Я и Тёмка - Ольга Яралек 20 стр.


Он молчал, но на лице его появились удивление и растерянность.

– Нет ничего страшнее предательства! Тот, кто это сделал, должен понимать, что он натворил. Он подделал чужую подпись. Подставил человека!

Тут до меня стали доходить слова завуча. Меня сначала бросило в жар. Потом стало так холодно, что застучали зубы… Руки сами собой сцепились – я никак не могла их расцепить! Всё происходило, как в тумане. Учителя что-то говорили, говорили, размахивали руками, а я ничего не слышала. Как будто вода в уши попала. Завуч вдруг запела медленно и тягуче, а потом вместе со всем классом стала кружиться и раскачиваться. Зажмурила глаза. А когда их открыла, все смотрели на меня. Я стояла возле парты.

– Ты, Арсёнова? Ты? Это ты так подвела своего друга?

– Я, – призналась я.

Тут учителя опять заголосили. Они говорили о плохом поступке, о потерянной дружбе, о стыде, об ответственности и много ещё о чём. А я стояла возле своего стола и думала только об одном, как мне теперь Андрею посмотреть в глаза.

Когда собрание закончилось и все стали выходить из кабинета, я всё ещё сидела за столом. Слёз не было, только часто-часто колотилось сердце. Подошёл Андрей:

– Ты что, домой не собираешься идти?

– Собираюсь, – еле слышно ответила я.

– Ну… Оно и видно, что собираешься… Давай, складывайся в темпе, мне в бассейн не опоздать бы.

Мы вышли из школы молча. И уже почти дошли до дома, как вдруг меня прорвало. Я начала плакать и просить прощения.

– Да ладно тебе, – похлопав меня по спине, сказал Андрей, – проехали. Завтра мокрый снег обещали, будем бабу снежную лепить, как в прошлом году, помнишь?

Я не помнила ничего. Мне хотелось плакать. Потому что я такой плохой друг и потому что Андрей такой замечательный. Мне хотелось обнять его крепко-крепко, но я знаю, он терпеть не может все эти нежности. Тогда я взяла его за руку и, посмотрев в глаза, сказала:

– Ты лучший на свете. Понимаешь? Ты самый лучший!

Танец

У нас скоро концерт. Вернее, концерт будет в школе: каждый класс должен что-то интересное приготовить. Наша классная руководительница решила, что мы будем танцевать. Нет, конечно, не всем классом! Из тридцати человек она отобрала восемь. Четыре мальчика и четыре девочки. Нас с Андреем тоже взяли. Сегодня первая репетиция! Это здорово.

– Я не хочу танцевать, – заявил Андрей, когда мы обедали в школьной столовой.

– Ну и не танцуй. Скажи «классной», что не хочешь.

– Уже сказал.

– И что?

– Посмотрела на меня, как на пустое место.

– Понятно. Значит, будешь танцевать. А я очень хочу! Я так хочу, что слов у меня нет! Концерт! Платье! А кругом люди, люди! Потом аплодисменты! Книксены, – я зажмурила глаза от удовольствия.

– Что? Ладно, не важно. А я специально буду всем на ноги наступать, и меня выгонят. Не хочу я никаких аплодисментов.

– Вечно ты мне портишь настроение! К тому же, всем наступать не получится, потому что танец в парах, – сказала я и вышла из столовой.

Когда после уроков мы пришли в физкультурный зал, где нас ждала классная руководительница, там стояла какая-то худенькая, радостно улыбающаяся, тётенька, странно вывернув ножки.

– Знакомьтесь, ребята. Это Зинаида Анатольевна. Она научит вас танцу. Зинаида Анатольевна – профессиональная балерина.

– Здравствуйте, ребята, – радостно сказала Зинаида Анатольевна. – Разбейтесь, пожалуйста, на пары.

– Да, – заторопилась наша классная. – Сейчас расставимся. Ты, Оля, с Андреем, это понятно. Ты, Лёша, с….

– Нет! – завопила я, перебивая учительницу. – Не «понятно»! Я не хочу с ним!

– Почему не хочешь? Поссорились?

– Не поссорились! Он будет мне на ноги наступать!

– Глупости какие… Никто никому наступать на ноги не будет.

– Лёша, ты с Таней. Дима, ты с Наташей. Валера, ты с Леной. Прошу вас, Зинаида Анатольевна…

Мы встали с Андреем вместе: я пыхтела от негодования.

– Возьмитесь за руки, – начала Зинаида Анатольевна, – нет, кончиками пальцев. Так. Правильно. Повторите за мной следующее движение.

Мы повторили.

– А теперь сделайте его вместе с партнёром.

Мы фыркнули.

– Что смешного? Да, с партнёром по танцу, – забеспокоилась Зинаида Анатольевна.

– Не обращайте внимания. Это от неграмотности и бедного словарного запаса. Делайте, что говорят, – сердито сказала «классная».

Мы начали поворачиваться все вместе, но никак не могли встретиться. Кто-то крутился быстрее, кто-то медленнее. Когда первый полностью поворачивался, был и такой, кто только начинал двигаться… ну да, Андрей…

– Мальчик, ты не мог бы поворачиваться быстрее? – спросила его Зинаида Анатольевна.

Андрей стрельнул в неё взгляд, полный ненависти, и крутанулся изо всех сил.

– Нет. Так сильно не нужно. Нужно быстро, а не сильно. Иначе ты опять возвращаешься в прежнюю позицию.

– Чего? Чего? – переспросил Андрей.

– Крутишься на 360 градусов, – повысив голос, сказала «классная».

– Давайте попробуем ещё.

Мы пробовали, пробовали, пробовали… Наконец, Зинаиде Анатольевне всё это надоело, и тогда она сказала:

– Ну, хорошо. К этому движению вернёмся позже. Теперь следите за моими руками.

Она колыхнулась в одну сторону, в другую, подняла обе руки вверх, потом как-то неожиданно бросила их вниз и приподняла ногу, согнув в коленке.

– Повторяйте за мной, и…

– Я ничего не запомнил, – крикнул Андрей.

Ребята стали улыбаться. Я рассердилась.

– Вправо, влево, руки вверх, руки вниз, нога вверх. Всё! Что, не запомнил? – закричала я.

– Ничего не запомнил, – ответил Андрей.

– Пень!

– Кулёма!

– Прекратите сейчас же!

– Не беспокойтесь, я сейчас всё повторю, – быстро заговорила Зинаида Анатольевна.

Она повторила второй раз. Потом третий и четвёртый. Андрей маршировал, как солдат. Ребята заливались смехом. А я была готова его стукнуть.

– Ну, почти. Почти, – печально проговорила Зинаида Анатольевна. – Попробуем движение в паре. Возьмитесь за руки, как в первый раз. Да. За кончики пальцев. Правильно. И делайте разворот, словно книга открывается, а вы в ней страницы: одни справа, другие слева. Свободная рука на поясе. Ноги с пятки на носок. А затем книга захлопывается, движение внутрь… вот таким образом.

Я с ужасом посмотрела на Андрея: «Ну, – думаю, – сейчас он мне рукой в глаз попадёт… или уронит на пол».

Чтобы этого не произошло, когда мы начали сближаться, я присела. Андрей на меня посмотрел с удивлением.

– Нет, нет, девочка! Приседать не нужно. Нужно, наоборот, сделать широкий жест: вот так.

От стыда хотелось провалиться. Это всё из-за Андрея! Зло на него клокотало в груди, одноклассники же заливались смехом.

– Так, так! – похлопала в ладоши Зинаида Анатольевна. – Пробуем, и…

Попытка оказалась ужасной! Мы с Андреем развернуться-то развернулись, но свернулись друг в друга. Я попала своим лбом ему в нижнюю челюсть, отчего он дёрнулся и толкнул Таню. Таня взмахнула руками от неожиданности и упала на Лёшу, а Лёша приземлился прямо на Зинаиду Анатольевну, которая села на маты…

– Боже мой! Какой ужас, – тихо сказала Зинаида Анатольевна, поднимаясь. – А сколько времени до концерта?

– Неделя, – виновато улыбаясь, проговорила «классная».

С нами занимались всего один час. Но это был незабываемый час. Мы с Андреем разъезжались в разные стороны, выскальзывали друг у друга из рук, словно намыленные, наступали друг другу на ноги, бились головами, плечами и даже лопатками! Наконец, совершенно измученных, нас отпустили по домам.

– Ты это специально всё делаешь! – торопливо семеня ногами, говорила я Андрею, который не успевал за мной и шагал вприпрыжку сзади.

– Слушай! Веришь? Не нарочно! Хотел сначала, а потом само как-то всё сложилось. Вернее, тьфу, не сложилось. Я даже не старался. То есть, я старался. Да что такое! Я не старался всё испортить. Я просто не старался – и всё… А потом старался, чтобы получилось, но ты же видела, что получилось… А я уже старался…

– «Получилось», «старался», – передразнила я, – ты что, не понимаешь? Меня из-за тебя могут снять с концерта! Оставят три пары, лопух!

– Сама лопух! Я старался! Теперь – шиш! Не буду!

Я резко открыла подъездную дверь и с силой захлопнула её перед носом Андрея. Затем непонятно зачем со всей силы вцепилась в ручку и стала тянуть на себя. Андрей потянул на себя, но силы были не равны – я быстро сдалась. Бросила ручку и, взлетев по ступенькам, ворвалась в квартиру. Я, на самом деле, ужасно переживала весь вечер, думая: «Меня определённо выставят. Он меня то дёрнет, и я ошибусь, то не поддержит, то не вовремя отпустит, то замахнётся так, что думаешь, будто сейчас шарахнет. А выглядит всё так, словно и я такая же деревянная, как он!»

На следующий день всё повторилось. Мы кое-как исполнили вчерашние упражнения, новые же давались с невероятным трудом, с криком, нехорошими взглядами и даже маленькими травмами. Зинаида Анатольевна больше не улыбалась.

Всю неделю мы тренировались. Я видела, как расстраивается Зинаида Анатольевна и веселятся ребята. Только наша «классная» вела себя как-то странно. Вместо того чтобы убрать нас с Андреем из номера, она, наоборот, пообещала, что мы обязательно будем выступать. Наша руководительница возвращалась с занятий, прищурив глаза, а выходила из спортзала последней, о чём-то шушукаясь с Зинаидой Анатольевной. А за день до концерта объявила, что пригласила всех наших родных: пап, мам, дедушек, бабушек… Что будет целая школа народу, поскольку выступать будут все классы с четвёртого по десятый, включая параллельные.

Мы не разговаривали с Андреем неделю. Перед самым концертом, уже одевшись в красивый костюм, я увидела, как Андрей выглядывает из-за занавеса в зал. А я до последнего момента не могла поверить, что нас не снимут.

«Ну почему? Почему нас оставили? Лучше уж не выступать совсем, чем вот так!» – эта мысль показалась мне спасительной: я подбежала к классной руководительнице.

– Снимите меня с концерта! – выпалила я.

– Ни за что!

– Ни за что? Но мы же испортим весь праздник! Мы же испортим выступление ребят!

– Вот и хорошо. Это будет вам уроком. Пусть вам станет стыдно, а в следующий раз вы будете стараться, чтобы не выглядеть глупо.

Я, опустив голову, вернулась обратно. Ребята уже стояли наготове.

– Наше выступление сейчас объявят, – прошептал Лёша.

Я ничего не слышала и не видела. Слёзы застилали глаза. «Мама шила этот костюм две ночи! Бабушка пришла с давлением… Дед отложил какой-то совет… Позор!».

Заиграла музыка. Я почувствовала прохладную ладонь Андрея. Мы вышли на сцену. Направо, налево, поворот, шаг вперёд, ещё, «ёлочкой» назад… Заученные движения повторялись быстро и… легко! Я посмотрела на Андрея. Он подмигнул мне, улыбаясь. Отчего-то стало так хорошо! Музыка весело несла нас вперёд, в ушах свистел ветер, ноги сами подпрыгивали в такт ритмичному танцу… Показалось, будто пролетело несколько секунд. Вот и финальный аккорд. Мы, взявшись за руки, кланяемся. Весь зал встаёт! Нет ни одного свободного места! Люди, цветы, улыбки. Как здорово! Вон лицо мамы и заплаканной бабушки! Дед свернул ладони рупором и кричит: «Молодцы!». Наша классная улыбается во весь рот и хлопает так, что, кажется, сейчас сломает себе руки. Нас фотографируют… Нам дарят цветы!

Потом ещё было много выступлений. И мы радовались за всех – и за всех переживали.

Возвращаясь домой, я шла с Андреем впереди радостных родственников. Смех так и распирал. В голову лезла весёлая ерунда. Хотелось прыгать и кричать всякие глупости.

– Скажи, ну скажи честно! Не хотелось выглядеть дураком перед дедом, да? И перед остальными тоже? – спросила я.

Андрей пошёл медленнее.

– Нет, – ответил он. – Просто увидел твоё лицо во время репетиции…

– Испугался, что я тебя поколочу? – весело закричала я.

– Нет, подумал, что лопнешь от злости, а я так и не узнаю, что такое книксен.

– Да это же поклоны с приседаниями!

– Я понял. Мама дорогая! И это ради них мы чуть не погибли в самом начале своего пути! Смеяться некому!

Стихи

На литературе нам задали выучить стихотворение. Любовь Ивановна сказала, что спросит каждого, но выбор, какие именно стихи учить, остаётся за нами. Придётся выбирать и учить. Вообще-то я люблю уроки литературы, но не стихи. Стихи я не понимаю, да ещё их наизусть заставляют заучивать… Не нравится мне это.

Весь вечер я перелистывала книжки, но никак не могла почему – то выбрать то, что мне по-настоящему нравится.

– Ты обязательно возьми Пушкина или Тютчева, – советовала бабушка.

– Есенина, только Есенина, – говорил дедушка.

– Лермонтова можно, у него красивые есть стихи, – подсказала мама.

– Это всё не то, – уверенно возразил папа. – У них сейчас что за период?

– У кого? – спросила мама.

– У детей! У них сейчас бунтарский дух в теле сидит. И стихи им нужны соответствующие. Маяковского возьми. Вот хотя бы про паспорт. Сейчас найду.

Папа быстро вернулся с толстой красной книжкой в руках:

– Вот. Это читай. Понравится – выучишь.

Я взяла книгу и пошла в свою комнату. Первое, что меня заинтересовало, – стихотворение хотя и длинное, но длинное только из-за того, что в строчке по одному-два слова. Второе: я таких «рубленых» стихов никогда не слышала. Прочитала раз. Потом второй. Учится легко. Ну, думаю, нормально. Пусть Маяковский. У нас ещё Маяковского никто не читал в классе. Стала учить.

«Бу-бу бу-бу бу-бу-бу-бу бу-бу»

Не прошло и пятнадцати минут… стихи я запомнила. Сложила сумку и пошла платье гладить.

– Ты уже выучила? – поинтересовался папа.

– Да, выучила, конечно. Чего там учить?

– Тогда почитай. Проверим, как запомнила.

– Ой. Нет. Не хочу я что-то.

– Не ломайся, как копеечный пряник, – попросила мама.

– Не буду.

– Не будет, так не будет, – ответил папа. – Я сам тогда прочитаю.

Я удивлённо на него посмотрела. Вот уж не видела, чтобы папа стихи читал. А папа взял в руки какой-то блокнот, скрутил его в трубочку, встал и начал читать:

«Я волком бы выгрыз бюрократизм.
К мандатам почтения нету.
К любым чертям с матерями катись любая бумажка.
Но эту…»

Я поневоле заслушалась. Папа читал так, как читают артисты по телевизору. Я не могла понять, как он это делает, но оторваться было невозможно. Он вскидывал голову, прищуривал глаза, поднимал руки, прикладывал их к груди, а под конец гордо поднял скрученный блокнот вверх. Когда он закончил, все захлопали в ладоши.

– Надеюсь, ты примерно так завтра расскажешь, – сказала бабушка.

– Н-да, – только и ответила я, поспешив в свою комнату. Там я встала перед зеркальным шкафом и попыталась прочитать, подражая отцу. Но выходило как-то не так. Тут дверь открылась и вошла мама:

– Я слышу, ты стихи заново перечитывать стала. Помочь тебе?

– Мам… как это у него получается так читать?..

– Как получается? Папа наш режиссерский факультет Института культуры окончил, это раз. А Маяковский его любимый поэт – это два.

– Ну а как всё-таки? Что такое надо делать, чтобы получилось похоже? Блокнот в руки взять?

– Не в блокноте дело. Ты прочти мне. Я скажу, в чём твои ошибки.

Я начала читать. Мама слушала молча, ни разу не перебила.

– Ты молодец. Всё у тебя правильно. Однако есть правила, о которых ты не знаешь. Например, ты почти не делаешь пауз.

– Пауз?

– Ты почти не останавливаешься. Разве для того, чтобы воздух набрать.

– А как нужно?

– Нужно делать паузу не только для вдоха и выдоха, а для того, чтобы отделить один смысловой кусок текста от другого. И ещё для того, чтобы сделать какой-то акцент.

– Акцент?

– Батюшки! Или я говорю очень сложно, или ты у меня очень мало знаешь. Акцент – это смысловое выделение. Акцентировать – выделить что-то, мысль или слово.

Назад Дальше