал Владик, хотя в душе забеспокоился.

— Интересно, как это ты справишься? — язвительно спросила Ника. — Может быть, ты умеешь стрелять из рогатки?

— На кой шут мне рогатка?

— А как ты разобьешь бутылку? Да еще точно в полдень!

— Очень просто, О камни…

— Бедный ребенок повредился в уме, — печально сказала Ника. — Ты хочешь, чтобы клипер засел на камнях?

— Ой… — прошептал Владик. Он до сих пор об этом не думал.

— А кроме того,— продолжала Ника, — ты вообще-то представляешь, как это будет? Бутылка — трах! А на ее месте громадный кораблище. Мачты по пятьдесят метров. Тебя же пришибет или придавит, как глупую лягушку, если будешь рядом.

— Ой… — опять сказал Владик. — А как быть?

— Наконец-то головушка твоя заработала! «Как быть»… Бутылку придется забросить подальше на глубину, чтобы «Кречет» не сел на мель. А потом по ней трахнуть с берега из рогатки.

— А если промажешь? Бутылка будет на волнах прыгать…

— Не твоя забота. Я за полминуты успею пятнадцать раз выстрелить. И все разрывными… Они теперь безотказные…

— Это ты хорошо придумала, — признался Владик.

Назад Дальше