Вечером позвонил Ален и пригласил нас завтра погулять по ночному Парижу.
— И Степаниду возьмите с собой, мы не очень поздно пойдем, пусть полюбуется, а то так и уедет, не увидев этой красоты. А Поль возьмет с собой братишку, ему тоже тринадцать лет, вполне годится ей в кавалеры.
— Отлично придумано, — обрадовалась я. В самом деле, мы днем так выматываемся, что вечером хватает сил только поесть и завалиться спать, а это, согласитесь, бездарно!
Матильда тоже пришла в восторг. А Степке мы пока про кавалера решили ничего не говорить. А то кто ее знает, вдруг она будет недовольна?
Степанида позвонила Маше, но наткнулась на автоответчик. Потом звонила еще несколько раз. То же самое. Она попросила Машу позвонить ей, но та так и не позвонила. Вероятно, обиделась все-таки. И лишь утром Степанида наконец застала ее. Они поговорили о том о сем, а потом я взяла трубку.
— Маша, здравствуй! Ты что, обиделась на меня?
— Нет, почему? — неуверенно отозвалась она.
— Маша, я обещала все тебе рассказать, только не хотелось бы по телефону, — вдруг сообразила я. Что, если их телефон прослушивается? Теперь все бывает. Она, кажется, поняла меня. — Маша, хочешь, приходи к нам!
— Спасибо, с удовольствием.
Я объяснила ей, как нас найти. Она пришла, несколько ошарашенная роскошью дома. И в квартире озиралась с удивлением и любопытством. Но ничего не спросила.
— Маша, я сейчас расскажу тебе все, а потом вы со Степкой свободны как ветер часов до пяти. — И я выложила ей то, что с нами вчера произошло. — А как вел себя твой дядя? — поинтересовалась я, закончив рассказ.
— Он вчера поздно вернулся, то есть не поздно, в девять часов, но… В общем, оттуда он пошел не домой, а куда, я не знаю. Только вернулся он хмурый и сказал, что ему придется уехать раньше, чем он планировал. И все. Больше я ничего не знаю. Жалко, что у вас так вышло и вы про дядю ничего не узнали. А может, и не жалко, может, так лучше… — задумчиво проговорила она.
— Не исключено, — отозвалась Матильда. — Иногда лучше знать поменьше…
Маша тяжело вздохнула. Видимо, она очень боялась за дядю.
Мы провели чудесный вечер! Младший брат Поля, Пьер, а попросту Петька, оказался довольно занудным и молчаливым парнем, но это нисколько не испортило нам настроения. Да и Степанида была страшно довольна. Она слегка посмеивалась над Петькой-Пьером, не чувствовала себя обузой для нас и просто-напросто наслаждалась прогулкой, Парижем, вкусной едой, суматохой мировой столицы, толпами туристов, ей было легко и весело, я это видела. Ну и мы с Мотькой тоже наслаждались. Домой мы вернулись во втором часу ночи и сразу завалились спать. Решено было с утра никуда не таскаться, а подготовиться к поездке в «родовое поместье». Мотька, конечно, дергалась, что подарить такому человеку, но я сказала, что мы едем вместе и вполне достаточно будет, если мы вместе и подарим ему последний дедушкин диск с песнями Шуберта и запись «Дона Карлоса».
— А дед тебя не заругает? — спросила Степанида.
— Нет, я ему свои подарю, а потом попрошу деда возместить мне утрату! — засмеялась я.
На том и порешили.
Глава IX
РОДОВОЕ ПОМЕСТЬЕ
«Родовое поместье» находилось примерно в часе езды от Парижа, но мне эта дорога показалась вдвое длиннее из-за непрестанной восторженной болтовни Оксаны Семеновны. Сначала я еще прислушивалась из вежливости, а потом перестала. Куда интереснее было наблюдать за Степанидой, которая не отлипала от окна, время от времени изумленно оглядываясь на Оксану Семеновну. «И что она, помолчать не может?» — было написано на выразительной Степанидиной мордашке.
Но вот машина остановилась у красивых ворот, за которыми находился весьма обширный сад, вернее, даже небольшой парк. Мы вошли, и нашим глазам представилось поистине очаровательное зрелище. Двухэтажный дом, сложенный из серого камня, с белыми окнами (на первом этаже это были сплошь окна-двери), и весь увитый плющом. А перед домом на просторной лужайке расставлены столики под пестрыми зонтами и белые кресла. Между ними ходили люди, нарядно одетые, я насчитала человек двадцать пять.
— Мамыньки, я такое только в кино видала, — прошептала Степанида. — Обалдеть!
— Да, не слабо, — согласилась с нею Матильда.
— О боже! С ума сойти! Вот уж поистине французское жилище! Юрий Петрович, ты видел что-нибудь подобное? Везет же людям! — восклицала Оксана Семеновна.
И тут откуда ни возьмись появился виновник торжества.
— А, гости дорогие, прошу, прошу! Располагайтесь, чувствуйте себя как дома! Я ни за кем не ухаживаю, никого не угощаю, все на столах! Ксюша, проследи, будь так добра, чтобы девочки не остались голодными!
— Тимофей Михайлович, — сказала я, — мы не знали, что вам подарить, и вот решили… Раз вы поклонник деда…
Я протянула ему наши дары. Он обрадовался, и даже, кажется, искренне.
— О! Я еще не видел этого диска! Спасибо! Большое спасибо! Весьма тронут! А это и есть ваша кузина? — обратился он к Матильде.
— Да. Ее зовут Степанида.
— Степанида? Очаровательно! Ну что ж, очень рад… И, повторяю, будьте как дома.
— Ася, я есть хочу! — заявила Степанида, когда хозяин дома отошел. — Только ты мне скажи, как тут полагается…
Я взяла ее за руку, и мы втроем подошли к столу, уставленному всякими яствами. Я сунула ей в руки большую тарелку.
— Ну, Степка, что тебе положить?
— А я знаю? Тут столько всего… — растерялась она.
— Запросто можешь перепробовать все, но постепенно… С чего начнем?
— А вот это что?
— Это лангусты, что-то вроде крабов, но вкуснее. Положить?
— Угу.
Я навалила ей на тарелку много всякой всячины, налила в высокий стакан апельсинового сока и усадила за маленький столик.
— Питайся, Степка!
— А вы?
Мы с Матильдой переглянулись и поняли, что дали маху. Чтобы продержаться до позднего вечера, не взяв в рот ни крошки хозяйских яств, надо было поесть дома, а мы, дурищи, не сообразили. При виде всей этой вкусноты у нас потекли слюнки. А в довершение всего к нам подошел хозяин дома и сказал:
— Девочки, что ж вы ничего не едите? Нехорошо! Очень рекомендую вот эти вафли с сыром! Попробуйте, попробуйте!
Ничего не попишешь, пришлось пробовать вафельные трубочки с острым сыром. Они и впрямь оказались восхитительными. Но уже съев по вафле и тем самым нарушив запрет, не имело смысла поститься, и мы воздали должное кулинарным изыскам.
— Вкуснотища! — с полным ртом проговорила Степанида. — И вообще, мне тут нравится! И этот Холщ… он тоже ничего, симпатичный!
К счастью, Оксана Семеновна от нас отвязалась. Она сейчас терзала какого-то пожилого человека, который слушал ее с рассеянной улыбкой, время от времени кивал, но, по-моему, думал о чем-то своем. А Юрий Петрович с тарелкой расхаживал по саду.
Насытившись, Степанида спросила:
— А теперь чего?
— А теперь, — засмеялась Мотька, — веди светскую жизнь!
— Как это? — растерялась Степанида.
Мы с Мотькой расхохотались.
— Издеваетесь? Да?
— Что ты, Степка! Просто мы и сами не очень знаем, что тут делать, — призналась Мотька. — Гости почти сплошь французы, и не поговоришь… Но до чего дом красивый, мечта просто…
— Да.
— И сад… Вот будешь подружкам в Москве рассказывать, не поверят.
— Ой, остолопка! — хлопнула себя по лбу Степанида и полезла в сумочку. Оттуда она достала маленький фотоаппарат.
— Гениально! — воскликнула Мотька. — Это надо сфотографировать!
Теперь Степанида была при деле!
— Степка, а у тебя на пленке еще много кадров? — спросила Матильда.
— Ага!
Она нащелкала немало кадров, запечатлевших дом, сад, гостей.
— Аська, — ахнула вдруг Матильда, — ты посмотри, какое чудо!
Я глянула туда, куда указывала Мотька. Под кустом на траве сидела кошка такой красоты, что захватывало дух. Светло-палевая, с темным хвостом и лапками, пушистая, мордочка у нее тоже была темная, а глаза темно-голубые, прозрачные. И еще она была до ужаса обаятельная, эта пушистая красавица.
— Матерь божья! — вздохнула Степанида. — Бывает же… Я должна ее снять.
Кошка, видимо, нисколько не боялась людей и позволила себя сфотографировать. Она сидела и словно бы наблюдала за людьми.
— Боже мой! Юрочка, посмотри, что за восторг! Какая кисонька! — донесся до нас голос Оксаны Семеновны. — Эта порода называется колорпойнт! Изумительно! Погляди, сколько в ней загадочности. Какая таинственность! И какое совершенство!
И она двинулась к кошке, протягивая руки. Но кошка, похоже, не жаждала более близкого знакомства с восторженной дамой и скрылась в кустах.
— Какая жалость! Мне так хотелось ее погладить, — расстроилась Оксана Семеновна.
И вдруг я заметила на дорожке, ведущей от ворот к дому, новых гостей. Их было двое. Потрепанного вида мужчина и красивая нарядная женщина. Они остановились, обводя глазами собравшихся. И тут же к ним устремился хозяин дома. Поцеловав руку женщине, он поздоровался с мужчиной. Женщина вручила ему какую-то коробку и, улыбнувшись, направилась к группе гостей. А Холщевников остался на дорожке с мужчиной, лицо которого показалось мне смутно знакомым. Почему-то я решила, что ему неприятен этот визит. По-видимому, гости были незваные. Интересно! Я не сводила с них глаз. Эх, послушать бы, о чем они говорят. Но это было исключено!
Степанида тем временем пыталась догнать кошку. Она влюбилась в нее с первого взгляда и больше всего на свете хотела взять ее на руки. Но кошка, видимо, вовсе не стремилась к этому, она юркнула в кусты и исчезла. Степанида полезла за нею, но напрасно. Поплутав по кустам, девочка решила, что с нее хватит, и так уже локоть ободрала о какую-то колючку. И не только локоть ободрала, как выяснилось, но и зацепилась за нее рукавом. Она попробовала отцепиться, но это удалось ей далеко не сразу. Она боялась напороться еще на что-нибудь, и потому приходилось действовать осторожно. Не хватало только разорвать красивую блузку! И тут до нее донеслись голоса. Мужские. Говорили по-русски! Она невольно прислушалась.
— …и нечего было сюда являться!
Степанида узнала голос Холщевникова. И нутром поняла, что разговор будет непростой. Она замерла.
— Это тебе, Тимоша, так кажется, у меня на этот счет совсем другое мнение! А день рождения, согласись, отличный предлог!
— Что тебе нужно? Говори!
— Как будто ты не знаешь, что нужно бедному эмигранту от богатого наследника и удачливого предпринимателя. Ты ведь у нас богатый и удачливый, верно?
— Ты хочешь сказать, что тебе нужны деньги?
— Ты не только богатый и удачливый, ты еще и догадливый!
— Но с какой это стати я должен давать тебе деньги? Если ты просишь милостыню, изволь…
— О нет, я не нищий! Я бедный, но не нищий, и у меня хватило средств и ума, чтобы иметь возможность предложить тебе некий товар…
— Товар? Надеюсь, ты не связался с наркотиками?
— Я? С наркотиками? Боже упаси!
— Тогда что это за товар?
— Видишь ли, Тимоша, я человек творческий, и меня немного смущает то обстоятельство, что… как бы это поизящнее выразиться… Боюсь, ты можешь обвинить меня в плагиате…
— Послушай, Борис, мне это начинает надоедать! Будь проще! В чем дело?
— Дело, друг Тимоша, в том, что я, подобно незабвенному Остапу Бендеру, собрал на тебя досье…
— Что?
— Досье, пухленькое такое, подробненькое досье, где говорится если не обо всех, то об очень многих твоих художествах. И, как Остап Бендер, хочу получить за него свой миллион. Всего один миллион. Но, разумеется, не долларов, не рублей, а евро! Миленьких таких бумажек. Это ведь недорого, верно?
«Ну ни фига себе, — подумала Степанида. — Только бы меня не заметили!»
Холщевников молчал.
— Тимоша, что же ты молчишь, дорогой? Ты подавлен? Тебе жалко миллиона? Да что для тебя миллион, так, пустячок. А для меня это новая жизнь. Подумай, подумай, пораскинь мозгами, всего какой-то жалкий миллион — и живи себе спокойно! А я уеду далеко-далеко! Я куплю себе домик на каком-нибудь экзотическом острове, положу миллион в банк и буду жить на проценты. Клятвенно заверяю тебя, что ты обо мне никогда больше не услышишь.
— Шантаж, между прочим, — дело уголовно наказуемое! — не слишком уверенно произнес Холщевников.
— Тимоша, брось, ты же сам не веришь в то, что говоришь! Ты, что же, заявишь на меня в полицию? Но это же курам на смех! Если я передам полиции свое, вернее твое, досье, то в благодарность за разоблачение такого матерого преступника, организатора стольких убийств меня не только не осудят, а еще и наградят. И не пытайся меня убить! Досье в надежном месте, и, если со мной что-то случится, его немедленно передадут в полицию. А посему ты должен сдувать с меня пылинки, пока сделка не состоялась. Даю тебе на размышление… Впрочем, нет, ответ ты должен дать мне сейчас.
— Но я должен взглянуть на это досье, что, если это липа?
— Ну нет, это не липа!
— А как ты докажешь?
— Давай завтра где-нибудь в общественном месте встретимся, и я покажу тебе одну, только одну страничку. Думаю, этого будет довольно, чтобы ты раскошелился. Всего одна страничка может потянуть на миллион, так что цени мою скромность!
— А при себе у тебя ничего нет? Что это ты? Показал бы прямо сейчас, может, сразу обо всем и договорились бы.
— Ну нет, тебе сперва надо свыкнуться с мыслью о потерянном «лимоне», а то ты сгоряча можешь предпринять что-нибудь нежелательное. Например, напустить на меня твою охрану. Или отравить…
— Осторожный ты.
— А как же! И не думай, что при завтрашней встрече я не приму мер…
— Хорошо. Где и когда?
— Знаешь улицу Пти-Шан, это недалеко от Национальной библиотеки?
— Знаю.
— Кафе называется «Констанс». Жду тебя в два часа. И советую: возьми с собой денежки. Все будет более чем убедительно!
— Ты хочешь наличные?
— Естественно!
— Но это немыслимо! Собрать наличными миллион евро к завтрашнему дню я просто никак не смогу. Это исключено! В воскресенье все банки закрыты.
— Хорошо, я подожду! Но завтра мы все-таки встретимся, чтобы ты убедился, что я не блефую!
— Хорошо, но, если сделка состоится, какие у меня могут быть гарантии, что тот, кому ты оставил копию, не воспользуется ею?
— Предусмотрено! Когда деньги будут у меня и надежно помещены, я отдам тебе ключ от сейфа, и ты сам заберешь досье. Годится?
— Более или менее. А теперь проваливай! Не желаю видеть тебя весь вечер.
— С удовольствием исчезну. Твое общество не так уж меня привлекает! Только помни — если с моей головы хоть волос упадет…
— Не упадет, не волнуйся!
— Ты понимаешь, Тимоша, а вдруг я попаду в аварию? В обычную, а не подстроенную тобой? Вдруг на голову мне упадет кирпич?
— Что ты от меня хочешь? — уже с истерикой в голосе спросил Холщевников. — Чтобы я приставил к тебе телохранителя?
— Да не волнуйся, я просто так… В порядке шутки. Прощай до завтра, Тимоша! Очаровательную Бланш оставляю тебе.
И он прошел мимо Степаниды. Она узнала его сразу. Это был тот самый человек, которого они видели с Машиным дядей в ресторанчике «У Анриетты».
Холщевников стоял на том же месте, глубоко задумавшись. Степаниде не терпелось вылезти из кустов, побежать к девчонкам, рассказать им обо всем, но она не могла даже пошевелиться. Но вот наконец кто-то по-французски окликнул Холщевникова, и он очнулся. Поднял голову и с улыбкой пошел к гостям. Степанида, забыв о колючке, рванулась и выдрала клок из рукава. Но сейчас ей было не до того. Аська с Мотькой как назло разговаривали с какой-то дамой. Степанида остановилась чуть поодаль, стараясь привлечь внимание Аси. Она так сверлила ее глазами, что та, почувствовав взгляд, стала озираться и тут заметила Степаниду. Извинившись, она бросилась к ней:
— Степка, что с тобой? Где ты рукав порвала?
— Там, в кустах! Ой, Ася, я чего узнала…
— Где, в кустах?
— Вот именно, — зашептала Степанида. — Ася, я их подслушала, нечаянно…