– Где у вас список больных? – спросила Катя гардеробщицу.
– А вот на стене висит, – ответила старушка.
Мы подбежали к списку и стали искать фамилию Антона.
– Вот он! – после долгих поисков наконец воскликнул Лешка. – Антонов Антон, четыреста шестнадцатая палата!
– Тихо ты! – зашипела на Лешку Катя. – Если ты так будешь кричать, нас отсюда прогонят.
Лешка сразу затих, и все мы тоже стали серьезными.
– Четыреста шестнадцатая палата на каком этаже? – спросила Катя у гардеробщицы.
– На четвертом.
– За мной! – опять скомандовала Катя. – И ведите себя тихо. Больница это вам не школа.
Мы без разговоров выскочили на лестницу и стали подниматься. На четвертом этаже мы прошмыгнули в стеклянную дверь с надписью «Ортопедическое отделение» и опять оказались в длинном коридоре с многочисленными дверями по бокам.
Мы быстро нашли нужную палату и ввалились внутрь.
Здесь стояли три кровати. Одна, которая находилась у окна, была пуста. Около двери лежал Антон, нога у него была в гипсе и задрана вверх. На другой кровати лежала девочка, и у нее точно так же, как и у Антона, была поднята загипсованная нога. Я сразу заметил, что глаза у девочки были очень красивые. Только очень печальные.
И Антон, и девочка уставились на нас, будто увидели приведений.
– Ребята! Вы? – Лицо Антона расплылось в улыбке.
– Мы, а то кто же? – проворчал Лешка, подходя к кровати Антона и протягивая ему пакет. – Вот, мы тебе передачу принесли.
Катя и Ванька подошли с другой стороны.
– Как ты нас напугал вчера! – сказала Катя.
– Как дела, Антоха? – спросил Ванька. – Скоро выздоровеешь?
– Да вот! – развел руками Антон и жалобно посмотрел на нас.
– А почему тебя вместе с девчонкой поместили? – кивнув на соседнюю кровать, спросил Ванька.
– Это временно, – стал оправдываться Антон. – С местами у них тут напряженка. Мальчишечьи палаты все переполнены.
– Ну и дела! – удивился Ванька. – Много, значит, нашего брата калечится.
– Много, – согласился Антон и погладил загипсованную ногу.
– Болит? – спросил тихим голосом Лешка.
– Болит, – вздохнул Антон. – Еще как! Говорят, месяц болеть будет.
– Кошмар! – воскликнула Катя и даже лицо руками закрыла.
– Как хорошо, что вы пришли, – счастливо вздохнул Антон. – Мама у меня уже была. Она недавно ушла. А теперь вот вы.
– Мы к тебе каждый день ходить будем, – сказал Лешка. – Пока тебя не выпишут. Верно, пацаны?
– Точно! – ответили мы с Ванькой.
– Спасибо, – сказал Антон.
– Да ладно, что мы, не друзья что ли?
Антон заглянул в пакет и стал вытаскивать из него гостинцы.
– Ты, главное, морскую капусту ешь, – поучал его Лешка.
– Во-во, – соглашался с ним Ванька, – в ней кальций. Мы тебе еще завтра принесем.
Пока мы разговаривали с Антоном, Катя подошла к девочке и спросила:
– Как тебя зовут?
– Оля, – тихо и серьезно ответила девочка.
Катя осторожно дотронулась до Олиной загипсованной ноги и тут же отдернула руку.
– Ты тоже ногу сломала?
– Да.
– Давно? Откуда-то упала? Или играла во что-нибудь?
Девочка ничего не ответила.
– Чего молчишь? – допытывалась Катя.
Девочка опять промолчала, только сжала губы. Я посмотрел на нее, и мне захотелось сделать ей что-нибудь приятное. Если бы я был волшебником, то вылечил бы ее за одну секунду. Но я не волшебник, и поэтому только стоял и смотрел на нее. А она смотрела то на меня, то на Катю и молчала.
– Ну не хочешь, не отвечай, – видя, что с ней не хотят разговаривать, сказала Катя и вернулась к Антону. Я тоже повернулся к нему, хотя мне почему-то хотелось смотреть на Олю.
Мы бы пробыли у Антона целый час и даже два, но минут через десять Катя важно сказала:
– Все, ребята, надо уходить. Нельзя утомлять больного после операции. От этого процесс выздоровления затягивается. Антону надо отдыхать и больше спать. Покой и сон.
И мы ушли. А на следующий день, пришли снова. Я сразу посмотрел, на месте ли вчерашняя девочка. Может, ее перевели в другую палату? Нет. Оля была на месте. Все такая же грустная, бледная и красивая. Она заметила, что я на нее смотрю, и я сразу же перевел взгляд на Антона.
В этот раз пакет прихватили не только мы с Лешкой, но и Катя с Ванькой тоже.
– Да вы что с ума сошли? Куда мне столько? – завопил Антошка, увидев такое количество продуктов.
– Ничего, ничего, – похлопал его по плечу Ванька. – Еды много не бывает. Ешь, тебе надо микроэлементы получать, а для этого надо есть в два раза больше.
В тот день Антон был веселый, лицо у него порозовело, и волосы торчали как прежде во все стороны, а не лежали уныло, как накануне.
– Сегодня нога почти не болит, – похвастался он. – Я вчера про вас весь день вспоминал. И все думал, придете вы сегодня или нет.
– Куда же мы денемся, – сказал Лешка. – Мы же обещали.
– За нас не беспокойся, – сказал Ванька. – Сейчас каникулы. Так что мы про тебя не забудем. Даже если не захочешь, мы все равно придем. Закон дружбы.
Мы весело разговаривали и шутили. Я заметил, что Оля безучастно лежит на кровати такая же хмурая, как и вчера. Наверное, и Катя это заметила, потому что подошла к ней и спросила:
– А как у тебя дела, Оля? Тебе не лучше? Нога болит?
– Болит, – едва слышно произнесла девочка.
– Ничего, – сказала Катя, – до свадьбы заживет.
– До чьей свадьбы? – хихикнул Лешка.
– Не до твоей же, – огрызнулась Катя.
А Оля отвернулась к окну и больше ничего не сказала, хотя Катя пыталась ее разговорить. Наша Катя такая болтушка! Она кого угодно может разговорить. Однажды учительница так устала от Катиной болтовни на уроках, что посадила ее с самым молчаливым мальчиком в классе – Максимом. Из него слова не вытащишь. Он такой молчаливый, что даже у доски молчит. Так через две недели Максим так разговорился, что учительница была вынуждена отсадить его.
Но тут даже Катя оказалась бессильной. К тому же пришла медсестра и сказала, что время свидания заканчивается, и нам пора уходить. Весь вечер я почему-то вспоминал Олю.
На третий день Антон встретил нас с таким видом, как будто у него вообще никогда ничего не болело, а то, что нога загипсована – так это просто недоразумение. Мы опять окружили друга и стали болтать.
Оля в этот раз даже не посмотрела в нашу сторону.
– Вы знаете, – Антон вдруг понизил голос и перешел на шепот, – к Оле за все эти дни никто не пришел.
– Как никто? – ахнули мы. – Разве такое бывает, чтобы человек лежал в больнице, и к нему никто не приходил?
– Вот так, – пожал плечами Антон, – ни один человек. У меня уже кто только не побывал – папа с мамой три раза, бабушка с дедушкой, тетя Валя, двоюродная сестра. Оля вообще странная. Я ее спрашиваю, она не отвечает. Скучно с ней, просто беда.
Мы все посмотрели на Олю. Девочка продолжала лежать, отвернувшись от нас.
Тогда я взял из нашего пакета яблоко и протянул его Оле:
– Возьми, это тебе.
Я боялся, что она откажется.
Оля повернулась, заморгала, затем несмело взяла яблоко и стала вертеть его в руках.
– Ешь, – проглотив неизвестно откуда взявшийся в горле ком, сказал я, – оно вкусное.
Она взглянула на меня и надкусила яблоко.
– Почему к тебе никто не ходит? – опять стала приставать с расспросами Катя. – Может, ты сирота из детского дома, или, может быть, у тебя злая мачеха?
– Нет, я не сирота, – выдавила Оля, потом вдруг улыбнулась: – И злой мачехи у меня нет. Я живу с бабушкой, но она не может ходить. У нее в жару ноги распухают. А родители в отъезде. Они вообще не знают, что со мной произошло. Когда меня увозили в больницу, я не смогла взять с собой мобильник, а бабушка им пользоваться не умеет.
Тут губы у Оли задрожали, она захлопала ресницами и громко всхлипнула.
Я понял, что надо делать. Тут даже волшебником не надо быть, чтобы помочь человеку.
– Ты не переживай, – сказал я и достал из кармана свой сотовый телефон, – эту проблему мы прямо сейчас решим. Ерунда на постном масле. Говори, какой номер у твоих родителей.
– Не знаю, – пробормотала Оля, опустив голову.
– Как не знаешь?
– Я его не помню. Он очень длинный. А в моем телефоне написано просто «Мама». Я нажимаю и готово. А номер не помню.
– Ну и дела, – сказал я. – Что же делать?
Лешка и Ванька развели руками.
– А может, ты домой бабушке позвонишь? – догадалась вдруг Катя. – Уж бабушка твоя наверняка номер знает.
Оля сразу просветлела:
– Ой, конечно! Как же я сразу не догадалась? У бабушки ведь записано.
– Тогда звони скорее, – сказал я.
Оля взяла сотовый и нажала кнопки. Мы видели, что она очень волнуется, даже губы кусает.
– Бабуля! Алло! Это ты? Да это я! Оля. Как ты без меня? Откуда звоню? Из больницы. Да, мне один мальчик дал телефон. Ты маме не сообщила? Нет? Тогда продиктуй мне ее номер, он в красной записной книжке.
И тут она жалобно ойкнула:
– А чем записать? И где?
Я достал из кармана черный маркер, который всегда ношу с собой, ну там, нарисовать что-нибудь на стене или заборе, и стал думать, где бы написать. Бумаги у нас не было.
– Эх, – сказал я, – что же мы Антону тетрадь не принесли или блокнот какой-нибудь?
– А ты пиши прямо на гипсе, – посоветовал Ванька. – На ноге.
– Можно? – спросил я.
Оля закивала и стала называть цифры, которые я записал прямо на повязке. Десять цифр. Девочка еще немного поболтала с бабушкой, и с каждой минутой лицо у нее становилось все светлее и светлее.
– Теперь звони родителям, – сказал я. – Номер у тебя есть.
Оля позвонила маме и рассказала ей о том, как упала с качелей и сломала ногу, а ее лучшая подружка Настя испугалась и убежала, и как она долго лежала и плакала, пока ее не увидели какие-то взрослые и не вызвали скорую помощь. Мама сказала ей, что немедленно возвращается домой и через два дня будет на месте.
– Приезжай быстрее, мамочка, – напоследок сказала Оля. Щеки у нее порозовели, глаза из блекло-серых стали синими и большими.
– Вот видишь, как все хорошо получилось! – радостно воскликнула Катя и, повернувшись к Антону, строго спросила: – А что же ты не дал ей свой телефон? У тебя ведь он с собой!
– Да я как-то не подумал, – начал оправдываться тот, – да она и не говорила ничего.
– Спасибо, Дима, – сказала Оля, возвращая мне мобильник.
Я удивился тому, что она знает мое имя. И вдруг я неожиданно для себя сказал:
– Оставь его пока себе. Вдруг захочешь маме позвонить. Там еще на пару звонков трафик есть. Номер ты теперь знаешь. Он у тебя на гипсе. Всего каких-то десять цифр.
Оля так на меня посмотрела, что если бы у меня было сто мобильников, я бы все их ей отдал за один такой взгляд.
– Мы завтра к тебе придем, – сказала Катя. – Не скучай.
Слово свое мы сдержали. Со следующего дня мы навещали уже не только Антона, но и Олю.
Подвал
В нашей школе есть подвал, который пользуется очень дурной славой. Ходят упорные слухи, что в его мрачных подземельях регулярно пропадают мальчики и девочки. Правда, за пять лет, что я учусь в школе, ни разу никто не пропал, но это ничего не значит. Несчастье в любой день может случиться. Мы с Ванькой решили, что надо как-нибудь спуститься в подвал и его хорошенько исследовать.
Как-то раз после уроков мы с другом задержались в буфете, потому что Сашка Иванов сообщил нам, что там продаются ужасно вкусные пирожки с картошкой и всего по три рубля за штуку. Как можно такое пропустить? Взяли мы по два стакана чаю на брата и восемь пирожков и очень весело провели время. Сытые и довольные, что теперь не надо торопиться домой обедать, пошли мы в раздевалку. И тут мы обнаружили, что замок на двери подвала не висит, как обычно. Мы с Ванькой переглянулись. У меня по спине пробежал холодок.
– Ну что, Коржик, рискнем? – почему-то шепотом сказал Ванька. – Отправимся исследовать недра нашей школы?
Мне стало немного не по себе, но я храбро приоткрыл дверь в подвал и заглянул в темноту.
– Чего там без фонаря делать? – так же шепотом спросил я. – Шишки на лоб ставить и ноги ломать?
Вместо ответа Ванька подмигнул мне и достал из рюкзака крошечный фонарик. Ему его отец еще в сентябре подарил, чтобы не страшно было в темноте домой возвращаться или с собакой гулять. Это очень здоровский фонарик. В нем установлен светодиод новейшей системы, и светит он лучше всякой лампочки. Отступать было некуда.
– Ладно, пошли, – угрюмо сказал я.
Мы положили рюкзаки прямо на пол возле подвальной двери и с бьющимися от волнения сердцами спустились вниз. Темнота и затхлый противный запах окружили нас со всех сторон.
– Чего ждешь? – толкнул я Ваньку в бок. – Включай фонарик!
– Сейчас, сейчас, – пробормотал Ванька, щелкая кнопкой выключателя. – Чего-то не получается.
– Может, он у тебя сломался? – проворчал я.
– Ничего не сломался.
– Чего же ты тогда его не включаешь?
– Да вот, пытаюсь!
Все это время, переговариваясь, мы потихоньку пробирались вперед и ушли довольно далеко. И чем дальше мы продвигались, тем страшнее нам становилось.
– А ну, дай сюда! – не выдержав, сказал я, пытаясь нащупать в темноте Ванькину руку.
– На, – ответил Ванька и вдруг как закричит:
– Ой! Я, кажется, фонарик уронил!
Я нагнулся, чтобы поискать фонарик, и тут же больно стукнулся лбом обо что-то твердое.
– Ой! Куда ты лезешь, как слон?! Больно же! – вскрикнул Ванька. Оказывается, я об его голову стукнулся, потому что он тоже нагнулся за фонариком.
– Ты думаешь, мне не больно? Я тебе помочь хотел. А ты обзываешься!
– Ладно, – виновато ответил Ванька. – Давай вместе искать!
Стали мы руками по полу вокруг себя шарить. Шарили, шарили – ничего.
– Нашел? – то и дело спрашивал Ванька.
– Нет, – коротко отвечал я. – А ты?
– И я нет.
Вдруг в носу у меня защекотало, и я громко чихнул.
– Нашел?! – обрадовался Ванька.
– Нет, это мне пыль в нос попала.
– Ну вот, – расстроился Ванька, – куда же он подевался? Теперь мне попадет от отца.
Тут я нащупал фонарик, но ничего не сказал, а включил его и направил луч света прямо Ваньке в лицо.
– А это видел? – победоносно сказал я.
– Ура! – испуганное и чумазое лицо Ваньки сразу же расплылось в улыбке. – Димыч, ты настоящий друг. Где ты его нашел?
– Он у меня около ботинка был.
– Здорово!
Освещая себе дорогу, мы продолжили наше путешествие. Это оказалось очень интересно. Подвал был длинный, темный, кругом какие-то трубы.
– Что это за трубы? – спросил я.
– Чудак, это же отопление и водопровод.
– А!
– Вот тебе и а!
– Вань, а тебе страшно?
– Мне? Нисколечки!
– И мне нисколечки! – храбро ответил я.
– Даже если сейчас из темноты чудовище выскочит, я и то не испугаюсь! – продолжал хвастаться Ванька.
Я мысленно представил, как из темноты на нас накидывается ужасный монстр, и мне сразу стало не по себе. У меня фантазия очень богатая. Словно в ответ на мои страхи, впереди в темноте что-то зашуршало и протяжно завыло. Я схватил Ваньку за руку и остановился.
– Что это?
Ванька тоже струхнул порядком. У него даже зубы застучали. Если уж ему страшно, подумал я, то сейчас мы наверняка пропадем, как те несчастные мальчики и девочки, что спускались сюда до нас.
– Чего ты меня хватаешь? – вдруг рассердился Ванька. – С ума что ли сошел? Напугал до смерти!
– Так страшно же! – прошептал я. – Там кто-то шуршит и дышит. Не слышишь разве?
– Нашел чего бояться! Это же в трубах вода шумит. Вон смотри, я фонариком свечу! Нет там ничего!
– Нет! – воскликнул я, вглядываясь в теряющийся в темноте коридор подвала. – Там что-то есть. Вон белое! Это, по-твоему, что?
– Вот чудак! Это же тряпка на трубе сушится.
Присмотрелся я, и верно, тряпка.
– А мне показалось, что это приведение, – виновато сказал я. – Слушай, Вань, пойдем отсюда! А то мне все кажется, что сейчас эта тряпка оживет, взлетит и за нами погонится.