Вика подвела его замедленная реакция. То есть вообще-то реакция у него быстрая, когда речь идет о решении задач, тестов и т. п., но в таких вот ситуациях он слегка теряется. Он привык жить по законам логики, но в жизни эти законы не всегда работают. Какая такая логика в словах Петьки, какие у него основания наезжать на Вика? Никаких, он явно просто дразнит, говорит наугад. Но выглядит это так, будто он прав – уже потому, что Вик молчит, а не отвечает мгновенно, как положено в подобных случаях. Вроде того: «Отвали!» Или: «Молчи, дурак!» Или еще что-нибудь в этом духе. Но Вик так отвечать не умел. К тому же его поразило, что Петька, в сущности, угадал, Вик действительно напал не от смелости, а от страха.
И вот он собирался с мыслями, чтобы как-то оправдаться. Это была короткая пауза, очень короткая, всего несколько секунд, но Петька воспользовался. Не дав Вику и рта раскрыть, он закричал:
– Ага, молчит! Соглашается!
– Я… – хотел наконец возразить Вик.
– Всё ясно! – кричал Петька. – Смотрите, он даже покраснел!
И удивительное дело: Вик, который до этого и не собирался краснеть (ему, как человеку выдержанному, это вообще было несвойственно), вдруг, в самом деле, почувствовал, что щеки его начинают понемногу горячеть, словно их припекло солнцем.
– Пусть идет к страбытам своим, нечего ему тут делать! – не унимался Петька. – Кто за?
И вытянул руку.
Неизвестно, почему он самого начала невзлюбил Вика. Вику это было обидно, но не так, чтобы смертельно. Отец в таких случаях говорит: я не доллар, чтобы всем нравиться. Но и другие смотрят на Вика с насмешкой или враждебно. И поднимают руки один за другим. Почему?
У каждого были свои причины. Пашка и Сашка подняли потому, что руководствовались своим чистым страбынетством, боязнью оказаться не такими, как все. Они видели, что все готовы поддержать Петьку, поэтому и поторопились сделать это первыми.
Шустрик, обиженный на Ника, хотел, чтоб и Вик проваливал туда, где находится его брат-предатель. И тоже поднял руку.
Васька поднял руку потому, что не верил Вику.
Димка с одной стороны, как послушнофоб, боялся оказаться послушным воле большинства, с другой, как бохопос, то есть боящийся хороших поступков, он почуял, что в инициативе Петьки есть что-то не очень хорошее. Значит, к ней надо присоединиться.
Танька, увидев, что почти все подняли руку, тоже подняла – а что еще делать ей, самофобке, ориентирующейся не на свое мнение, а на общее?
Эдька тоже поднял руку с видом воспитателя в детском саду, вокруг которого гомонят карапузы, требуя пойти гулять, а он свысока соглашается – ладно, дескать, пойдем. Я и сам не прочь прогуляться. То, что речь идет о прогулке другого человека, его не смущало.
Осталась одна Анька.
– Ты что, против? – спросил Петька.
– Да, я против, – спокойно сказала Анька. – Потому что ты, Петька, наезжаешь зря. Ты видел, как это было?
– Да я и так знаю! – закричал Петька, привыкший брать горлом и уверенностью или, справедливее сказать, наглостью. Но не на таковскую напал, Аньку этим не смутишь.
– Я спрашиваю, ты видел? – повторила она.
– А я говорю…
Но Анька не дала ему продолжить. Повысив голос, она звонко объявила:
– А Петька в памперсах ходит! Я не видела, но знаю!
– Ты что, с ума сошла? – Петька выкатил глаза и даже опустил руку. – Врет она, дура!
– Я вру? А почему ты покраснел, а? Почему покраснел?
Петька, сам применявший такие провокационные методы в спорах, растерялся, когда этот метод применили к нему.
– Ничего я не покраснел! – закричал он, но было поздно.
Петька действительно покраснел.
Это всех страшно рассмешило. Смех перешел в повальный хохот. А хохотать с поднятой рукой было трудно, поэтому руки опустили, хватаясь ими за животы.
– Гады! Сволочи! – со слезами на глазах вскрикивал Петька. – Нате, смотрите!
И он спустил штаны, показывая, что никаких памперсов нет, а есть нормальные и обычные трусы.
Страбынетов это окончательно развеселило, они упали и катались по траве, изнемогая от хохота.
Вик не выдержал и тоже засмеялся. А потом захохотал. А потом тоже начал валяться по траве. Ему приятно было ощущать свое единство с этой буйно веселящейся компанией, чувствовать себя своим.
Понемногу страбынеты успокаивались. Петька натянул штаны, отошел в сторону и надулся, что-то бормоча.
Вик, улыбаясь, посмотрел на Аньку, ожидая увидеть ответную улыбку.
Но Анька не улыбалась. Несмотря на то, что она оказалась победительницей, Анька не хохотала и даже не смеялась, она смотрела на страбынетов со странной гримасой, выражающей чуть ли не презрение.
А Эдька меж тем расценил победу Аньки как свое поражение. И сказал:
– Ладно, посмеялись и хватит. Голосование состоялось. Тебе пора к братику, мальчик.
Это было неожиданно. Только что Вик стал своим и думал, что возвращения к теме уже не будет. И вот – опять. Он с надеждой посмотрел на Аньку. Но та молчала, и лицо ее было холодным и чужим. Неужели и она теперь за его уход? Почему?
И тут Вику в голову пришла спасительная мысль.
– Могу и уйти, – сказал он. – Я вообще-то хотел вместе с вами одно задание выполнить. Доктор Страхов мне кое-что рассказал…
Продолжать он не стал, надеясь, что заинтересуются.
И расчет оказался правильным.
Все заинтересовались. И Васька тоже. При этом Васька заранее не верил тому, что скажет Вик, но надо ведь узнать, чему не верить! Поэтому он спросил:
– Ну, чего он там такого рассказал?
– Про свою дочь. Которую надо найти. И кто найдет, тех отпустят.
– Очень надо! Нам и тут хорошо! – выкрикнул Шустрик.
– Вот именно, – подтвердил Эдька. – А если мы и найдем, то просто так. Из спортивного интереса. Давай выкладывай.
И Вик выложил.
Он вкратце рассказал историю доктора Страхова и БГ, которая, как выяснилось, была страбынетам известна в другом виде, они знали только, что Страхов тайно противодействует БГ. Рассказал об Ине, содержащейся где-то тут в заключении. Добавил от себя, что, возможно, над нею издеваются.
– Гады! – сочувственно сказал Шустрик.
– Да врет он все! – охладил его Васька.
Однако страбынеты склонны были принять рассказ Вика за правду – уже потому, что возникала перспектива приключения, связанного, возможно, с интересными опасностями.
Правда, Танька высказала сомнение:
– Тут охрана везде. Они и пристрелить могут.
– Всех не перестреляют! – заявил Петька, готовый хоть сейчас под пули, лишь бы все забыли его позор с выдуманными памперсами.
Страбынеты не могли допустить, чтобы кто-то в их среде оказался смелее остальных.
– Пусть стреляют! Ерунда! Мы незаметно! – закричали они.
И посыпались предложения, где и как начать поиски.
– Скорее всего, она где-то в лабиринте за водяной пещерой, – сказал Эдька.
– Почему?
– Потому что там труднее всего пройти. А охраны нет. БГ не дурак, он понимает, что, если кто будет искать дочь Страхова, он начнет искать там, где есть охрана. Поэтому прячет там, где охраны нет.
– Очень может быть, – согласилась Анька.
– Решено, начнем с водяной пещеры! – подвел черту Эдька, чувствуя себя опять взрослым и прощая за это всех, включая Вика.
Вик некоторое время был почти счастлив. Его слушали, его задание оценили, оно стало общим, он полноправный член команды… Но какой-то осадок на душе оставался. С чего бы? Подумав, Вик понял с чего: Страхов все-таки доверил свою тайну только им с Ником. А он, получается, разболтал. Для того, чтобы утвердиться.
Но я ведь зараженный, оправдал себя Вик. Во мне сидит инъекция. Инъекция трусости. А трусость и болтливость – родные сестры, вспомнил он вычитанную где-то мудрость. Трус боится не понравиться, поэтому часто разговорчив не к месту – чтобы понравиться.
Вик отмахнулся от этих мыслей, мешающих его радости.
Улучив момент, он подошел к Аньке и сказал:
– Здорово, что все хотят помочь, правда?
Анька усмехнулась, посмотрела ему в глаза и медленно произнесла:
– Скользкий ты тип, оказывается!
И отвернулась.
Ник и страбыты ищут Ину, а находят чей-то череп
С наступлением темноты страбыты начали обсуждать, какой охраняемый объект выбрать для поисков.
– Да любой, – высказался Лешка-учебофоб и, изображая матерого вора в законе, цинично цыкнул слюной себе под ноги. – Просто по очереди прошмонать их все.
– Так сто лет будем искать, – возразил незнаючегофоб Никитка. – Надо подумать, где БГ скорее всего прячет. Я думаю – в дальних лабиринтах. Правда, не всем туда захочется.
– Не надо намеков! – тут же обиделся долговязый обидофоб Валерка.
– Какие намеки? – удивился Никитка.
– Такие! Там узко, тесно, потолки низкие. Хочешь сказать, что мне там трудно идти будет? Что я слишком длинный?
– Ну, не такой уж ты и длинный. Ты просто высокий, – успокоил его Никитка, который, когда не боялся неизвестно чего, бывал очень рассудительным человеком.
– Что ты этим хочешь сказать? – не унимался Валерка.
– Ничего. Сказал то, что сказал.
Мишка поднял руку, прекращая спор:
– Хорош базарить!
– Мы не базарим, а перетираем тему, – заметил Лешка, стараясь выражаться так, как выражаются матерые рецидивисты в бандитских сериалах.
– А что это за дальние пещеры? – спросил Ник.
Ему объяснили, что они начинаются там, где кончается самая большая пещера подземелья. В этой пещере, пещере камней и теней, нет ничего, кроме камней и теней, там очень причудливо и даже красиво, если днем. А дальше есть еще пещеры, вернее, лабиринты, не выкопанные людьми, а образованные самой природой. Что там находится, неизвестно, но их охраняют солдаты.
– Ясно, – сказал Ник. – Вот туда и пойдем.
– За других решать не надо! – осадил его Мишка.
– А у тебя есть другие предложения?
– Нет. Но, может, остальные не поддержат?
Однако остальные поддержали.
И они отправились в дальние пещеры.
Шли сначала лесом. Над головой высились деревья, над деревьями мерцали звезды и светила луна. Впрочем, Ник понимал, что звезды и луна – не настоящие. Да и деревья тоже, наверно, искусственные, какими они бывают в парниках и оранжереях. Ник помнил, что без солнечного света ничего расти не может, но тут ведь растет. Значит, БГ или те, кто обустраивал с самого начала это подземелье, синтезировали солнечный свет. Можно спросить, так ли это, но Ник не хотел, чтобы его приняли за неуча.
Выбрались из леса, перешли через мелкий ручей.
И вот она, пещера камней и теней, вся усыпанная большими валунами и мелкой галькой. И каждый валун, каждый камень отбрасывал причудливые длинные тени – потому что свет проникал сюда косо; казалось, за камнями кто-то прячется.
Страбыты медленно шли, внимательно глядя во все стороны. Ник был впереди, рядом с Мишкой. Он с удивлением чувствовал, что совсем не боится. Хорошее лекарство вколол ему профессор, надежное. Он посматривал на страбытов, на их напряженные лица, ему захотелось их подбодрить.
– Ничего, пацаны! – сказал он. – Ну, допустим, схватят нас. Не расстреляют же на месте!
– Это неизвестно, – сказал девчонкофоб Женька, который был озабочен больше других, имея две задачи – обходить камни и сторониться при этом рыжеволосой Машки, чтобы не подумали, что он к ней клеится. – Тут люди иногда пропадают насовсем. Куда деваются? Никто не знает.
– Помолчи! – приказал Мишка, не желавший, чтобы страбыты были напуганы этими словами. Да и сам не хотел пугаться.
– Тихо! – прошептал Ник.
Он услышал голоса.
Тенями скользя в тенях камней, страбыты приблизились ко входу в дальние пещеры. Вход был один, а потом шли разветвления. Сейчас здесь проводилась смена караула: командир сменял одного солдата другим и давал остающемуся наставления. Солдат четко отвечал: «Есть!» Командир при этом не говорил ничего нового, а повторял те указания, которые он давал изо дня в день. Нормальной человеческой необходимости в них нет, зато есть необходимость армейская: если не повторять одно и то же, то, во-первых, солдаты могут не запомнить, а, во-вторых, в армии тогда, возможно, просто нечего будет делать.
Командир со сменившимся постовым ушел, а оставшийся сел на плоский камень, поставил автомат рядом, зевнул, оперся спиной о стену и, похоже, вознамерился вздремнуть. Мишку это навело на мысль.
– Пусть заснет. И мы тогда спокойно пройдем.
Стали ждать.
Часовой не шевелился – будто заснул сразу же, как только закрыл глаза.
– Пора, – сказал Ник.
– Постой.
Мишка взял мелкий камешек, кинул, тот с легким стуком упал неподалеку от часового. Он тут же открыл глаза, схватил автомат, вскочил и начал прислушиваться и вглядываться. Так он стоял довольно долго. Потом посмотрел вверх, на свод пещеры. И наверное, решил, что камешек упал оттуда.
Сел, поставил автомат между ног, опять закрыл глаза и прислонился к стене.
– Вот тебе и пора! – прошептал Мишка.
Тут Ник вспомнил, как они в школе обманывали охранников. Директор, человек экономный, возложил на охранников за небольшую дополнительную плату обязанность следить за тем, чтобы никто из школьников не проходил без сменной обуви. Он был человек старой закалки, сам учился в школе, окруженной новостройками и непролазной, оставшейся после строительства грязью, без сменной обуви там обойтись было невозможно. И то, что эта школа окружена асфальтовыми дорожками и лужайками, а многих учеников привозили на машинах прямо к крыльцу, он не хотел брать в расчет.
– Школа – второй дом, а дома же они у вас переобуваются! – обосновывал он свои требования на родительском собрании.
Выяснилось, правда, что некоторые дома не переобуваются, но директор не отступился от своих требований.
Так вот, чтобы проскользнуть мимо охранника и не тратить время на канительное переобувание, выбирали того, у кого почему-то была сменная обувь, и тот вдруг падал перед носом охранника, будто его кто-то толкнул, и кричал:
– Ой! Я, кажется, ногу подвернул! Отведите меня в медпункт, пожалуйста!
Охранник, чуя подвох, осматривал и ощупывал ногу, пострадавший очень натурально корчился и вскрикивал. Охранник, поверив, говорил:
– Пусть тебя товарищи отведут.
– Мы не сумеем! – не соглашались товарищи. – Он вон какой большой! Мы ему ногу совсем доломаем, а вы отвечать будете!
Охранник не хотел отвечать за чью-то сломанную ногу и вынужден был вести симулянта в медпункт. Естественно, двух-трех минут его отсутствия хватало всем, кто был без сменки.
Но этот номер годился только один раз, а потом придумывали что-то новое. Например, кто-нибудь кричал: «Пожар! Пожар!» Действовало безотказно.
Ник, вспомнив все это, предложил:
– Его надо отвлечь. Ведь может кто-то сюда просто забрести? Забрел, ногу подвернул. Изобразить и попросить, чтобы он отвел в больницу.
– Не отведет, – сказал Мишка. – Караул вызовет. Но насчет отвлечь – мысль хорошая. Ничего не надо изображать. Надо кому-то потихоньку отойти в сторону, а потом там немного пошуметь. Он обязательно подойдет и посмотрит – хотя бы из любопытства.
– Кто будет шуметь? – поинтересовался Валерка.
– Да уж не ты, – ответил ему хитроумный Мишка.
– Почему это не я? – тут же обиделся Валерка. – Я что, не сумею?
– А сумеешь?
– Конечно!
– Ну, давай тогда.
И Валерка ящерицей скользнул в сторону. Отдалившись от товарищей на приличное расстояние, он начал шуршать ногами по гальке, потом из-за валуна высунулась его голова и тут же исчезла.
– Кто там? – спросил часовой.
Молчание, тишина.
– Стрелять буду! – пригрозил часовой, хватая автомат.
Но стрелять не стал, а медленно пошел в ту сторону, где слышался шум. При этом постоянно оглядывался, и не было никакой возможности выскочить и добежать до входа.
Он был в двух шагах у камня, и тут Валерка не выдержал. Он встал с поднятыми руками и закричал: