– Я просто хотел сказать, что все понял.
– Этого можно было не говорить, – усмехнулась Анька. – Ну – вперед!
И они стали пробираться через лес. Вперед выслали дозорных – Шустрика и Ника (Ник сам вызвался).
Каждый подбирал себе по руке деревянное оружие ударного боя, то есть палки из толстых веток, коряг и сучьев.
Готовились к схватке.
Вик тоже поднял увесистый сук. Нес его, смотрел на утолщение на конце, что делало сук похожим на дубинку, и думал: если этой дубинкой ошарашить по голове противника, тому станет очень плохо. Но ведь и у противника, скорее всего, имеется аналогичное оружие. Вдруг и он угостит Вика по голове? И дело не в том, что Вик боится, он просто очень ценит свою голову, считая ее самым важным органом человека.
У Ника, тоже обзаведшегося толстой и длинной палкой, были похожие сомнения, но он очень быстро разрешил их в свою пользу: надо просто не допустить, чтобы тебя ударили, надо ударить первым.
Он был очень рад, что, будучи дозорным, находится впереди. Он мечтал о том, чтобы на них с Шустриком сейчас напали разведчики врага, пусть даже в превосходящем количестве – например трое. Вряд ли больше – разведчиков много не бывает. Он тогда сразу одним концом палки одного, вторым – второго, а потом достанет и третьего. Шустрик не успеет даже взмахнуть своим сучком.
– Чего? – увлеченный своими мыслями, он не расслышал Шустрика, который задал какой-то вопрос.
– Я говорю, тебе сколько лет? – повторил Шустрик.
– Мне? А какая разница?
– Просто интересно.
– Ну, одиннадцать.
– Да? А я думал – десять.
– Это почему?
– Ты маленький. В смысле роста, – уточнил Шустрик.
– На себя посмотри! – оскорбился Ник. – Тебе самому сколько? Девять?
– Мне двенадцать, но это ничего не значит. Некоторые не растут, не растут, а потом вырастают. У меня дед до института не рос, был последний на физкультуре. А в институте за пять лет вырос на четырнадцать сантиметров.
– Ага, конечно, – не поверил Ник.
– Я тебе говорю!
– Не ори! Мы разведчики или кто?
И Шустрик послушался, замолчал.
Ник был очень доволен: человек на год старше его, а слушается. Наверно, в моем голосе, подумал Ник, появилось что-то смелое. Ничего удивительного: я ведь и внутри, в душе, чувствую себя намного смелее, чем раньше. Может, я даже стал сильнее и ловчее? Надо это опробовать.
И Ник на ходу взмахнул дубинкой, задев ветку. Она обломилась, как ему показалось, с очень громким хрустом. Ник оглянулся на страбынетов – заметили его оплошность или нет? И наткнулся на Шустрика, который остановился.
– Пришли! – прошептал Шустрик.
Приблизившиеся страбынеты некоторое время разглядывали дом страбытов (похожий на дом страбынетов, только поменьше), потом обогнули его, прячась за деревья, зашли, как и велел Эдька, со стороны света (именно света, а не солнца – солнца же тут не было), потом Анька резко свистнула, они побежали к дому, окружили его и начали бить стекла в окнах.
И тут же после этого бросились к крыльцу, чтобы победоносно встретить перепуганных и растерявшихся страбытов.
Но перепуганные и растерявшиеся страбыты не появлялись.
– Боитесь? – закричала, подойдя к окну, Анька. – Не бойтесь, мы вам ничего не сделаем, только выгоним!
Она подпрыгнула, чтобы заглянуть в окно, у нее не получилось.
Подошел высокий Эдька, сложил руки домиком над глазами, прижался к стеклу, поворочал головой направо и налево и сказал:
– Пусто.
– В подвале спрятались? – предположила Анька.
– Может быть. Так. Смотрите за окнами, а мы с Анькой и ты, ты, ты, – указал Эдька на троих страбынетов, – пойдем в дом.
Они осторожно вошли (дверь оказалась не заперта), обследовали дом – никого.
Потом Эдька открыл деревянный люк подвала, посветил туда фонарем.
Пусто.
– Может, они еще завтракают? – спросил кто-то.
И тут Васька-обманофоб, который сразу почувствовал неладное, сказал:
– Смотрите!
Он увидел на стене листок, приколотый вилкой.
На листке было крупно написано: РАСПАЛАГАЙТЕСЬ. ВАШ ДОМ ЛУЧЬШЕ!
– Сразу две ошибки, – негромко сказал Вик. Не для того сказал, чтобы похвастаться своей грамотностью, просто он не любил ошибок, как и всего вообще сломанного, испорченного, грязного. Аккуратист от природы (и частично от воспитания – именно частично, Ника ведь воспитывали точно так же, а результат, считал Вик, нулевой), он относился к словам с ошибками как к испорченным или испачканным вещам, хотелось тут же их исправить.
Но Аньку расстроили не ошибки, а совсем другое.
– Идиоты! – закричала она. – Какие же мы идиоты! Быстро домой!
И они побежали обратно, к своему дому.
Вик не отставал, успевая на бегу думать. Он думал: вот странно, сюда шли медленно, осторожно, а пришли как-то очень быстро, а обратно бегут изо всех сил, но никак не прибегут.
И все же прибежали.
Ник, вырвавшийся вперед (он всегда неплохо бегал), увидел, как несколько подростков сидят у дома в беседке, сделанной из веток, а один трудится, срывая и набрасывая сверху пучки травы – для тени и прохлады. Хоть Ник и был на территории страбынетов очень недолго, она уже казалась ему своей, поэтому он, кипя возмущением, напал на этого страбыта. Правда, свою дубинку при этом бросил, просто схватил страбыта руками сзади, повалил его и начал возить по земле.
Вступили в схватку и другие.
И, подобно Нику, все побросали палки – всем вдруг показалось, что с ними неудобно. Своих можно задеть, не очень-то размахнешься. И вообще. Поэтому драка была больше похожа на возню: вцепиться в противника, повалить его, зафиксировать на земле и праздновать личную победу.
Ник, один из первых таких победителей, удерживал поверженного противника, но тут кто-то крикнул:
– Назад!
Нику показалось, что крикнул Эдька. Он увидел, как страбынеты припустили обратно в гущу леса. Ему, конечно, не хотелось оставаться среди врагов, потому он побежал за ними.
Страбынеты мчались во всю мочь, Ник не мог понять причины такой скорости: он оглядывался и не видел погони.
Только когда отбежали уже довольно далеко, страбынеты стали притормаживать, а потом и вовсе повалились на траву, тяжело дыша.
– Вы… чего это… побежали? Мы же… их… победили же! – не сразу выговорил запыхавшийся Ник.
И вдруг наступила тишина.
Из высокой травы поднимались подростки. Ник смотрел на них и с ужасом понимал, что это вовсе не страбынеты. Да, одеты так же, просто абсолютно так же, как страбынеты, но… Где Эдька? Где Анька? Где Вик? Ни одного знакомого лица! Подростки смотрели на него сначала грозно, а потом все, будто по команде, расплылись в улыбках.
– Попался? – услышал Ник. – Ну, теперь держись!
– Я перепутал! – вскрикнул Ник.
Это привело страбытов в состояние безудержного веселья. Они начали хохотать, кататься по траве, бить себя по груди, и по коленкам, и по чему попало, приговаривая:
– Перепутал он! Умора! Он перепутал! Вот дурак-то! Перепутал он!
Ник распрямился.
– А ну, хорош смеяться! – сказал он грозно и решительно. – А то сейчас посмеется у меня кто-то!
Смех резко прекратился.
Страбыты, взяв в руки палки, молча пошли на Ника.
Бежать от врагов стыдно. Но когда их в семь раз больше (страбытов было семеро), это получается не бежать, а спасаться. Поэтому Ник принял правильное решение и бросился наутек.
Но далеко убежать не удалось, кто-то дал ему подножку. Ник упал и тут же перевернулся на спину, готовый защищаться даже лежа.
Почему Ник ошибся. Ник рассказывает о задании доктора Страхова
Все дело было в том, что Ник впопыхах не разглядел страбытов, сидевших в беседке, и не обнаружил сразу же их разительного сходства со страбынетами. Потом ему объяснил главный страбыт, Мишка-себяфоб (он боялся себя, но не так, как Танька-самофобка), что это сходство только внешнее. Разница в действительности большая: страбыты, страдающие, по определению профессора, хотя сами страбыты себя страдающими не считают, СТРАхом БЫть Такими, как все, под такими, как все, подразумевают большинство. Большинство, считают они, поголовно не реальные пацаны и не конкретные девчонки – боятся и слушаются родителей, ходят в отстойной одежде, не имеют крутых и навороченных мобильников, смирились со своей серой участью. Страбыты такими быть не хотят. И даже боятся, как считает Страхов. Ничего не боятся, уверял Мишка, просто не хотят. А если и боятся, то по-хорошему. По-хорошему бояться не стыдно. Тем не менее их устремленность быть не такими, как большинство, зашкаливает за все пределы, почему Страхов и счел их больными и доставил сюда.
Страбынеты же, объяснил Мишка, имеют в виду меньшинство. Для них быть такими, как все, означает: все реальные пацаны и конкретные девчонки. То есть они сами из большинства, но хотят быть привилегированным меньшинством. А страбыты – из меньшинства и не желают слиться с отстойным большинством.
– В чем разница-то? – не сразу понял Ник.
– Огромная разница! – втолковывал Мишка. – Страбынет, например, не хочет учить уроки. А страбыт хочет не учить! Улавливаешь?
Ник кое-как уловил. И подумал, что он, наверное, одновременно и страбынет, и страбыт. Иногда он не хочет учить уроки. А иногда вполне осознанно хочет не учить тот же английский, чтобы отомстить учительнице, которая решила, что к Нику нужен особый подход – не ругать его, а гладить по голове и хвалить за самые ничтожные успехи. Нику эта методика была противна, она напоминала ему игру в кошки-мышки, в которой он – не кошка. Поэтому он и не учил английский даже тогда, когда хотелось – для него была противной мысль, что англичанка подумает, будто победила его своими приемами.
– А воюете почему? – спросил он Мишку.
Мишка объяснил, что не воевать невозможно: страбынеты слишком много о себе понимают. К тому же доктор Страхов считает, что воевать полезно: прибавляет смелости. БГ в этом вопросе с ним согласен: ему любая война по сердцу.
Но доверительная беседа Мишки и Ника состоялась после, а пока Ник лежал на земле и мужественно смотрел на стоящих над ним страбытов.
– Ага, конечно! – сказал он. – Семеро на одного, молодцы! А давайте любого одного!
– И что будет? – выступил вперед Мишка, который счел нужным принять вызов – он ведь командир.
– А то! Все рога пообломаю!
– Ну, попробуй!
Ник встал. Мишка оказался почти на голову выше его. Приглашая Ника на бой, он принял боксерскую позу и приплясывал, согнув руки.
Ник тоже согнул руки, сжал кулаки и пошел на Мишку. Мишка начал разить воздух, показывая, что сейчас будет, когда Ник приблизится. Но Ник поступил неожиданно: он вдруг нырнул вниз, под кулаки Мишки, и головой въехал ему в живот. Мишка согнулся, выпучил глаза и прошептал:
– Нечестно!
Ник пихнул его, Мишка повалился. Ник сел на него, схватил за волосы и начал стукать головой о землю. Ему было немного жалко Мишку, но бой есть бой, тут уж ничего не поделаешь.
Изумленные страбыты некоторое время наблюдали, раскрыв рты, как мутузят их командира, потом бросились, оттащили Ника.
– Ну, ну! – урезонивала его единственная девочка среди страбытов, с рыжими всклокоченными волосами. – Отдохни! Не дергайся! Или ты и меня хочешь ударить?
Ник ударить ее не мог, рука не поднималась.
Мишка встал, выплевывая изо рта траву, и закричал:
– Отпустите его, я из него котлету сделаю!
– Он из тебя уже сделал! – ответила ему рыжеволосая девочка. – Лучше давай разберемся, может, он наш?
– Еще чего! Я не больной! – воспротивился Ник.
– А кто тут больной? – удивилась рыжая, оглядываясь на друзей.
Друзья удивились еще больше нее: никто не считал себя больным.
– Конечно, одежда у тебя отстойная, но это не главное, – сказала рыжая. – А вот в классе тебя за кого держат?
– Ни за кого. За меня самого! – ответил Ник. – Буду я еще думать, за кого меня держат!
– Вот! – обрадовалась рыжая. – Это главное доказательство, что ты наш. Потому что страбытам наплевать на чужое мнение!
Ник мысленно засомневался: что-то не встречал он людей, кому совсем наплевать на чужое мнение. Но пожалуй, все-таки есть те, кому наплевать больше, а кому меньше. В этом смысле Ник согласен считать себя страбытом – ему наплевать больше. Да и вообще, симпатичные ребята, и девчонка ничего себе. Помладше Аньки и Таньки. Те его за человека не считают, в упор не видят, общаются больше с Виком, хотя тот и стал трусом (это вообще свойственно девчоночьей нелогичной логике – выбирать не по заслугам, а неизвестно почему), а рыжая страбытка отнеслась к нему с уважением.
Но, вспомнив про Вика, Ник не мог не вспомнить, что они с ним братья и что у них есть общее задание.
– У страбынетов мой брат остался, – сказал он.
– Ну и что? Мы же не убивать их собираемся. Просто надо, чтобы они знали свое место.
– У нас тут с ним дело есть. Важное.
– Какое?
Ник был в затруднении. Рассказать или не рассказать? В конце концов, страбыты местные, они могут помочь, они знают, где тут что. Страбынеты тоже знают, но, похоже, они не собираются отсюда выбираться. А эти? Вот что надо выяснить. И Ник нашел для этого хитроумный способ.
– Вам не понравится, – сказал он. – Потому что если мы это сделаем, то Страхов нас с братом отпустит. Если бы вы помогли, вас бы тоже отпустил, но вы же не хотите?
Так он спровоцировал страбытов на прямой ответ. Ему прямо и ответили – Мишка ответил по праву пусть временно побежденного, но все-таки командира:
– Кто тебе сказал, что не хотим? Хотим! Но Страхов сказал: кто победит, тех он и будет считать выздоровевшими. И отпустит. То есть попросит БГ, чтобы он нас отпустил.
– Но вы же не больные, – напомнил Ник.
– Не больные, – подтвердил Мишка. – Но он-то нас больными считает!
– Тогда так, – решил Ник. – Вы мне помогаете, но мы поставим условие, чтобы отпустили всех. Всех вообще, понимаете?
Страбытам это предложение понравилось. Нормальные пацаны и конкретные девчонки любят быть благородными. Они не жадины, как все. Они могут сделать доброе дело, а пусть другие тоже пользуются его результатами. И Мишка выразил общее мнение, сказав:
– Годится. А чего делать-то?
И Ник рассказал им о задании доктора Страхова – отыскать его дочь. Страбыты слушали внимательно и тут же воодушевились. Одно дело – добывать себе пропитание и воевать со страбынетами с переменным успехом и небольшими шансами на победу, другое – иметь конкретную выполнимую цель. Намного интересней! И они тут же заключили с Ником договор о помощи, но поставили условие: со страбынетами никакого перемирия. Они будут только путаться под ногами, мешать. А брата Вика – освободить при первой возможности. То есть получалось, что Ник не в плену у страбытов, это Вик в плену у страбынетов. Нет, в самом деле, мысленно рассудил Ник, они с братом ведь действительно сначала попали к страбынетам в плен, поэтому его, Ника, поступок можно вполне рассматривать как побег из плена.
Все это ему очень понравилось.
– Будешь у нас начальником штаба! – распорядилась рыжая девочка, которую звали Машка. Мишка, видимо, во всем или во многом ее слушался, поэтому не возражал. Похоже, он был доволен уже тем, что его в командирах оставили, несмотря на то, что малолетний пришелец накормил его травой. Ничего, он еще восстановит авторитет, он еще покажет, кто тут главный!