Макс Макс подбросил на ладони свою игрушку, зло ухмыльнулся:
— Короче, вы тут рассказывайте сказки, а я в жизнь пошел.
И, не дожидаясь разрешения, вышел, проверяя дорогу перед собой летящим йо-йо.
— Ладно, давайте договоримся — больше никто никуда не ходит. Особенно Зернова. Девочки, проследите. Ожич, помоги им. — Зоя Игоревна устало потерла глаза. — Хотелось бы вернуться из Таллина живыми и здоровыми. И не бегайте по этажам! Какого лешего вы вообще пошли в холл вчера вечером? Вас же просили!
— Полина все про змей твердила, вот я и решила показать, — пискнула Олёнка.
— Молодец, Кожина, показала! А теперь постарайся сделать так, чтобы больше она змей не видела.
— Может, ее в гостинице оставить? — Кудряшовой тоже хотелось, как Максимихин, сбежать, но все-таки Полину было жалко.
— Комната Зернову не спасет. Если ей захочется сбежать, она сбежит. Просто следите за ней. Этого достаточно. Может, и есть заговор, а может, его и нет. Кто знает? Кого видели в прошлый раз девятиклассники, от каких чертей убегали? Наверно, пива перепили, вот и привиделся им змий зеленый. Один на всю компанию. А классный руководитель их покрывает. Я говорила — даже если Зернова видела змеиную свадьбу, все остальное она могла придумать, а незнакомый человек просто сыграл на ее фантазии. Вы народ впечатлительный, Таллин же место особенное. Энергетика здесь тяжелая, всякое может показаться.
— А давайте мы ее в церковь сводим, — все-таки сказала ехидно Таня.
— Давайте переживем сегодняшний день. Все может на этом и закончиться. Только я говорю серьезно — за Полиной надо следить. Змеиную свадьбу увидеть не сложно. Сложно после этого утверждать, что тебя змеи выбрали в невесты, да еще и свидетелей с собой притащить.
Все покивали, но опять не поверили. Лишь Сарымай вздохнул со своим «однако» и достал сотовый. Вместе с отцом они приехали в Москву из Горно-Алтайска. В небольшом селе Чибит, что на реке Чибитке, остался дед, тоже Сарымай. В таких делах стоило советоваться с ним.
Полина рыдала. Не прячась и не сдерживаясь. Она уронила голову на согнутый локоть, плечи ее тряслись. Ей не верили, над ней издевались. Но она докажет, всем докажет. И когда они увидят, кем она стала, побегут просить прощения, в ответ она презрительно посмотрит на них и отвернется. Потому что это будет ее правда, в которой нет места тем, кто над ней издевался, не веря.
— Это пройдет, — глядя в сторону, произнесла Зоя Игоревна.
— Оставьте меня! — сквозь истерику выкрикнула Зернова, и слезы затопили весь ее мир.
Кожина с Кудряшовой смотрели на нее с сочувствием. Оказаться в таком положении было страшно. Всю жизнь потом надо оправдываться, постоянно получать тычки в спину, не быть больше никогда как все, вместе со всеми. Только отдельно. Только в сторонке. Мрак-то какой!
Оставшийся день прошел в невольном ожидании. В назначенное время пришел экскурсовод, молодой парень, невысокий, крепкий, с круглым улыбающимся лицом. Он как будто делился своей улыбкой с другими, оттого и впечатление было — ненавязчивой, но постоянной заботы. Все снова отправились бродить по городу, поднялись на Тоомпеа. Своими руками измерили самую узкую улочку Вышгорода, постояли около дома первого губернатора Ревеля Абрама Ганнибала, прадеда Пушкина.
Они так замотались за день, столько всего увидели, что к вечеру с трудом смогли дотащиться до гостиницы. В ближайшем кафе быстро поужинали. Время падало к их ногам и рассыпалось сотнями секунд.
— Если что-то надо будет — звоните, — одарил всех своей улыбкой экскурсовод.
На оставленной бумажке после длинного ряда цифр стояло имя: «Эдик».
Гостиница встретила их тишиной и пустотой первого этажа. День гас убегающей дорожкой огней. Все хотели спать.
Глава III
Морок
— Пожар!
Крик полыхнул по этажу, ударился в закрытые двери.
— Горим!
Первым из комнаты выскочил Альберт, он метнулся туда-сюда, не зная, куда бежать.
Защелкали замки дверей.
— Быстро все на лестницу! — появилась в коридоре Зоя Игоревна. На ходу запахивая халат, она попыталась поймать орущего Хазатова. — Где горит?
— За окном. Прямо перед нами! — Глаза у Альберта бегали.
— Бросайте вещи! На лестницу! — открывала номера Зоя Игоревна.
Ее подопечные вываливались в коридор, являя коллекцию невероятных пижам. Цветочки, медвежата, были даже машинки. Макс Макс задумчиво чесал голую ногу. Ромка похохатывал, глядя на девчачьи наряды. Зоя Игоревна скрылась в комнате мальчишек. Здесь и правда слегка пахло паленым. За окном полыхало, с треском и уханьем. Учительница толкнула раму. Прямо перед ней щелкнул край красной тряпки. Он мазнул по подоконнику, и ветер бросил его к соседнему окну.
Красное полотнище, с земли подсвеченное ярким фонарем. Видимо, внизу кафе. А мечется тент, сорванный сильным ветром. Брезентовый край снова стукнул по стеклу. Зоя Игоревна перегнулась на улицу. Слева начинался скат крыши, соседнее окно было врезано прямо в черепицу, под углом. Комната маленькая. Кто там живет?
Учительница выбежала в коридор, где еще бестолково метались будущие восьмиклассники, распахнула соседний номер.
Пусто.
— Кожина! — крикнула она, перекрывая вопли девочек. — Где Зернова?
Макс Макс заржал.
— Ожич! — поймала она неспешного Сарымая. — Быстро на улицу! — Она снова глянула поверх голов. — Кто видел Зернову? — Ей на глаза попался Альберт. — Хазатов, стоять!
Но благоразумный Альберт, отлично понимавший, что за панику его по головке не погладят, исчез на лестнице.
— Я тоже поищу, — прощально махнул он рукой.
— Зоя Игоревна, — преданно заглядывала в глаза учительнице Таня.
— Упустили, — упавшим голосом прошептала Зоя Игоревна, и вдруг на что-то решившись, схватила Кудряшову за локоть. — Одевайся, бери мальчишек и к церкви Олевисте. Это рядом. Если увидите Зернову, силой тащите сюда.
Кожина, сверкнув розовой ночнушкой с фрекен Снорк, скрылась в комнате.
— Разоренов, не стой! — в отчаянии подогнала нерасторопных питомцев учительница. — Остальные — по комнатам. Нет никакого пожара.
Когда учительница в зеленом спортивном костюме вышла из номера, третий этаж притих. Из дверей выглядывали перепуганные девчонки.
— Все в порядке, — неуверенно сказала Зоя Игоревна. — Вы так орали, что Зернова испугалась и сбежала от вас. Сейчас она вернется, и все будет нормально.
Макс Макс не стал переодеваться. В боксерских трусах и майке, он вполне себе походил на спортивного человека. Вдвоем с Кудряшовой они скатились по узкой неудобной лестнице. На улице немного потоптались, вспоминая, куда бежать. Красиво подсвеченный марципановый магазин стал им маячком.
— Туда! — первая помчалась вверх по улице Пикк Таня. Макс Макс рванул следом, но хлопающие по пяткам шлепки заставили сбавить скорость. Так можно было и обуви лишиться.
Дома?, дома?, мощенная булыжником мостовая. Не сказать, чтобы было очень близко.
Когда Макс Макс с трудом дошлепал до церкви, Таня уже стояла около ажурной решетки, тщетно вглядываясь в темноту ниши.
— Нету, — прошептала она, впервые понимая, что произошло нечто страшное.
— Не здесь, что ли? — Макс Макс зевнул.
Ниша была черна ночной беспроглядной темью, даже скелет не виднелся.
— Да с чего мы вообще взяли, что она сюда поперлась? Делать ей больше нечего, как по ночам вокруг церкви бродить? Она что, ведьма?
— Она вчера здесь была, — прошептала Таня.
От железа решетки шел холод, неожиданный для теплой июньской ночи. Он словно вымораживал, изгоняя тепло из пальцев.
— А теперь мы здесь! И что-то никаких змей нет.
Макс Макс злился. Он не верил в сказки. Одно дело разыгрывать народ самому, и совсем другое — стать участником чужой игры. Было неприятно. Поймает Хазатова, убьет!
Танин взгляд не отрывался от темной ниши. Еще днем она успела рассмотреть змею, обвивающуюся вокруг шеи скелета. Впалые ребра, сложенные на животе руки.
Ей показалось, что из ниши на нее сейчас выступит полчище гадов. Кудряшова шарахнулась, чуть не сбив Макс Макса с ног.
— Пойдем отсюда, — прошептала она, онемевшими пальцами цепляясь за острый локоть одноклассника. — Мне страшно.
— Вот только не надо мне тут истерик, — стряхнул безвольную руку Макс Макс. — Не маленькая, сама дойдешь.
И он демонстративно пошел вокруг церкви, поглядывая на ее освещенный шпиль. Таня попятилась. Она бы всю дорогу шла задом наперед, только бы не поворачиваться спиной к этому страшному месту, только бы изгнать из затылка это дурацкое ощущение, как будто на тебя смотрит холодный отрешенный взгляд: «Вы слышите меня, бандерлоги?» — «Слышим, Каа!» [7]
И вроде вокруг были люди, раздавался смех, шаркали ноги по брусчатке. Но именно среди людей Кудряшова чувствовала себя особенно плохо. Окружающим дела не было до ее страха. Поселившаяся внутри неуверенность в себе поставила забор между ней и всеми остальными, между тревожным «сейчас» и таким счастливым «вчера».
Как только за решеткой никого не осталось, из темной ниши выбралась Полина. Около ее ног вилась большая серая пятнистая змея. Она покачивала головкой на уровне колена спутницы, время от времени поглядывая наверх. Полина улыбалась. Пускай ищут. Она к ним не вернется. Она докажет, что она лучшая.
* * *Ромка нашел Сарымая под лестницей. Он сидел на корточках перед небольшим углублением в стене и, склонив голову на плечо, задумчиво смотрел туда.
— Чего у тебя там? — присел рядом Разоренов.
— Алмыс, — прошептал Сарымай, втягивая голову в плечи.
— Бредишь?
— На Алтае духи такие есть, алмысы. Души гор. Людям вредят, когда те неправедным делом заниматься начинают.
— И что, твои духи сюда прибежали?
— Здесь свои духи. Мы им не нравимся.
— А чего ты в стенку-то уставился?
— Туда кто-то вошел.
— Бредишь, — уже не спросил, а констатировал факт Ромка. Ниша перед Сарымаем была пуста.
— Вот и хозяйка здесь стояла, когда мы возвращались. И кота нет. Однако, — размеренным, спокойным голосом говорил Ожич.
— Кот мышей ловит, хозяйка спит. Шел человек по делам, а тут мы вперлись. Ты — бредишь, Саранча. Зернова где?
— Не видел. Алмыса видел.
— Тьфу на тебя, — Ромка встал.
— Что у вас? — спустилась Зоя Игоревна.
— Ничего, — Ромка побрел на улицу.
— Задобрить его надо, — в спину однокласснику бросил Ожич. — Однако.
— Ну, спляши ему ритуальный танец и поцелуй в зад, — только чтобы отвязаться, крикнул Разоренов, закрывая за собой дверь.
Крошечный дворик был подсвечен на уровне верхних этажей, внизу стоял неприятный полумрак. Ничего в этой истории необычного не было. Кто не разыгрывал приятелей в поездках? Сейчас Макс Макс вернется и все объяснит, наверняка попросит помочь. Долго он один этот спектакль не протянет, без подручных быстро расколется.
Разоренов почти убедил себя, что ничего особенного в темных углах и странных шорохах нет. Но когда в арке мелькнула фигура и кто-то, спотыкаясь, вошел во двор, невольно вздрогнул и взялся за холодную ручку двери.
— Ну что? — спросил он появившуюся из темноты Кудряшову.
Таня пожала плечами, с силой вдавливая кулаки в маленькие кармашки спортивной курточки.
— Нет никого, — странно дернула головой Кудряшова. Вид у нее был такой, будто ее кто-то очень сильно напугал.
— Макс Макс где?
— Сейчас придет.
Про Максимихина спросила и учительница. Сначала Зоя Игоревна пытала Таню, все хотела узнать, что она видела. Потом те же вопросы она задала вернувшемуся Альберту. Хазатов глупо улыбался, хлопал ресницами. Сказал, что ему и правда показалось, что горит.
— Это все Максимихин, — легко рассказывал о случившемся Хазатов, не замечая угрожающих знаков Разоренова. — Я сначала думал, что он подушку поджигает. Они с Ромкой перед этим спорили, за сколько секунд сгорит синтетика внутри ее. Он зажигалкой щелкал. А потом красное перед окном махнуло, я и решил, что пожар.
Зоя Игоревна закатила глаза. Детский сад! Седьмой класс кончили, через два года выпускные экзамены будут сдавать, а они все в игры играют, подушки поджигают!
Разоренов стоял рядом и делал вид, что этот рассказ его не касается, хотя внутри наливался злобой. Хазатов явно нарывался, чтобы потом огрести по полной программе. Ну ничего, вот вернется Макс Макс…
— С вами все понятно, — тяжело вздохнула учительница. — Максимихин где?
— Сейчас придет, — мрачно изрекла Таня. По ней так пусть никогда не появляется. Какой гад! Бросил ее! В самый страшный момент бросил!
Так и случилось — Макс Макс не пришел. Минуло полчаса. Завершился мучительный час. Макс Макса не было. Зоя Игоревна вместе с Сарымаем сходила к Олевисте. По ночному городу ходили люди, но высокого худого парня в белой майке и черных боксерских трусах среди них не было. Пытались спрашивать, путаясь в смеси английского с немецким. В ответ им качали головами. Не видели. Ни здесь. Ни около башни Толстая Маргарита. Ни на улице Лай, ни на Пикк, ни на Вене. На шпиле Ратуши поскрипывал Старый Тоомас. Он наверняка знал, где Максимихин, но был слишком высоко, чтобы помочь бегающим по городу людям.
Ночь была темна и тревожна. Зоя Игоревна пыталась куда-то звонить, но везде натыкалась на эстонский язык, терялась, не в силах объясниться.
Полина тоже не вернулась.
Кожина смотрела на всех покрасневшими от страха и недосыпу глазами. К утру им удалось заснуть в большой комнате мальчишек. Олёна наотрез отказалась идти в свою комнату, где, казалось, витал дух пропавшей Зерновой. Полина рассказывала, что зов ее вывел прямо из номера, так что одна Кожина теперь туда ни ногой. А ну как тоже что-нибудь такое услышит. Она готова была провести ночь в пропитавшейся специфическим мужским запахом комнате, лишь бы оставаться с людьми. Рядом с ней спала Кудряшова. Косу не расплетала, чтобы в случае чего быть готовой бежать. Зоя Игоревна задремала, положив голову на сложенный на столе локоть. Вздрагивала, просыпаясь, тут же вспоминала, где находится, и засыпала опять.
— Я просила вас не ходить вечером по институту! — Было первое, что прошипела им хозяйка, готовившая завтрак.
На обеденном столе, прямо на середине, лежал пучок белых тряпичных полосок.
— У нас двое ребят потерялись, — устало отозвалась Зоя Игоревна. Она сейчас с удовольствием выпила бы большую чашку кофе и подумала бы, что делать дальше, а не отвечала на бесконечные претензии эстонки.
— Вас не волнуют мои проблемы, которые вы создаете тем, что не слушаетесь меня. Почему меня должны волновать ваши? Я последний раз требую, чтобы вы не ходили по этажам ночью и не оставляли после себя всякую гадость! — Она ткнула пальцем в тряпичные полоски.
— Что это? — Учительница опустилась на лавку, разглядывая лоскутки ткани.
— Вы мне скажите, что это! Этой гадостью был украшен весь холл. Даже на люстре это висело.
Зоя Игоревна некоторое время бездумно смотрела на тряпочки, пытаясь представить, как все это выглядело до того, как они были принесены сюда. И вдруг перед ней предстала ясная картинка. Дерево. Или широкий куст. И с каждой веточки свисает кусочек ткани. От этого дерево или куст становятся празднично-нарядными, лоскутки трепещут на ветру, ублажают духов.
— Ожич! — позвала учительница.
— От алмысов помогает, — со знанием дела сообщил ученик. — Духов задабривают.
— Вот и развешивай эту гадость у себя в комнате, — сделала страшные глаза Рута Олеговна. — И скажи мне, что ты порвал?
— Я могу и без наволочки спать, — героически заявил Сарымай.
Зоя Игоревна закрыла глаза, чтобы не встретить испепеляющий взгляд хозяйки.
— Я вас отсюда выселю! — грозно воскликнула она и удалилась.
— Сарымай! — тяжело вздохнула Зоя Игоревна. — Ты мог порвать что-нибудь более бесполезное?
— Бесполезней наволочки лишь пододеяльник, но мне столько ткани не надо.