Они еще довольно долго беседовали, пока Степанида занималась хозяйством. Потом она понеслась домой. Встретила ее Матильда.
— Где ты была? — сурово спросила она.
— Мы с Алкой… — начала Степанида.
— Не ври! Я Алку встретила!
— И чего?
— Ничего! Степанида, колись!
— Да я…
— Покажи дневник! — неожиданно потребовала Матильда.
Степанида, облегченно вздохнув, полезла в сумку за дневником. Там все было в порядке. Пятерки и четверки. С точными науками она вполне справлялась сама, а с историей и литературой ей здорово помогала Юлия Арсеньевна, так что дневник она могла предъявить сестре вполне спокойно. Матильда пролистала дневник.
— Странно, — пробормотала она.
— Что странно, Мотя? Что я хорошо учусь? Я разве придурочная?
— Ты не придурочная, нет, но сейчас явно придуриваешься! Говори, где тебя носит? Мне тетя Тася сказала, что ты после школы где-то шляешься, домой поздно приходишь. Что это значит? Говори, Степанида, а не то вместо Парижа в Харьков отправишься. Со мной шутки плохи! Я не для того тебя к себе взяла, чтобы ты с дурной компанией спуталась.
Степанида молчала.
— Что молчишь? Придумываешь, как бы половчее соврать?
— Мотя, ты почему орешь?
— Я не ору!
— Ты попросила показать дневник, думала небось — там одни пары да колы?
— Знаешь, я не уверена, что это не поддельный дневник! Я, пожалуй, завтра в школу наведаюсь, с учителями поговорю! А то с тебя станется!
Степанида расхохоталась.
— Ты чего? — насторожилась Матильда.
— Иди, Мотя, иди в школу! Только потом будешь у меня прощения просить!
— Прощения просить? Интересно, за что?
— За ложные обвинения, вот! Потому что я и вправду хорошо учусь. Я, Мотя, способная, а ты и не заметила.
— Я заметила, еще как заметила! Способности у тебя и впрямь редкие, особенно если вспомнить историю с теми несчастными долларами…
— Сколько можно одно и то же вспоминать! И потом, все ведь хорошо кончилось.
— Ладно, пусть, но только ты мне зубы-то не заговаривай. Куда тебя после школы носит? Имей в виду, я ведь все равно узнаю, у меня тоже как-никак детективный опыт есть, поэтому лучше сама признайся.
Степанида смотрела на нее исподлобья и молчала.
— Не скажешь? Жаль. Я так хотела показать тебе Париж…
— Знаешь, как это называется? — разозлилась Степанида. — Шантаж!
— Ах вот что? Шантаж? А как твое поведение называется, вот что я хочу узнать! И, между прочим, если бы в твоем поведении ничего плохого не было, не стала бы ты так таиться!
— Хорошо, — решилась вдруг Степанида. Париж есть Париж! — Так вот, пусть тебе будет стыдно! Если хочешь знать — после школы я работаю.
— Работаешь? — ахнула Матильда. — Кем?
— Ну, этой… помощницей.
— Помощницей? И кому ты, интересно знать, помогаешь?
— Одной пожилой тетеньке.
— Какой еще тетеньке?
— Я ж говорю — пожилой!
— Степка, ты правду говоришь?
— А то!
— И тебе за это платят?
— А как же! Вот! — Она подскочила к письменному столу, вытащила оттуда зеленую кожаную коробку от подаренных Матильде Олегом швейцарских часов и достала голубой конверт. — Вот, это я заработала!
Матильда пересчитала деньги и вздохнула с облегчением. Денег было немного.
— Степа, но зачем? Тебе что, денег не хватало?
— Хватало. Но я хотела иметь свои, заработанные… — Она чуть было не сказала про компьютер, но промолчала, а то Мотька могла ее не так понять.
— И что это за тетенька?
— Одна знакомая. Такая хорошая…
— Но как ты ее нашла?
Эх, говорить так говорить!
— Мне тетя Липа эту работу нашла!
— Тетя Липа? — ахнула Матильда.
— Да, я ее попросила, и она нашла мне эту работу. Между прочим, она меня поняла.
— И кто эта женщина?
— Ты ее дочку знаешь. Артистку Пивоварову.
— Пивочку? — воскликнула Мотька. — Так ты у ее мамы работаешь?
— Ну!
Мотька пребывала в растерянности.
— И что же ты там делаешь?
— Всего понемножку. Убираюсь, в магазин бегаю, в аптеку, в сбербанк за квартиру платить, на почту… А Юлия Арсеньевна меня всему учит, манерам там разным, говорить правильно, вилку и нож правильно держать. Она… Знаешь, Мотя, она такая хорошая, как родная… Если не веришь, можешь ей позвонить хоть сейчас. Она так за меня обрадовалась, что я в Париж еду…
Мотька улыбнулась.
— Еду?
— Едешь, едешь! — успокоила ее Матильда.
Время летело с бешеной скоростью. Оказалось, что до отъезда надо переделать кучу дел, но Матильда со Степанидой спокойно все обдумали, распределили обязанности и в результате все успели. Более того, Матильда познакомилась с Юлией Арсеньевной. И та наговорила ей столько хороших слов про Степаниду, что Матильда ощутила настоящую гордость за свою двоюродную сестренку.
— Ох, у меня просто камень с души свалился, — призналась она пожилой даме. — А то я уж невесть что думала…
— Нет-нет, Матильда, Стеша на редкость способная и хорошая девочка. Очень добрая… Но одинокая, с комплексами. И читает мало, к сожалению.
— Ничего, это мы поправим! — задорно сказала Матильда. — Она у меня начнет читать, никуда не денется. Я ее допеку за этот месяц. А потом… Вы согласитесь ее обратно взять? — не без робости осведомилась Матильда. — Когда она у вас, я спокойна, а то после Парижа у меня сумасшедшая жизнь начнется. Гастроли и еще… Меркулов хочет ставить со мной «Ромео и Джульетту».
— Матильда, поздравляю, это же чудо!
— Это правда чудо, — кивнула Матильда. — Но работа будет еще та… Я ведь пока еще ничего не умею, одно дело играть современную девчонку, хоть и американскую, и другое дело — Шекспир! Так что Степе я мало времени смогу уделять…
— Не волнуйся, я теперь уж не могу долго без Стеши обходиться, мы с ней привязались друг к другу.
— Спасибо, спасибо вам огромное!
Степанида этого разговора не слышала, она в это время бегала в магазин и на почту. А все ее мысли были только о предстоящем путешествии. Сердце сладко и в то же время испуганно замирало, когда она говорила себе: «Послезавтра я буду в Париже! Обалдеть можно!»
Накануне отъезда ей позвонил Валерка.
— Степка, как дела? Собираешься?
— Собралась уже.
— Волнуешься?
— Ни капельки, — соврала Степанида.
— Врешь. Я ж тебя знаю! Да, кстати, я хотел спросить, про куртку никаких новостей нет?
— Откуда?
— Так я и думал. Мне тут пришла в голову одна мысль…
— Какая?
— Да вот хочу на досуге разузнать, кто такой этот Холщевников.
— На каком досуге? Ты ж на дачу едешь!
— Отъезд на три дня откладывается, там трубу прорвало, пока отремонтируют… Как ты на это смотришь?
— Да никак. Охота тебе, узнавай!
— Как, ты сказала, его зовут? Тимофей…
— Михайлович! Валер, ты один, что ли, будешь этим заниматься?
— Пока один. А там посмотрим. Если дело окажется перспективное, может, Костю привлеку.
— Валер, прошу тебя, если привлечешь Костю, привлеки и Алку, ладно?
— Это еще зачем?
— Сам не понимаешь?
— Она в него влюблена, что ли? — догадался Валерка.
— Ну да. Ой, ее ж тоже на дачу увозят…
— Да погоди, Степа, может, этот Холщевников просто какой-нибудь престарелый актер. Скорее всего даже. Везет же тебе, Степка, в Париж едешь!
— Не говори!
— Вас Олег провожать будет?
— Олег, понятное дело.
— А Мотькина мама?
— Она не сможет. У нее Игорек приболел. А ты почему спрашиваешь?
— Просто так. Ну ладно, Степа, желаю тебе удачной поездки. Да, когда будешь гулять по Монмартру, вспомни про меня.
— По чему гулять?
— По Монмартру. Монмартр — это такой район Парижа, где живут художники. Оперетку знаешь «Фиалка Монмартра»?
— Слыхала вроде…
— Наверняка слыхала. Там еще поют: «Карамболина, Карамболетта, ты светлой юности мечта!»
— А, знаю! — обрадовалась Степанида. — «Карамболина, Карамболетта, у ног твоих лежит блистательный Париж!»
— Молодец, а говоришь, не знаешь. Вот все герои этой оперетки жили как раз на Монмартре. Да, Степка, я желаю, чтобы и у твоих ног лежал блистательный Париж!
— Скажешь тоже! — хмыкнула Степанида.
— Ну не у твоих, так у Мотькиных!
— Валер, ты чего так раздухарился?
— Свобода, Степка, со школой до сентября покончено, это ли не радость?
— Вообще-то да. Ну все, Валер, у меня еще дела всякие.
— До свиданья, друг мой, до свиданья, милый мой, ты у меня в груди, предназначенное расставанье означает встречу впереди!
— Ты больной?
— Почему? Наоборот, здоровый. Я тебе прочитал стихи, а ты, как хабалка, отвечаешь: «Ты больной!» Фу, Степанида, я думал, твоя душа уже распахнута для искусства! Ты что, этих стихов не знаешь? Это же Есенин. Сергей Есенин. Это его самое последнее стихотворение, он его кровью написал, вскрыл себе вены и кровью написал эти стихи, а потом повесился.
— Брешешь.
— Степанида, ты хотя бы слышала про такого поэта — Есенин?
— Конечно! Только я ничего такого не знала… про вены…
— Зато теперь узнала. Кстати, Маяковский про это написал: «Может, окажись чернила в „Англетере“, вены резать не было б причины». Ладно, Степка, вот ты вернешься из Парижа с распахнутой душой, и я научу тебя любить стихи.
— Да чего вы заладили: стихи, стихи? — проворчала Степанида.
— Кто это вы? — полюбопытствовал Валерка.
— Ты да Юлия Арсеньевна.
— Потому что мы оба чувствуем за тебя ответственность и не хотим, чтобы ты выросла недоразвитой.
— А по-твоему, кто стихи не читает, тот недоразвитый?
— В известном смысле.
— Валер, а ты давно стихами увлекаешься? — спросила Степанида, припомнив слова Юлии Арсеньевны о том, что стихи читают влюбленные.
— Да как тебе сказать… уже года три. А что?
— Да нет, так… — разочарованно протянула Степанида.
— Ладно, Степка, счастливо тебе!
— И тебе — счастливо оставаться!
Утром Матильда разбудила ее ни свет ни заря.
— Степка, вставай, а то в Париж опоздаем!
Матильда так и сияла.
— Моть, вон сколько времени еще, а у нас все готово! Могли б еще поспать.
— Ничего, в самолете поспишь!
— Нешто там уснешь?
— А почему бы и нет?
— Страшно.
— Да нет, Степа, можно привыкнуть.
— А ты когда первый раз летела — боялась?
— Боялась, да. Но Аська меня успокаивала. И потом, в самолете было так интересно! Ох, Степка, просто сил уж нет терпеть!
— Ты меня поэтому разбудила?
— Конечно! — счастливо засмеялась Матильда и в ночной рубашке закружилась по комнате.
— А нас кто встречать будет? Аська?
— Конечно! И еще, наверное, Ниночка. Помнишь Ниночку?
— Помню, еще бы не помнить! А у них там чего, дом свой?
— Нет, квартира, но большущая, на целый этаж! А красивая… Ох, как я по Аське соскучилась, мне столько надо ей рассказать…
— Да, так я и знала, вы там целыми днями секретничать будете, а мне что делать?
— Успокойся, все продумано! — засмеялась Мотька. — Днями мы секретничать не будем, только ночами. Когда ты будешь дрыхнуть без задних ног.
— А вы спать не будете?
— Будем, будем! Но немножко меньше.
Когда они позавтракали, Матильда заставила Степаниду одеться и критически ее оглядела.
— Годишься! — сказала она. — Вполне!
На Степаниде были новенькие джинсы и привезенный из Риги модный джемперок красивого золотисто-бежевого цвета, который очень шел к ее карим глазам.
Вскоре позвонил Олег и спросил, готовы ли они.
— Спускайтесь через двадцать минут, — распорядился он, — хотя нет, у вас же чемоданы, я сам зайду. Опять небось соленые огурчики прешь для Игоря Васильевича?
— Пру! — засмеялась Матильда. — С мамой спорить бесполезно!
Игорь Васильевич Потоцкий — Аськин дед, знаменитый оперный певец. В его честь Мотькина мама Александра Георгиевна назвала своего сынишку, которому не было еще и года.
Раздался звонок. Степанида открыла дверь и обомлела. Рядом с Олегом стоял смеющийся Валерка.
— Не ожидала? А я вот решил тебя проводить. А то, думаю, Матильду Олег провожает, а тебя — никто. Ты не против?
— Нет, что ты… — обрадовалась Степанида. — Это клево!
— Ты сегодня нарядная, тебе эта кофточка к лицу.
Степанида вспыхнула. День хорошо начинается, подумала она, и радость ее захлестнула.
— Все, девочки, пора! — напомнил Олег и подхватил их сумки и большой чемодан.
Глава III
ДОЛГОЖДАННАЯ ВСТРЕЧА
Я проснулась и сразу вспомнила — сегодня прилетает Мотька! Мы не виделись почти полгода, и каких полгода! В ее жизни столько всего произошло за это время. Моя любимая подружка Мотька стала настоящей звездой! Но это там, в России, она звезда, а здесь, в Париже, она будет просто Мотькой, как раньше. Я уверена, что она не зазналась, не изменилась. И все в доме радуются ее приезду — и дед, и Ниночка. Однако с Мотькой приедет Степанида, та еще штучка. Мы с нею, правда, давно помирились, но все-таки неизвестно, чего от нее можно ожидать. Но все же я и ей очень рада.
Зазвонил телефон. Это Ален.
— Стася! Ты готова?
Встречать Матильду мы поедем с Аленом. Дед и Ниночка сейчас в Испании, там в Севилье у деда концерт и два спектакля. Он поет дона Базилио в «Севильском цирюльнике».
— Буду готова через полчаса! — ответила я Алену.
На восемнадцатилетие ему купили машину. И дед успокоился. Он почему-то просто сходил с ума, когда Ален возил меня на своем мотоцикле.
— А Поль поедет?
— А как же! Он Матильду никак забыть не может!
Поль — товарищ Алена: прошлым летом, когда Мотька гостила у меня в Париже, он ухаживал за нею. Она, правда, осталась к нему равнодушна, но, думаю, все-таки будет рада его видеть.
— Стася, через полчаса спускайся, мы будем внизу.
— Договорились!
Я быстренько привела себя в порядок и выбежала на кухню, где мадам Жюли готовила что-то для торжественного завтрака. Когда дед с Ниночкой в отъезде, мадам Жюли остается ночевать у нас. Раньше мне это доставляло массу неприятностей, поскольку я не умела говорить по-французски, но за полтора года в Париже я стала говорить совершенно свободно, но, как уверяет Ален, только с легким акцентом, и теперь мы с мадам Жюли живем душа в душу. Хотя, конечно, это вам не тетя Липа!
Я выпила стакан сока и съела тост с сыром.
— А кофе? — спросила мадам Жюли.
— Спасибо, не хочется. А чем это так вкусно пахнет? — полюбопытствовала я.
— Это будет соус с базиликом.
— Соус? А к чему?
— К телятине, — невозмутимо отозвалась мадам Жюли.
— Просто слюнки текут! Ну все, мадам Жюли, я побежала!
— Ася, а ты уверена, что хочешь жить в одной комнате с Матильдой?
— Еще бы!
— Но, может, лучше было бы кузин поселить вместе?
— Нет-нет! Они всегда вместе, а мы с Матильдой так редко видимся.
— Боишься, что днем вы не успеете наговориться?
— Вот именно!
Я выскочила на свою любимую авеню Виктора Гюго, и тут же к дому подкатил красный «Пежо» Алена. Я прыгнула на сиденье рядом с ним. Поль сидел сзади.
— Послушай, Стася, а что мы будем делать с этой девчонкой, Матильдиной кузиной? — спросил Поль. — Она же будет под ногами путаться. Например, вечером мы могли бы пойти потанцевать, а как быть с нею?
— Да, это задачка! — засмеялся Ален. — Я как-то об этом не думал.
Сказать по правде, я тоже не думала об этом. Но, зная характер Степаниды, я поняла — это может стать проблемой.
— Значит, мы пойдем сегодня в такое место, куда можно взять и ее.
— Интересно, что это за место? — хмыкнул Поль.
— К примеру, в театр!
— В театр? Но она же по-французски ни в зуб ногой! — напомнил Ален. — Бедняжка просто сдохнет с тоски. Как, впрочем, и мы.
— Ничего, я все придумал! — засмеялся вдруг Поль. — Мы должны до вечера так ее умотать, чтобы часам к десяти она уже с ног валилась. Пусть детка сладко спит под присмотром мадам Жюли, а мы спокойно пойдем танцевать.