От этого взгляда Матвей почувствовал себя как-то неловко. Ему показалось, что Таня посмотрела на него, как смотрят посетители магазина на понравившуюся вещь, которую планируют в будущем купить. «Никуда ты, голубчик, от меня не денешься!» – вот что говорили ее красивые голубые глаза.
На следующий день случилось вот что: Матвея и Машу Копейко на перемене вызвал к себе в кабинет директор школы Павел Александрович, или, говоря проще, Терминатор.
В кабинет директора Матвей и Маша входили с робостью. Конечно, они абсолютно не верили в жуткие слухи, ходившие по школе, что, мол, Павел Александрович в молодости, во время своей службы в армии, был чуть ли не известным своей безжалостностью «ликвидатором». Но не могли не признать, что Терминатор умеет всем своим видом, манерами внушить трепет и уважение любому, кто его видит.
Директор сидел в кресле за своим рабочим столом и перелистывал какие-то бумаги. Матвей тут же заметил, что на краю директорского стола лежит последний номер «Большой перемены». Он взглядом указал Маше на газету. Та кивнула: да, я тоже вижу. Матвей кашлянул. Терминатор оторвался от бумаг и строго спросил, глядя на ребят сквозь очки:
– Ермилов и Копейко?
«Так точно! – чуть было не ответил Матвей. Под директорским взглядом ему захотелось почему-то встать по стойке „смирно“. – Да чего я торможу?! – подумал с досадой на себя Ермилов. – Я же сам объяснял ребятам, что Терминатор – вовсе не монстр из „ужастиков“, а вполне нормальный мужик!»
Сделав над собой усилие, Матвей спокойно произнес:
– Да, Павел Александрович, это мы.
– Садитесь! – приказал директор, кивком указав на стулья возле его стола.
Матвей и Маша присели. Директор встал с кресла, взял со стола газету и положил ее перед Машей и Матвеем. Ермилов заметил, что Машина статья «Кушать подано!» про школьную столовую обведена красным карандашом.
Директор же, снова сев в кресло, спросил, обращаясь к Маше:
– Значит, это ты писала?
– Я… – призналась Маша.
– Она сделала это по моему заданию! – уточнил Матвей.
Он подумал, что, если Машина статья вызвала директорский гнев, он, Матвей, просто обязан «вызвать огонь на себя».
– Это хорошо, что по заданию, – сказал Терминатор. – В общем, так. Столовую я проверил. Все факты, изложенные в статье, подтвердились. Одна из девочек-поварих обещала повысить свою квалификацию. Другую, к сожалению, пришлось уволить. Заведующая уже нашла ей замену. Так что меры приняты. Все. – И Терминатор снова взялся за свои бумаги.
– Значит, мы можем идти? – с облегчением вздохнув, спросил Матвей.
– Конечно! – Терминатор взглянул на него с недоумением. – Я же все вам сказал.
Ребята направились к выходу. И услышали голос директора:
– Постойте-ка!
Ребята замерли у самой двери, обернулись.
– Вот еще что. Ермилов, не хочу вмешиваться в твою редакторскую работу, но думаю, что про столовую надо будет написать еще раз. Что-нибудь вроде «По следам наших выступлений». Ну, сам решишь, как это назвать. Суть в том, что вы должны сравнить, стали там готовить лучше или все осталось как было.
– Ясно, – произнес Матвей.
– Ну, если ясно, то идите. Желаю успехов!..
– Маш, мне показалось или Терминатор и вправду улыбнулся, когда сказал: «Желаю успехов?»
Ребята только что покинули директорский кабинет и шли теперь по школьному коридору в направлении кабинета химии.
– Слушай, а точно! – Маша засмеялась. – Я тоже это заметила. Прикольно! За полгода я ни разу не видела, чтобы он улыбался!
– Я этого ни разу не видел за восемь лет, – пробормотал в ответ Матвей. – Все-таки пресса – это великая сила!
Глава 16
День прошел быстро. После уроков Маша сразу собралась бежать домой.
– Ермилик, ты прости. У меня сегодня дел столько! Стирка, уборка, готовка… – Она стала загибать пальцы на руке.
– Да ничего, – ответил Матвей. – Я и сам сегодня занят.
– Чем же, если не секрет? – полюбопытствовала Маша.
– Да какой секрет! – Матвей оживился. – Тут прикол такой… Нам для газеты Малышев художницу нашел, из одиннадцатого класса. И художница эта вдруг захотела нарисовать мой портрет! Вот, буду сегодня ей позировать в редакции.
Но Маша не спешила разделить его воодушевление:
– Художница, говоришь? Из одиннадцатого класса? Уж не Танька ли это Макеева?
– Танька… – растерянно подтвердил Матвей. – А как ты догадалась?
– Ну, она одна у нас такая в школе… художница! – с какой-то странной интонацией произнесла Маша. – Плюнул бы ты на портрет этот, а, Ермилик?
– Как это – плюнул? – не понял Матвей. – Почему?
– Ну, скажем, потому, что я тебя об этом прошу!
– Маш, ну ты чего? – Матвей был озадачен. – Ты… ревнуешь меня к ней, что ли? Да я тебе клянусь…
– Ермилик, давай без пафоса, ладно? – сказала Маша. – Ну, хочешь ты позировать этой… художнице – позируй на здоровье! В конце концов, это твое дело.
– Маш, ты не обижайся только! Просто я уже пообещал.
– Ну, раз пообещал… – вздохнула Маша. – Тогда позвони мне вечером, ладно?
Когда Матвей подошел к двери редакторской, Таня уже ждала его. Она стояла в коридоре, у окна, и слушала плеер. Рядом, у стенки, Матвей заметил небольшой деревянный планшет, с каким художники обычно ходят рисовать этюды. Заметив Матвея, она выключила плеер, помахала рукой:
– Привет!
– Привет! – в тон ей ответил Ермилов.
Про себя он отметил, что выглядела Танька сегодня просто сногсшибательно: узкая темная юбка, светлая полупрозрачная блузка и очень просторный то ли жакет, то ли пиджак, такой вроде бы бесформенный, а на самом деле абсолютно гармоничный и стильный. На ногах узкие туфельки на высоком каблуке – сразу видно, что дорогие. Светлые, почти белые волосы девушки контрастировали с яркой голубизной глаз. «Да, хороша, что и говорить…» – подумал Матвей. Внезапно он почувствовал острую тревогу. Ему захотелось отказаться от этой затеи с портретом. Но как бы он объяснил свой внезапный отказ девушке? И каким бы идиотом перед ней предстал? Ведь она старалась, вот и планшет притащила в школу!
«Ерунда какая-то! Ну, что будет плохого, если Татьяна и вправду сделает этот портрет? Да ничего не будет плохого!» – успокоил себя Матвей.
Он открыл замок, и они вошли в редакционную комнатку. Татьяна сразу приступила к делу: прикрепила к планшету лист плотной бумаги, разложила на столе карандаши.
– Как мне сесть? – спросил Матвей.
– Да как тебе удобно! – улыбнулась Таня. – Главное, чтобы свет правильно падал.
Она подошла к Матвею, усадила его на стул.
– Голову сюда немного… – Таня провела рукой по его щеке, и щеке почему-то сразу сделалось жарко. – Да, кстати! Забыла совсем! – сказала девушка. – Я тут тебе еще принесла работы посмотреть. Может, глянешь, прежде чем мы начнем? Мне очень интересно узнать твое мнение об этих рисунках! Тем более что они не совсем обычные…
– А что в них такого необычного? – поинтересовался Матвей.
– Ну, ты сам увидишь… – Таня улыбнулась. – Это тоже вроде… фантазии. Но их я не всем показываю. Только избранным…
Матвею это польстило: значит, он в глазах этой красивой, талантливой девушки избранный? Он смущенно опустил глаза, а Таня тем временем уже достала откуда-то тонкую пачку рисунков. Матвей начал их разглядывать. Посмотрев часть, он только и смог выдавить из себя:
– Да-а…
На рисунках были только тела – мужские, женские, одетые и обнаженные, в самых причудливых позах, иногда очень откровенных. Матвей почувствовал, что краснеет помимо своей воли.
– Ну у тебя и фантазии! – сказал он, просмотрев все рисунки.
– Тебе понравилось? – спросила Таня. Она совершенно не выглядела смущенной.
– Да, – честно ответил Матвей. Что и говорить, рисунки были хороши.
– Знаешь, человек не должен бояться проявления естественных человеческих чувств! – Татьяна подошла к Матвею совсем близко. – Вот, скажем, какие чувства я у тебя вызываю? Я тебе нравлюсь?
«Во, попал! – подумал Матвей. И следом появилась другая мысль: – Бежать! Немедленно бежать!» Но бежать было поздно. Все дальнейшее произошло очень быстро: Таня снова провела пальцами по щеке Матвея, ласково взъерошила волосы… У Матвея перехватило дыхание. На мгновение он закрыл глаза, а когда открыл их, то увидел Машу. Она стояла в комнате, у двери. И молча смотрела на Матвея и Таню. Потом, не произнеся ни слова, вышла.
Таня сказала:
– Оп-па! У кого-то, по-моему, проблемы… – И, поскольку Матвей молчал, добавила: – Ну чего? Портрет, я так понимаю, отменяется?
– Ты правильно понимаешь, – ответил Матвей.
Он выбежал на улицу, еще надеясь до гнать Машу, что-то ей объяснить. Но ее ни где не было. Зато Матвей увидел, что, пока он был в школе, в городе началась оттепель. И снег повсюду таял…
Глава 17
И начались серые, беспросветные дни. Маша вовсе не перестала общаться с Матвеем, нет. Она дисциплинированно ходила на собрания редакционной коллегии и даже сама вызвалась написать новую статью – о проблеме курения в школе. Но в их отношениях не стало прежней теплоты. Можно даже сказать, что Маша в одночасье стала для Матвея чужой. Говорила она с ним только о деле, стараясь не смотреть при этом ему в глаза. Робкие попытки Матвея откровенно поговорить с Машей, как-то наладить прежние отношения девушка сразу же пресекала. Она молча смотрела на Матвея каким-то пустым взглядом и старалась побыстрее уйти. И от всего этого Ермилов испытывал постоянную боль. Болело где-то глубоко, там, наверное, где у людей размещается душа. Ермилов понятия не имел, что же ему теперь делать. Он мог только проклинать себя за то, что не послушался тогда Машу и согласился позировать Татьяне. (Кстати, та рьяно взялась за оформление газеты и сумела преобразить ее настолько, что даже придирчивая математичка Калерия – и та сдержанно газету похвалила.)
Хотя Матвей старался делать вид, что у него все нормально, вся школа скоро узнала о его размолвке с Машей. «Наверное, это Танька всем растрепала!» – равнодушно думал Матвей, ловя на себе взгляды девчонок, иногда – любопытные, иногда – сочувственные. А как-то, после очередного совещания в редакторской, когда все ребята разошлись, а Матвей запирал комнату, он заметил, что у окна его поджидает Мишка Фрид. «Этому-то чего еще от меня надо?» – с раздражением подумал Матвей. Теперь его раздражало буквально все.
– Ну что, Ермилов? – Мишка неторопливо подошел к Матвею. – Нелегко тебе?
Матвей хотел было злобно огрызнуться, сказать что-нибудь вроде: «А тебе, придурок, какое дело?» Но, натолкнувшись на Мишкин взгляд, в котором не было ни ехидства, ни злорадства, а только сочувствие, передумал и произнес:
– Да уж… – и поплелся к выходу.
Мишка двинулся следом. Они вышли вместе на улицу. Под ногами захлюпала грязная жижа. От прежнего белого великолепия не осталось и следа. «Все. Кончился праздник…» – мелькнула у Матвея мысль. Идущий рядом с ним Фрид вдруг рассмеялся.
– Ты чего? – Матвей искоса взглянул на Мишку. – Спятил?
Но тот, продолжая глупо хихикать, спросил:
– Ермилов, сказать тебе прикол?
– Какой еще, на фиг, прикол?
– Ты помнишь, я тебе спьяну рассказал, как с Машкой поссорился? Ну, что застукала она меня с другой?
– Ну, помню… – Матвей пожал плечами. – Так в чем прикол-то?
– О! – Фрид поднял вверх указательный палец. – А ты знаешь, кто была та девчонка, из-за которой я с Машей расстался? Ты, между прочим, тоже с ней знаком…
До Матвея начало доходить.
– Черт! – сказал он. – Неужели Танька Макеева?
Фрид кивнул:
– Она, родимая! Так что мы с тобой теперь, можно сказать, товарищи по несчастью…
Фрид полез в карман за сигаретой.
Но Матвей уже его не слышал. Он думал: «Так вот в чем дело! Та же самая Танька Макеева, из-за которой Маша поссорилась с Фридом! Теперь Маша меня точно никогда не простит!» Он сказал:
– Ну, Мишка, зато теперь у тебя есть шанс. Пользуйся случаем!
Фрид ответил:
– Да нет, Ермилов. Для меня вся эта история – пройденный этап. И потом… Я тут с девчонкой классной познакомился на днях. Между прочим, в Литинституте учится, на первом курсе. Стихи она пишет, понимаешь? Вроде начинается у нас что-то стоящее. Короче, хорошо мне с ней.
– Да? Поздравляю! – сказал Матвей.
Он действительно был искренне рад за Мишку.
– А вот ты, Ермилов, особо не парься из-за этого случая. – Мишка ободряюще подмигнул Матвею. – У тебя тоже все хорошо будет. Я эти вещи чувствую!
Но его слова мало помогли.
– Да ничего у меня не будет… – с безнадежностью в голосе ответил Матвей. – Хотя за поддержку спасибо.
– Не за что, – усмехнулся Мишка. – Ладно, пока! А то мне на встречу с моей поэтессой пора.
– Пока, – ответил Матвей.
И они обменялись крепким рукопожатием.
Светлое будущее, которое предрекал Ермилову Фрид, все не наступало. Прошло уже полторы недели после разрыва Матвея с Машей, а Матвею становилось все хуже и хуже. И даже зимняя погода его не радовала. Город уже начал готовиться к новогодним праздникам. У магазинов появились первые елки. Но Матвея не волновала эта предпраздничная суета. Он ужасно скучал по Маше. А то, что он мог видеть ее в школе каждый день, такую близкую и в то же время совершенно недоступную, делало его мучения невыносимыми. Его стали тяготить обязанности главного редактора газеты. Он чувствовал, что стал относиться к ним формально, безразлично как-то. И он уже почти решил для себя, что скажет ребятам и Малышеву о своей отставке. «Пусть Авилкина все это тащит! – думал Матвей. – Энергии у нее хоть отбавляй!» Идея эта понравилась Матвею. Он даже попробовал поговорить с Сашей на эту тему, намекнув ей, что он не всегда будет возглавлять газету. Но та неожиданно уперлась:
– Матвей, да ты чего? Да не хочу я обузу эту на себя взваливать! И потом, ты отличный редактор! Куда мне до тебя?
А после разговора с восьмиклассником Беспаловым Матвей решил все-таки смириться и продолжать заниматься выпуском «Большой перемены».
Тогда Безухыч поймал Матвея после уроков и сказал, пряча глаза:
– Матвей, слушай… У тебя есть время, а? Понимаешь, поговорить надо!
У Матвея не было никакого настроения болтать с Безухычем: сегодня на уроке истории, когда он снова думал о Маше, ему пришла в голову идея: а почему бы ему, Матвею, не написать ей письмо? Если так она разговаривать с ним не хочет… Эта мысль Матвею понравилась. И он даже начал придумывать начало послания: «Маша! Извини меня, я – идиот…» Почувствовав, видимо, настроение Матвея, Безухыч добавил:
– Это очень важно! – и просительно взглянул Матвею в глаза.
– Ладно… – неохотно произнес Матвей. – Мы прямо здесь говорить будем?
– Не, пойдем лучше в редакцию, – сказал Безухыч. – Там никто мешать не будет.
– В редакцию так в редакцию, – пробурчал Матвей.
По большому счету, ему было все равно, где разговаривать.
Заметно волнуясь, Безухыч объявил:
– Матвей, я вот стихи принес, новые… Посмотри, а?
– Стихи? – Матвей удивился: ради того, чтобы просто показать ему свои новые стихи, Безухыч решил устроить целое представление! Он взял листок, вслух прочитал название: – «Посвещается Р. К.»
– Ну, во-первых… – Матвей взял со стола ручку. – «Посвящается» пишется не через «е», а через «я». Проверочное слово – «святой»… Нет, «свят».
Безухыч покорно кивнул:
– Ясно!
– А во-вторых, – продолжал Матвей, – кто это – «Р. К.»?
Безухыч помолчал, посопел немного, а потом неожиданно отрезал:
– А вот это не важно!
– Ну, не важно так не важно… – Матвей пожал плечами и стал читать стихи. Стихи были короткими.