Два веронца - Уильям Шекспир 4 стр.

И вы свой труд считаете чрезмерным?

О нет, синьора, я писал для вас.

Велите — сотни писем напишу я.

И все ж…

Вы фразу строите отлично.

Я знаю, что идет за многоточьем:

И все ж молчу. И все ж мне дела нет.

И все ж возьмите. Я благодарю вас,

И все же впредь вас утруждать не буду.

(Возвращает ему письмо.)

(в сторону)

И все же будешь, все же — будешь все же.

Я вас не понял. Вы им недовольны?

О нет, оно написано прекрасно,

Но, если вы писали с неохотой,

Возьмите, — возвращаю вам его.

Письмо, синьора, — ваше!

Нет, синьор.

Я вам писать велела, но письмо

Не нужно мне. Оно всецело ваше.

Я больше чувства в нем хотела б видеть.

Позвольте мне другое написать.

Но, написав, его вы за меня

Прочтите сами. Если чтенье вам

Доставит радость — будет превосходно.

А не доставит радости — тем лучше.

Я думаю, доставит, — что тогда?

Тогда за труд себе его возьмите.

Прощайте, мой слуга.

(Уходит.)

Невиданно-невидимая скрытая игра!

Точь-в-точь, как скрыт на роже нос, на башне — флюгера!

Мой господин решил за ней поволочиться,

Но учит обожателя его же ученица.

Отличный ход! Ослам влюбленным в назиданье:

Он сам, как секретарь ее, себе же настрочил посланье.

В чем дело, синьор, о чем вы сами с собой рассуждаете?

Я плету вирши, синьор, а вот вам бы надо порассудить.

О чем же это?

О том, что вы стали ходатаем за госпожу Сильвию.

Ходатаем? Перед кем?

Перед самим собой. Она фигурально посваталась к вам.

Фигурально?

Правильнее сказать — письменно.

Как так? Она мне ничего не писала.

А зачем ей писать, когда вы себе сами написали? Вы все еще не догадываетесь?

Поверь, нисколько.

Я и так, синьор, нисколько вам не верю. Но неужели вы не заметили, как серьезно она говорила?

Я заметил только, что она разгневалась.

А письма вы не заметили?

Но ведь письмо написано ее другу.

А было отдано вам. Поняли?

Боюсь, как бы не вышло гораздо хуже, чем ты думаешь.

А я ручаюсь, выйдет гораздо лучше.

Ведь вы писали часто ей, она ж из страха и приличий

Не отвечала вам — таков у честных девушек обычай.

Она боялась, что посыльный предаст ее, и против правила

Любимому письмо любимой писать любимого заставила.

Я говорю как по писаному, потому что это написано в одной книге. Но о чем вы задумались, синьор? Пора обедать.

Я сыт и без того.

Однако послушайте, синьор. Если любовь, этот хамелеон, питается воздухом,9 так я-то питаюсь пищей и с большой охотой подзакусил бы. Не уподобляйтесь же вашей возлюбленной: склонитесь к моим мольбам. Склонитесь к моим мольбам!

Оба уходят.

СЦЕНА 2

Верона. Дом Джулии.

Входят Протей и Джулия.

Запаситесь терпением, милая Джулия.

Придется, — все равно нет выбора.

Едва возможно будет, я вернусь.

Храните верность — и скорей вернетесь.

Возьмите, вот, от Джулии на память.

(Дает ему кольцо.)

Свершим обмен. Я вам дарю свое.

(Дает ей кольцо.)

И закрепим наш сговор поцелуем.

Я буду верен, вот моя рука.

И если в сутки час один случится,

Когда бы не вздыхал я о тебе,

Пусть небо мне пошлет, как святотатцу,

Любую кару. Но отец мой ждет.

Не возражай, — подходит час прилива.

Уйми же слез прилив. Такой прилив

Меня лишь бесполезно задержал бы.

Прощай!

Джулия уходит.

Ушла? Ни слова не сказав?

Да, такова любовь, она безгласна.

Она в делах находит выраженье,

Но не в словах.

Входит Пантино.

Синьор Протей, вас ищут.

Иду, иду. Увы, в прощальный миг,

Любовь, нам изменяет твой язык.

Уходят.

СЦЕНА 3

Верона. Улица.

Входит Ланс со своей собакой.

Нет, нет, я еще с часок поплачу. Уж таков порок всей нашей семьи. Отец выделил мне, как приблудному сыну, мою пропорцию, и вот я отправляюсь ко двору миланского герцога. Из всех собак на свете самый плохой характер у моего Креба10. Моя мать плакала, мой отец рыдал, моя сестра заливалась слезами, наша кухарка выла, наша кошка в отчаянии ломала руки, весь наш дом пришел в смятение. Однако этот жестокосердный пес не проронил ни единой слезы. Он — камень, сущий булыжник, и у него в сердце не больше жалости, чем у собаки. Еврей, и тот заплакал бы, увидев, как мы прощаемся. Какое там! Даже моя бабушка выплакала себе глаза при разлуке со мной. Сейчас я представлю вам эту сцену. Этот башмак — мой отец. Нет, вот этот — левый башмак — мой отец. Нет, нет, левый башмак — это моя мать. Опять что-то не так. А может, и так. Конечно, так. Здесь подошва с дыркой. Значит, этот башмак с дыркой — моя мать, а этот — мой отец. А, черт побери, что-то не так. Нет, все в порядке. Эта палка — моя сестра. Видите ли — она бела, как лилия, и легка, как трость. Эта шляпа — наша кухарка Нэн. Я — собака. Нет, собака — собака. Нет — я за собаку. Ах вот что: собака — это я. Нет — я сам за себя. Ну, теперь все в порядке. Вот я подхожу к отцу: «Отец, благослови меня». Башмак и слова выговорить не может, он плачет. Вот я целую отца. А он все плачет. Теперь подхожу к матери. О, если бы этот башмак умел говорить как женщина, у которой в голове помутилось от горя! Вот я поцеловал ее. Да, это она, я чувствую дыханье моей матери. Ну, а теперь сестра. Слышите, как она стонет, а между тем эта собака не проронила ни единой слезы и не сказала ни единого слова. Даже песок за это время стал мокрым от моих слез.

Входит Пантино.

Скорее, скорее, Ланс. Твой хозяин уже на корабле, но ты на лодке еще догребешь до него. Да что случилось, чего ты нюни распустил, парень? Эй ты, осел, поторопись! Упустишь час прилива, так не доберешься до корабля.

А лучше бы я упустил прилив. Потому что это самая невоспитанная скотина11 из всех, которых воспитывал человек.

Кто скотина — прилив?

Да нет, вот эта скотина — Креб, моя собака.

Не болтай, дурак. Говорю тебе, ты упустишь прилив. А если опустишь прилив, так упустишь поездку, а если упустишь поездку, так упустишь хозяина, а если упустишь хозяина, так упустишь службу, — почему ты мне зажимаешь рот?

Чтобы вы не упустили язык.

А как я могу упустить язык?

Вы его заболтаете.

Заболтаю?

Ну да. Упустишь и прилив, и хозяина, и службу, и скотину! Нет, сударь, если не будет прилива, я наполню море слезами. Если не будет ветра, я наполню паруса вздохами.

Идем, идем, человече, мне велели позвать тебя.

Зовите, если хотите.

Пойдешь ты наконец?

Да уж ладно, пойду.

Уходят.

СЦЕНА 4

Милан. Комната во дворце герцога.

Входят Валентин, Сильвия, Турио и Спид.

Мой слуга!

Моя госпожа?

Хозяин, синьор Турио сердито смотрит на вас.

Это потому, что он любит.

Только не вас.

Он любит мою госпожу.

Вам бы съездить его по роже.

Мой слуга, вы печальны.

Да, госпожа, я кажусь печальным.

Только кажетесь?

Может быть, только кажусь.

Значит, вы прикидываетесь?

Так же, как вы.

Кем же я прикидываюсь?

Умным.

А у вас есть доказательства обратного?

Ваша глупость.

В чем вы видите мою глупость?