— Не проблема! — воскликнул Глеб, беря себе самый большой кусок. — Ты давай сюда все, что тебе жалко. Мы с удовольствием поможем.
— Очень вкусно, — похвалил Юрасик, откусив от пирога. — Ты готовишь прямо как моя бабушка.
— Ну, кто-то отлично ведет хозяйство и печет пироги, а кто-то превосходно мусорит, пачкает тарелки и виртуозно эти пироги поедает, — сказал Глеб. — Каждому свое.
— Неправда, — откликнулся Юрасик, поняв, что он намекает на него. — Я вчера, например, помыл посуду.
— С ума сойти! — восхитился Глеб. — Ты прямо мастер Самоделкин! Бабушка в обморок не упала?
— Да никто даже не заметил. Все бродят по дому как тени.
— А ты чего хотел за свой подвиг? Бурных оваций и статуэтку «Оскара»?
— Когда я мою посуду, этого тоже никто не замечает, — успокоила его Лена. — И через час — снова полная раковина. Как я хочу в нормальный календарь!
— А что, там посуду мыть не надо? — спросил Глеб.
— Там мама вернется от папы, — пояснила Лена. — Но ведь недолго осталось ждать, правда, Юр? Уже завтра мы что-то придумаем?
— Послезавтра, — ответил вместо него Глеб. — И то при условии, что профессор поверит.
— Он поверит! — пылко воскликнул Юрасик. — Только почему послезавтра?
— Завтра — день смерти, — напомнил Глеб. — Ему будет не до того.
Юрасик задумался, потом произнес с отчаянной решимостью:
— Завтра я не дам ему умереть.
Лена и Глеб посмотрели на него с удивлением.
— Как это — не дашь? — поинтересовался Глеб. — Это был несчастный случай?
— Нет, у него отказало сердце. Но я все равно могу ему помочь, — заторопился Юрасик, чтобы никто не смог его перебить. — Это я виноват, что он умер. Я должен был находиться дома. А я ушел. Да еще ключ забыл. Вернулся, позвонил — мне никто не открыл. Я подумал, что дед вышел куда-нибудь, и сидел целый час на лавке, ждал, пока родители и бабушка приедут с дачи. А потом мы вошли и увидели, что он на полу, в кухне. Простить себе не могу, что ушел.
— А что ты сможешь сделать? — осторожно спросила Лена.
— Я останусь дома и вызову скорую. И его спасут! Он будет жить, — сказал Юрасик, не глядя на нее.
— Зачем все это? — спросил Глеб. — Мы и так сможем с ним общаться. Мы же движемся назад.
— Как ты не понимаешь? Если я его спасу, он останется жив. И когда мы вернемся, у меня снова будет дед.
— Не будет. Мы отсюда ничего не можем изменить в нашей реальной жизни.
— Откуда ты знаешь? — Юрасик поднял голову. — А вдруг можем?
Он смотрел так умоляюще, что Глебу ничего не оставалось, как пожать плечами. И правда, кто это может знать наверняка? С этим обратным календарем вообще ничего не понятно.
— Только скорую надо вызывать из Абинска, — сказала Лена. — В наших, местных, нет никакого оборудования. Мне мама говорила.
— Из Абинска она будет долго ехать, — возразил Юрасик.
— А наша ничего сделать не сможет.
— Вот если бы вызвать заранее… Только я не знаю точного времени. Вдруг они приедут слишком рано? Что я им скажу? Подождите немного, ему скоро станет плохо?
— Знаете что? — оживилась Лена. — Нужно позвать какого-нибудь знакомого врача! Чтобы он был рядом, когда случится сердечный приступ. Врач сможет оказать первую помощь и продержаться до приезда неотложки.
— Да, хорошо бы. Только у меня нет знакомого врача, — печально покачал головой Юрасик. Лена повернулась к Глебу:
— А вот у Глеба есть.
— У меня? — удивился тот. — Откуда?
— А Вера?
— Какая Вера?
— Та самая, — многозначительно сказала Лена. — Которую мы видели в парке с твоим отцом. Ведь она врач?
Глеб поперхнулся от неожиданности:
— А она здесь при чем?
— Надо попросить ее посидеть у подъезда, а когда профессору станет плохо, она поднимется и поможет ему.
— Ты рехнулась? Что за бредовая идея?
— А почему нет? — спросил Юрасик, хватаясь за эту «бредовую» идею как за соломинку. — Она же может сделать нужный укол?
— Нет, — категорично заявил Глеб.
— Почему?
— Я к ней не пойду.
— Почему не пойдешь?
— Не пойду и все!
— Глеб, ну пожалуйста. — Глаза Юрасика загорелись надеждой. — Попроси ее.
— Я не могу, — мрачно сказал Глеб и отвернулся.
— Это мой единственный шанс. Я должен хотя бы попытаться.
— Ты глухой? Говорю же — не могу! Придумай что-нибудь другое.
— А если я один не справлюсь? Он снова умрет. И снова из-за меня. — Голос у Юрасика дрогнул.
— Елизаров, ну будь ты человеком! — не выдержала Лена. — Ну что ты его мучаешь? Трудно тебе, что ли? Чурбан бесчувственный!
— Да вы не понимаете, о чем просите! — Глеб вскочил, опрокинув стул. Я не могу к ней подойти! Это просто невозможно! После того, что я сделал!
— Тише! — шикнула на него Лена. — Чего буянишь? Сядь.
Глеб поднял стул и сел на него верхом в стороне от стола.
— Это та самая история, из-за которой у тебя с отцом не очень хорошие отношения? — догадался Юрасик. Глеб угрюмо взглянул на него:
— Она со мной и разговаривать не захочет. Так что тут я тебе не помощник.
— А нельзя как-то… ну, прощения попросить, что ли? — предложила Лена, кидая косые взгляды на поникшего Глеба. Тот невесело усмехнулся:
— Прощения… Они собирались пожениться, год назад, в Вольске. Я пришел к ней утром и сказал, что, если она сегодня появится в загсе или расскажет отцу о нашем разговоре, я спрыгну с крыши ее девятиэтажного дома.
— А она что? — потрясенно спросила Лена. У Юрасика вообще не нашлось слов, он смотрел на Глеба, будто видел его в первый раз.
— А она не пришла в загс. И перестала общаться с отцом, сменила телефон. Он думал, что она бросила его прямо в день свадьбы. Они расстались.
— Ну как она поверила, что ты можешь это сделать?
— Не знаю. Может, и не поверила, но не хотела рисковать. Но в тот момент я и сам себе поверил. Я очень не хотел этой свадьбы. Что, Зюзина, можно за такое просить прощения?
За столом воцарилась тишина. Лена и Юрасик никак не могли переварить услышанное. Им, конечно, было знакомо такое понятие, как подлость. Низкие и гадкие поступки совершали плохие парни в кино и книгах. Но чтобы вот так, в реальной жизни, кто-то из знакомых намеренно сотворил подобную гнусность? Тем более их одноклассник, которого, как им казалось, они хорошо знали…
— Мой отец, — вновь заговорил Глеб, хотя его уже ни о чем не спрашивали, — два месяца ходил весь черный, ничего вокруг не замечал. И меня тоже. А потом он все узнал, наверно, они случайно встретились. И стало еще хуже. Потому что они все равно теперь вместе. А я один.
Лена с жалостью посмотрела на несчастного и растерянного Глеба. Это было так непривычно, что у нее возникло желание погладить его по голове.
— Но можно же попытаться все исправить, — осторожно проговорила она. — Каждый может совершить ошибку. Но если человек искренне раскаивается, его обязательно простят.
— А ты простила бы? — Глеб поднял глаза на Лену.
— Конечно.
— Даже если бы была очень-очень обижена на кого-то и не хотела его видеть?
— Да.
— Тогда почему ты не можешь простить бабу Липу? Она ведь искренне раскаивается.
Лена уставилась на Глеба, открыв рот от изумления.
— Что, других учить легче? — усмехнулся тот.
В эту минуту неожиданно задребезжал будильник, о котором все уже забыли. Лена, Юрасик и Глеб впились взглядом в циферблат и сидели не шевелясь целую минуту, пока не стих звон. Потом посмотрели друг на друга. Все были на месте. Никто не исчез. Будильник показывал уже одну минуту первого.
— Ну что, господа ученые, — нарушил молчание Глеб. — Наш эксперимент завершился провалом. Мы все здесь, а значит, дело вовсе…
8 мая 2013, среда
В десять часов раздался звонок в дверь. Отец как раз обувался в коридоре, собираясь в магазин.
— Глеб! — крикнул он. — К тебе гости. Закрой за мной, я ушел.
Удивленный Глеб вышел из комнаты. На пороге стояла запыхавшаяся Лена.
— Мы вчера не договорили, — сказала она. — Я тороплюсь, мне сегодня на работу раньше надо. Так ты сделаешь это или нет?
— Что сделаю?
— Ты знаешь что.
— Я вчера уже все объяснил.
— Но попытаться ты можешь? Дело ведь серьезное. Я сейчас была у Юры, у них пока все хорошо. Он сказал, что время смерти — примерно три часа дня. Врачи так написали. Но приступ может начаться и раньше. Я, как освобожусь, приду к его подъезду. А ты придешь?
— Что мне там делать? Я не врач.
— Но он твой друг.
— У меня нет друзей.
Лена в упор посмотрела на Глеба и холодно сказала:
— И, скорее всего, никогда не будет. Какой же ты гад, Елизаров!
Глеб закрыл за ней дверь и в смятении заходил по комнате. Лена задела самое больное место и вновь разворошила сомнения, от которых он пытался избавиться уже два часа, с тех пор как проснулся. Незадолго до ее прихода он почти убедил себя, что все обойдется и так, без его участия, что неотложка приедет вовремя и профессора спасут. Он был согласен помочь Юрасику, но каким-нибудь другим способом, менее мучительным. Без Веры. Ну не может он с ней встречаться после всего, что было! Как они этого не понимают? С какими глазами он к ней подойдет? Что скажет? «Прости, я больше не буду»?
Глеб никогда в жизни не просил прощения. С малых лет он упрямо стоял в углу по нескольку часов, и отец сдавался первым. Он выпускал сына, так и не дождавшись заветных слов. А однажды отец, сильно разозлившись на что-то, решил проявить характер и оставил его в углу на всю ночь. Глеб проспал в углу до утра, свернувшись калачиком на полу, но прощения так и не попросил. И это были простые детские шалости, незначительные проступки. А как назвать то, что он сделал Вере? Как просить о помощи человека, с которым так поступил?
Помаявшись несколько минут, Глеб позвонил Юрасику. Тот взволнованно доложил, что дед чувствует себя великолепно и сейчас работает у себя в кабинете. А у него, Юрасика, уже наготове телефоны местной и городской неотложки. И еще открыто много страниц в интернете на тему «первая помощь при сердечном приступе».
— Ну, ты это… держись, — неловко пробормотал Глеб. — И удачи тебе.
— Спасибо. Я обязательно справлюсь, — с тихим отчаянием сказал Юрасик. — Я должен.
Он отключился. Глеб постоял не двигаясь, затем быстро собрался и выбежал из квартиры. Он несся во весь опор в сторону поликлиники, боясь остановиться даже на мгновение, чтобы не передумать. Но, едва завидев нужное здание, осознал всю нелепость и бесполезность своей затеи и встал как вкопанный. Он не мог туда пойти. Никак не мог.
Глеб повернул обратно. Он шел, едва передвигая ноги. В его мозгу мелькали картины, лихорадочно сменяя друг друга: вот Юрасик бестолково крутится возле упавшего деда, пытается дать ему воды, вот он звонит в скорую, а ему чужой бесстрастный голос отвечает, что машин нет. Вот Юрасик понимает, что дед уже не дышит, и сидит рядом, бессильно сгорбившись, а на полу валяется ненужный больше стакан.
Глеб резко развернулся и снова рванул к поликлинике. Он уговаривал себя, что только посмотрит в холле расписание врачей. И если окажется, что Вера сегодня не работает, его миссию можно считать завершенной. А что? Его просили попытаться, он попытался. А ее домашнего адреса он и в самом деле не знает.
Ему не повезло. Вера была на работе. Она как раз сегодня принимала пациентов в качестве дежурного врача. Только почему-то ни одного пациента в коридоре не было. Наверное, на майские праздники жители поселка предпочитали болеть на дачах. Глеб долго сидел в коридоре перед кабинетом, собираясь с духом. Потом доковылял негнущимися ногами до двери, глубоко вдохнул, как перед прыжком в воду, и вошел.
Вера сидела за столом и что-то писала в одной из медицинских карт. Услышав звук открывающейся двери, она машинально подняла голову и посмотрела на посетителя.
Их взгляды встретились. Глеба словно ошпарило кипятком изнутри, и кровь бросилась в лицо. Он давно не видел Веру так близко, с того самого дня — дня несостоявшейся свадьбы. Но стоило ему взглянуть ей в глаза — и словно не было этого долгого года. Только вчера он стоял перед ней с гадкой усмешкой и диктовал свои условия. А она, в светлом праздничном костюме, беспомощно теребила свадебный букетик и не замечала осыпающихся на пол цветов. Он говорил, будто плевался ядом, и с каждым его словом ее лицо теряло человеческие черты и превращалось в камень. Он тогда не думал о ее чувствах, он с наслаждением топтал поверженного врага. Но сейчас ему стало мерзко от самого себя.
— Что тебе надо? — спросила Вера, не спуская с Глеба настороженных глаз. — Ты и здесь меня выследил?
Глеб ничего не ответил. Ему было нехорошо. Ноги ослабли и тряслись противной мелкой дрожью, мокрые ладони постоянно приходилось вытирать о джинсы, в ушах стоял странный гул.
— Что ты от меня хочешь?! — воскликнула Вера дрожащим от гнева голосом. — Что я должна сделать на этот раз? Уехать? Что ты опять задумал, маленькое чудовище? Ты понимаешь, что ты не даешь нормально жить своему отцу?
Глеб облизнул пересохшие губы. Его мутило, как будто он перекатался на каруселях, и все звуки доходили до него как сквозь вату. Он бессильно сполз по косяку вниз и закрыл глаза, чтобы унять тошноту. Глеб пытался взять себя в руки, собраться с силами и встать, но у него ничего не получалось. Вдруг в нос ему ударил резкий запах, он отпрянул в сторону и открыл глаза.
— Это нашатырный спирт, — сказала Вера, протягивая ему мокрую ватку. — На, еще понюхай.
Глеб отрицательно замотал головой. Эта гадость прошибла его насквозь, от носа до макушки. Но голова, как ни странно, прояснилась, и тошнота отступила.