17 июня 2005 года
Сливы
Ты умело сбиваешь спесь —
Но я справлюсь, куда деваться;
Ночью хочется напиваться,
Утром хочется быть не здесь.
Свален в кучу и гнил на треть,
Мир подобен бесхозным сливам;
Чтобы сделать Тебя счастливым,
Нужно вовремя умереть.
Оступиться, шагая по
Нерву – hey, am I really gonna
Die? – не освобождать вагона,
Когда поезд пойдёт в депо.
В землю падаль педалью вжать,
Чтоб не радовалась гиенья
Свора пакостная; гниенья
Коллективного избежать.
И другим, кто упруг и свеж,
Объяснить все как можно чётче;
Я уже поспеваю, Отче.
Забери меня в рай и съешь.
Ночь с 25 на 26 июня 2005 года
Маленький рок-н-ролл
P. S.
И не то чтоб прямо играла кровь
Или в пальцах затвердевал свинец,
Но она дугой выгибает бровь
И смеётся, как сорванец.
Да ещё умна, как Гертруда Стайн,
И поётся джазом, как этот стих.
Но у нас не будет с ней общих тайн —
Мы останемся при своих.
Я устану пить и возьмусь за ум,
Университет и карьерный рост,
И мой голос в трубке, зевая к двум,
Будет с нею игрив и прост.
Ведь прозрачен взор её, как коньяк,
И приветлив, словно гранатомёт, —
Так что если что-то пойдёт не так,
То она, боюсь, не поймёт.
Да, её черты выражают блюз
Или босса-нову, когда пьяна;
Если я случайно в неё влюблюсь —
Это будет моя вина.
Я боюсь совсем не успеть того,
Что имеет вес и оставит след,
А она прожектором ПВО
Излучает упрямый свет.
Этот свет никак не даёт уснуть,
Не даёт себя оправдать ни в чем,
Но зато он целится прямо в суть
Кареглазым своим лучом.
Ночь 28–29 июня 2005 года
Disk World
Мир это диск, как некогда Терри Пратчетт
Верно подметил; в трещинах и пиратский.
Каждую ночь приходится упираться
В то, что вино не лечит, а мама плачет,
Секс ничего не значит, а босс тупит;
И под конец мыслительных операций
Думать: за что же, братцы? – и жать repeat.
Утро по швам, как куртку, распорет веки,
Сунет под воду, чтобы ты был свежее;
Мы производим строки, совсем как греки,
Но в двадцать первом треке – у самых шей
Время клубится, жарким песком рыжея,
Плюс ко всему, никто не видал Диджея,
И неизвестно, есть ли вообще Диджей.
И мы мстительны, как Монтекки,
И смеёмся почти садистски —
А ведь где-то другие деки.
И стоят в них другие диски.
Там ладони зеркально гладки —
Все живут только настоящим,
Там любовь продают в палатке
По четыре копейки ящик;
Солнце прячет живот под полог
Океана – и всходит снова;
Пляж безлюден, и вечер долог,
Льётся тихая босса-нова,
И прибой обнимает ноги,
Как весёлый щенок цунами,
И под лёгкими нет тревоги,
И никто не следит за нами;
Просто пена щекочет пятки,
И играют в бильярд словами,
В такт покачивают мулатки
Облакастыми головами;
Эта музыка не калечит,
Болевой вызывая шок —
Она легче —
Её на плечи
И несёшь за собой, как шёлк.
Мы же бежим, белки закатив, как белки,
Кутаемся в родной пессимизм и косность;
Воздух без пыли, копоти и побелки
Бьёт под ребро как финка и жжёт нутро.
…Новое утро смотрит на нас, раскосых,
Солнечной пятернёй тонет в наших космах
И из дверей роняет в открытый космос,
Если пойти тебя провожать к метро.
25 июля 2005 года
«В освещении лунном мутненьком…»
В освещении лунном мутненьком,
Проникающем сквозь окно,
Небольшим орбитальным спутником
Бог снимает про нас кино.
Из Его кружевного вымысла
Получился сплошной макабр.
Я такая большая выросла,
Что едва помещаюсь в кадр.
Ночь 28–29 июля 2005 года
«Доктор, как хорошо, что Вы появились…»
Доктор, как хорошо, что Вы появились.
Доктор, а я волнуюсь, куда ж Вы делись.
Доктор, такое чувство, что кто-то вылез
И по лицу сползает из слёзных желёз.
Доктор, как Вы живёте, как Ваши дети?
Крепко ли спите, сильно ли устаёте?
Кресло тут в кабинете, Господь свидетель,
Прямо такое точно, как в самолёте.
Доктор, тут к Вам приходят все словно к Будде.
Доктор, у Вас в газете – всё на иврите?
Доктор, прошу Вас, просто со мной побудьте.
Просто со мной немножко поговорите.
Что меня беспокоит? На-ка вот:
Я хочу, чтоб на Рождество
Сделал Бог меня одинаковой,
Чтоб не чувствовать ничего.
Острый локоть —
В грудную мякоть:
Чтоб не ёкать
И чтоб не плакать;
Чтоб не сохнуть
И чтоб не вякать —
Чтобы охнуть
И рухнуть в слякоть.
Лечь, лопатки впечатать в дно
И закутаться в ил, древнея.
Вот тогда станет все равно.
А со временем – все равнее.
Что молчите, не отвечая мне?
И качаете головой?
Может, чая мне? от отчаянья?
С трын-травой?
У меня, может, побываете?
Перейдем на другой тариф мы?
Запретите слагать слова эти
В эти рифмы?
Приласкаете? Отругаете?
Может, сразу удочерите?
Доктор, что Вы мне предлагаете?
Говорите!
В дверь толкнёшься на нервной почве к Вам —
Руки свяжут, как два ремня!..
Что Вы пишете птичьим почерком?
Вы выписываете меня?..
Ночь 13–14 августа 2005 года
Игры
Ну давай, давай, поиграй со мной в это снова.
Чтобы сладко, потом бессильно, потом хреново;
Чтобы – как же, я не хотел ничего дурного;
Чтоб рычаг, чтобы три семёрки – и звон монет.
Ну давай, давай, заводи меня, трогай, двигай;
Делай форвардом, дамкой, козырем, высшей лигой;
Я на старте, я пахну свежей раскрытой книгой;
Ставки сделаны, господа, ставок больше нет.
Раз охотник – ищи овцу, как у Мураками;
Кулаками – бумага, ножницы или камень —
Провоцируй, блефуй, пытай меня не-звонками;
Позвонками моими перебирай в горсти.
Раз ты вода – так догони меня и осаль, но
Эй, без сальностей! – пусть потери и колоссальны,
Мы, игрушечные солдаты, универсальны.
Пока не умираем, выхрипев «отпусти».
Пока нет на экране баллов, рекордов, блёсток;
Пока взгляд твой мне жарит спину, лазурен, жёсток;
Пока ты мое сердце держишь в руке, как джойстик,
Пока ты никого на смену не присмотрел;
Фишка; пешечка-партизан; были мы лихими,
Стали тихими; привыкать к добровольной схиме
И ладони, глаза и ружья держать сухими;
От Е2–Е4 в сторону шаг – расстрел.
Я твой меч; или автомат; дулом в тёплый бок —
Как губами; я твой прицел; я иду по краю,
Как сапёр, проверяю кожей дорогу к раю
На руке у тебя – и если я проиграю,
То тебя самого в коробку уложит – Бог.
27 августа 2005 года
«Просыпаешься – а в груди горячо и густо…»
Просыпаешься – а в груди горячо и густо.
Всё как прежде – но вот внутри раскалённый воск.
И из каждой розетки снова бежит искусство —
В том числе и из тех, где раньше включался мозг.
Ты становишься будто с дом: чуешь каждый атом,
Дышишь тысячью лёгких; в поры пускаешь свет.
И когда я привыкну, чёрт? Но к ручным гранатам —
Почему-то не возникает иммунитет.
Мне с тобой во сто крат отчаяннее и чище;
Стиснешь руку – а под венец или под конвой, —
Разве важно? Граната служит приправой к пище —
Ты простой механизм себя ощущать живой.
И родинки, что стоят, как проба,
На этой шее, и соус чили —
Опять придётся любить до гроба.
А по-другому нас не учили.
Я твой щен: я скулю, я тычусь в плечо незряче,
Рвусь на звук поцелуя, тембр – что мглы бездонней;
Я твой глупый пингвин – я робко прячу
Своё тело в утёсах тёплых твоих ладоней;
Я картограф твой: глаз – Атлантикой, скулу – степью,
А затылок – полярным кругом: там льды; that’s it.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.