Егор. Ну, а ментура-то что?
Хали. Я думаю, надо типа объяву дать про такое дело, может, надо кому. Утром рванула на Восточный тракт и из баллончика по всем рекламным щитам стала писать: «Экскаватор, телефон такой-то». Гаишники прицепились и в отделение свезли.
Красивый. Лучше бы сирени на продажу наломала... И то подспорье семье...
Потомок. А то еще можно лягушек наловить и около офисов, где французы работают, продавать. Чирик – банка.
Все посмотрели на него.
Потомок. (Шутка). В восьмом микрорайоне стройка большая, может, там экскаватор нужен?
Хали. Это в каком квартале, в «Б»?
Потомок. В «Д».
Егор. Тошно у вас тут... Полгода живу, а все не привыкну никак... Микрорайон восемь, квартал «Д», корпус пятьсот тридцать шесть... По-человечески, что ли, улицы назвать нельзя? Слова, что ли, кончились?
Красивый. А ты в центр поезжай, там все по-человечески – и Ленина тебе, и Дзержинского...
Егор. Мы раньше в Калуге жили, вот это город! Улицы нормально называются, то вверх идут, то вниз, потому что холмы. Ока рядом...
Хали. Чего приехал тогда из своей Калуги?
Егор. Говорил же сто раз, отцу по службе назначение вышло, мост тут у вас строить. Он давно хотел мост строить, конкурс выиграл за лучший проект. Река у вас тут подходящая, широкая, судоходная, серьезный мост построить можно...
Красивый. Река, а что толку? Купаться нельзя, смертельные случаи были, вода плохая...
Потомок. Заводы кругом злые. А раньше наша вода была – лучшая в губернии, ага. Рыбы водились – во! Где теперь пристань, рыбный базар был. И климат был хороший – летние жары не превышали двадцати семи градусов, снежный покров – толщиной не более двух аршин.
Хали, Егор и Красивый (хором, хохоча). И все вокруг принадлежало купцам Дыркиным!
Потомок. Ага, хохочите, хохочите. Моему прапрадеду князь Трубецкой до сих пор триста рублей серебром должен!
Красивый. Так слупил бы должок, в ресторацию бы сползали...
Потомок. Мануфактура купцов Дыркиных, это теперь фабрика Десятилетия Октября, и общественная библиотека Дыркиных, и фабрика зонтиков, и бани самые в губернии клевейшие, а перед революцией прапрапрадед парк конки купил, да помер, бедный, а прапрадед парк тут же пропил и влился в ряды неунывающего пролетариата...
Красивый. Не свезло тебе, Потомок.
Помолчали.
Слушайте, люди, расскажите про Достоевского... Что там в «Преступлении и наказании» вообще, в чем там сермяга? Мне в четверг с литераторшей надо пообщаться.
Хали. Так и пообщайся как следует, ты парень видный...
Красивый. Да ну тебя... Если я не отвечу – кранты, а как ответить, если я не читал? Ну не могу я это читать, вот открываю по честному, как дойду до восемнадцатой страницы, сразу в животе как-то кисло становится...
Потомок. А что там на восемнадцатой странице?
Красивый. Да все трындят чего-то, трын-дят...
Опять помолчали. Хали кидает дротики в облезлый памятник.
Егор. А у нас под Калугой дом есть, в селе Обожалово...
Нора. А мы раньше в Абхазии жили. Море совсем рядом было, вот как та свалка. Вокруг школы – сад, абрикосы растут. Директор школы Эдмонд Гамлетыч – добрый, всех называет «дочка», «сынок»... Всегда тепло, под Новый год розы цветут. А потом война началась, в школе госпиталь стал, все разъехались, кто куда... Там море было совсем рядом, представляете?
Хали. (Вдруг с давнишней, накопившейся злобой). Глохни, чучма! Достала со своим морем!
Нора. Кто так говорит – сам чучма. У нас в Абхазии все вместе жили. Вместе кушать садились, вино пить, песни петь. А ты же сама татарка, Халида, а куришь хуже русской, у нас к такой и не посватается никто...
Хали (кривляется, дразнится). Вай, штидно, вай, как штидно, мы тут в Абхазии такие скромные девушки, жирные, как ишаки, и с усами...
Егор. Сеанс кошачьего бокса начинается.
Красивый. Без намордника не выпускать...
Потомок. Да какая она татарка, вы чего? Татары – великая нация, они Русь покорили, а Хали у нас чучма правобережная... Ну-ка скажи, как по-вашему «здрасьте»? Ыксту-мыкыксту?
Хали кидает в Потомка мелкие камушки.
А как твою бабушку зовут? Говори, не стесняйся. Венера Сатуровна? Или все-таки Пыпындра Кыкындровна? А мы узнали от совы, что нет слов на букву «ы»!
Хали кидает в него камешки покрупнее.
Егор. Слушайте, я вам лучше расскажу, какой тут прикол вышел... Сегодня мой папа первый раз пошел в школу. Произвести впечатление на Жанну и все такое. Он специально время высвободил, полдня мыл машину, брился и наряжался, запоминал адрес школы. В конце концов, он добрался до школы, но по дороге забыл имя-отчество Жанны, все напутал, не смог объяснить, куда идет, и чуть не подрался с охранником. Когда ему удалось проникнуть внутрь, учительница из восьмого почему-то приняла его за опоздавшего подросткового врача и затащила в класс, полный голых восьмиклассниц. Папе удалось отбиться, и он пошел уже прицельно к Жанне, но по дороге какой-то работяга, чинивший проводку, обсыпал его штукатуркой. А мой папа здорово молодо выглядит, и Жанна, увидев его, замахала руками и сказала: «Молодой человек, встреча выпускников в следующий понедельник...» Потом папа позвонил мне и долго кричал: «Дурдом! Дур-дом! Дурдом!»
Все веселятся от души.
Красивый. Папа у тебя – приколист известнейший.
Хали. Он в политехе, что ли, преподает?
Егор. Мост строит, ну и преподает чуток, как главный архитектор проекта.
Потомок. У меня знакомые в Политехе, говорят, в него там все студентки влюбились...
Помолчали.
Красивый. Потомок, ну ты же любишь книжки читать, ну расскажи мне «Преступление и наказание», друг ты мне или нет...
Потомок. Понимаешь, Крас, это жутко философский роман...
Хали. Там один симпотный парень старушку кокнул. Старушонку. (Хихикает.) Изергиль. Или Шапокляк. (Хихикает.)
Красивый. Счас дошутишься...
Егор. Хорошо бы свой самолет иметь... Такой, в духе тысяча девятьсот десятого года. И летать над городом... Я бы сам построил, только чертежей нет...
Хали. Ты, Красюк, сам Достоевский. Ага. Потому что достал.
Егор. Читай лучше Толстого. Там все просто. «Нет, жизнь не кончена!» – подумал князь Андрей и дал дуба под небом Аустерлица.
Помолчали.
Хали (кидает дротики). Вот наловчусь получше, пойду на пешеходку фокусы показывать. Тебя, Красивенький, к пенопласту приставлю и дротиками обтыкаю. Хорошо! На Красивого смотреть интересней – попадет в него или не попадет. Не забоишься, Красюк?
Красивый. Я скоро на море поеду. Марина сказала. Летом поедем. На Кипр, вот.
Хали. А тебя не пустят. Тебе восемнадцати еще нет. Чтобы тебя на море везти, справка от черепов нужна.
Красивый. Ну и что?
Хали. Сейчас они тебе напишут. Мы согласны. Чтобы нашего сыночка старуха Шапокляк на морях до смерти затрахала.
Красивый. Никакая она не старуха. Ей всего тридцать шесть. С половиной.
Хали. Ага.
Красивый. Сейчас поагакаешь у меня.
Хали. Угу, угу.
Красивый. Чего хихикаешь? Она добрая. Я когда в тот раз на дискотеке со скинами метелился – чуть коньки не отбросил, пластом лежал, а она жалела, лечила, с ложки молоком выпаивала... А черепа вечно: «Сам виноват, сам виноват»... Мать с отцом по полгода без получки, а мне за подготовительные курсы платить надо... Марина сама предложила...
Потомок. А все же тухло это как-то – за счет пожилой дамы...
Красивый. Это вам, благородным, тухло, а мы люди простые. Скажи-ка лучше, благородный, чего музыкой больше не занимаешься?
Потомок молчит.
В музыкальное училище вроде собирался? Передумал, что ли?
Потомок не отвечает.
Егор. Красюк, отстань от него.
Красивый. До ре ми фа соль ля си – села кошка на такси. Потому что папенька, потомственный купец Дыркин, пианино в картишки просадил, да и пропил... Заведи себе какую-нибудь Марину, она тебе фоно купит...
Потомок встает. Сейчас начнется драка. Стоят и молча смотрят друг на друга.
Егор. Ну хватит вам, ей-богу.
Хали. Да передушите уже друг друга наконец, мальчики.
Нора. Стыдно, стыдно...
Красивый (вдруг говорит испуганно). Ты чего? У тебя кровь из носа...
Потомок (ладонью вытирает нос, смущается). Это у меня бывает. Ветер же сегодня из-за реки, с третьего комбината...
Нора. Тебе нервничать нельзя.
Красивый. Сходил бы ты, дурень, к врачу, что ли...
Егор. К подростковому.
Потомок. Хорошо бы, конечно, поболеть. Так вот оттянуться, как в детстве... Капитально так, чтобы все жалели... Давно я так не болел.
Помолчали. Вечер, конец весны, тепло, из окон ближних домов музыка.
Хали. Слушайте, а давайте его казним? (Показывает на памятник.) Кто он вообще такой? Стоит тут на нашей клумбе неизвестно кто...
Егор. Потомок, ты тут все знаешь, ты должен знать, кому этот памятик.
Потомок. Вроде, космонавту, который однажды в степи на правом берегу приземлился. Крас, ты тут дольше всех живешь...
Красивый. Откуда я знаю? Всю дорогу стоит тут, облезлый, даже лица не разглядишь...
Хали (обходит памятник). Нет, это не космонавт. Это тиран народов! Просто его забыли убрать, потому что это маленький памятник. Но час расплаты пришел! Сейчас мы отрубим ему голову! (Надевает на голову памятнику целлофановый мешок.)
Красивый стучит железом по железу, словно барабанная дробь.
Появляется рыжая девочка Соня. У нее в руках венок из одуванчиков.
Соня. Селедка! Селедка! Селедка! Люди, эй! Вы что? (Срывает целлофановый мешок с памятника, заботливо гладит его по голове.) Он же совсем старый, стоит тут один с отбитым носом. А представляете, как ему скучно по ночам, особенно если дождь...
Егор. Ты что, знаешь, кто это?
Соня. Конечно знаю. Это Ленин.
Хали и Красивый ржут, остальные таращатся на Соню молча.
Соня. Вы что, не слышали про Ленина? Он был ужасно добрый, защищал детей, носил ботинки, как у Чарли Чаплина, и любил кошек. Я видела его фотографию в одной старинной книжке, он сидит на скамейке в таких классных ботинках, с кошкой на руках, и улыбается. Он хотел, чтобы все было бесплатно – и Барби, и «Лего», и чтобы лето длилось долго-долго, пока не надоест. Но его убили. То и ли Робокоп, то ли инопланетяне.
Пауза.
(Надевает венок из одуванчиков на голову памятника.) Люди, вы случайно не видели мою собаку?
Красивый. Какую собаку?
Соня. Мою. Рыжую. Мы с ней вместе рыжие, она и я. Такая классная собака. Мохнатая и с бородой. Ее зовут Селедка. Девалась куда-то, нету уже три дня. Не видели?
Егор. Нет.
Потомок. Нет.
Нора. Нет.
Красивый. И я нет.
Хали. Ну-ка, девочка, становись сюда. (Показывает на щит из пенопласта с нарисованным силуэтом.) Стой смирно, а я тебе расскажу, где твоя собака. Какие у тебя клеевые ботинки!
Соня послушно становится. Она гораздо меньше силуэта.
Соня. Вы знаете, да?! Я дам вам вознаграждение! А хотите, я вам стихи почитаю?
Хали. Какие еще стихи?
Соня. Мои.
Хали. Хорошие?
Соня. Конечно.
Потомок, Нора и Егор. Слышишь, Халида, Отстань от нее!
Хали. Твою собаку, девочка... (Берет дротик, прицеливается.) из твоей собаки... (Замахивается.)
Егор, Потомок, Нора и Красивый. Хали!!!
Красивый хватает ее за руку. Держит крепко. Стоят близко друг к другу, смотрят. Красивый молча поцеловал Хали в губы.
Хали (отпустила руку, выбросила дротик). Нервные все стали... Зачем ты меня поцеловал, Красюк, у меня же денег нет.
Соня. Говорите же, где собака?
Красивый. Да не знает она ничего.
Потомок. Иди, девочка, домой, поздно уже.
Соня. Пожалуйста, если найдете мою собаку, скажите мне, ладно?
Егор. Ты где живешь? Давай я тебя провожу, поздно уже.
Нора. Она в пятьсот двенадцатом корпусе живет, я знаю.
Соня. В пятьсот пятнадцатом.
Егор. Как тебя зовут?
Нора. Ее Соня зовут, я знаю. Пошли, я тебя отведу.
Соня (оборачивается). Нашедшему собаку – вознаграждение! Ролики и Барби беременная!
Уходит.
Егор. Убежала, что ли, собака у нее?
Хали. Да на шапку, наверное, застрелили.
Потомок. Хорошая собака была. Меховая, добрая, рыжая...
Красивый. Приманили вкусным и убили.
Потомок. Ясный хобот...
Егор. До чего же тошно тут! Уеду я отсюда на фиг, честно, уеду...
Хали. А у вас в Калуге или в этом Обожалове и собак не убивают.
Красивый. У них там все собаки – пуленепробиваемые.
Потомок. Места у нас тут такие – никто до старости путем не доживает; ни деревья, ни собаки, ни люди.
Помолчали.
Каждый год хочу свой день рожденья на крыше встретить... Клево же – на крыше... Прямо вот чтобы стол накрыть... Каждый год! И ни фига!..
Опять помолчали.
О! Класс! Акт гостеприимства! Чтобы нашему калужскому гостю так тошно не было, мы сейчас наш квартал «Г» как-нибудь красиво назовем...
Хали. Как?
Красивый. Проспект купцов Дыркиных.
Егор. Точно! Класс!
Хали. У меня как раз баллончик есть.
Красивый, Егор, Хали и Потомок. Дыркин-стрит, решено! Авеню, куда там!..
Веселятся, со звоном сшибают стеклянную вывеску с обозначением квартала, пишут из баллончика на стене дома, из раскрытого окна громко слышна музыка.
Вечером Егор ужинал со своими родителями. На ужин у них творог, сыр, салат, рис. Мама толкла что-то полезное в старинной ступке.
Папа. Ты бы, голубушка, чем в позах всяческих киснуть и гурам каким-то письма сочинять, сходила бы, что ли, в школу. Для разнообразия. Записалась бы в родительский комитет. Все-таки единственный сын в одиннадцатый класс переходит...
Мама. Ты что. Я не могу в школу, я там тут же кого-нибудь пришибу. Я школу до сих пор ненавижу. Она мне даже в страшных снах снится...
Папа (не нашел, что ответить, и подлил себе в стакан жидкости из кувшина.) Скажи, а почему бы к ужину не подать немного вина? Почему за ужином надо пить это варево из листьев смородины и мяты?
Мама. Потому что это успокаивает на ночь.
Папа. А ты уверена, что я хочу успокаиваться?
Мама. Листья смородины и мяты наполняют кровь витамином C, а душу – покоем и теплом...
Папа. Ты, мой ангел, своей здоровой жизнью в могилу сведешь.