— Правильно! — обрадовался Ален. — Дешево и сердито!
— Не уверена, что из этого что-нибудь выйдет, — ответила я, — боюсь, что вы раньше с копыт слетите, чем Степанида!
— А что, такая мощная девица?
— Мощная? Да нет, но… От нее всего можно ждать. И вот еще… Прошу вас, не подшучивайте над ней.
— Почему, юмора не понимает?
— Понимает, но в Москве. А как поведет себя здесь, одному богу известно, — сказала я. — Очень прошу вас…
— Хорошо, — пожал плечами Ален. — Что мы, изверги?
— Вы не изверги, но…
— Все, Стася, можешь не продолжать!
В аэропорту меня охватило жуткое нетерпение. Скорей бы увидеть Матильду. Поль купил ей прелестный букет. Ален тоже подошел к цветочному киоску и выбрал маленький изящный букет.
— Это твоей Степаниде. Чтоб ей не обидно было.
Я взглянула на него с благодарностью.
Но вот объявили, что самолет из Москвы прибыл. Я замерла в ожидании.
— Аська! — раздался вдруг Мотькин вопль. — Аська!
Мы бросились друг другу в объятия. Потом отстранились — посмотреть, насколько мы переменились за это время. Меня поразила Мотькина бледность и худоба. Она была почти прозрачная. А глазищи теперь занимали пол-лица. У меня сжалось сердце.
— Мотька, ты так похудела! Ты здорова?
— Здорова, как корова! Только устала до чертиков. Ой, Аська, мне столько надо тебе рассказать.
И тут я взглядом наткнулась на Степаниду. Она стояла позади Мотьки с довольно-таки хмурым видом.
— Степанида, привет! Дай-ка я тебя поцелую. А ты выросла и похорошела!
Степанида позволила себя поцеловать. И тут к ней шагнул Ален.
— Добрый день, Степанида! Я — Ален! А это тебе, с приездом! — он протянул ей цветы.
Степанида залилась краской.
— Это мне? — пролепетала она. — Какие красивые… Спасибо.
И она взглянула на Алена с такой благодарностью, что я чуть не разревелась. А Матильда тем временем уже обнималась с Полем.
— Ну все, все, — сказал Ален, — нежности потом, сейчас надо ехать. Мадам Жюли ждет нас с завтраком. А ее завтраками пренебрегать не стоит.
— Я опять в Париже! — восторженно вскрикнула Мотька. — Кто бы мог подумать! Степка, ты хоть понимаешь — ты в Париже!
— Понимаю, чего ж тут не понять.
— Вот что значит разница темпераментов, — проворчал Ален.
В машине я с Мотькой и Степанидой села сзади, а Поль рядом с Аленом. Мотька то и дело что-то восклицала, а Степанида молча смотрела в окно.
— Аська, а какие планы на сегодня? — спросила негромко Мотька.
— Сейчас позавтракаем, а потом куда хотите, полная свобода!
— А Игорь Васильевич здесь?
— Нет ни его, ни Ниночки, они в Севилье, вернутся через несколько дней.
— Жаль…
— Ничего, успеешь еще пообщаться с дедом! У вас же целых три недели.
— Ох, не говори! Даже самой не верится. Три недели в Париже, с тобой! — прошептала Мотька.
— Матильда, — сказал Ален, — сегодня у меня свободный день, поэтому надо воспользоваться машиной.
— Что ты имеешь в виду?
— Может, махнем после завтрака в Версаль?
— Можно и в Версаль! В прошлый раз мы так недолго там были…
Я видела, что Степанида напряглась. Наверно, она не знает, что такое Версаль, а спросить стесняется, ну да ничего, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
— Степка, гляди, ты знаешь, что это такое вон там торчит? — закричала Мотька.
— Знаю! Эйфелева башня, — невозмутимо ответила Степанида.
— Точно! — обрадовалась Матильда.
Когда машина Алена свернула на нашу улицу, Матильда завопила:
— Степка, Степка! Это наша авеню! Авеню Виктора Гюго!
— Только не спрашивай меня, чего он написал, — тихо проговорила Степанида.
— А ты, что ли, знаешь?
— Конечно! «Собор Парижской Богоматери», «Отверженные» и еще много чего, — продемонстрировала свою эрудицию Степанида.
— Ну надо же! — поразилась Мотька.
Мы подъехали к нашему дому. Навстречу нам выскочил Дидье.
— Бонжур, Дидье! — проговорила Матильда.
— О! Мадемуазель, бонжур! — захлопал глазами Дидье, узнав Матильду. — Рюски баришна!
— Это кто? — не выдержала Степанида.
— Консьерж.
— А почему негр?
— В Париже много негров, — не придумала я ничего лучше.
Степанида кивнула, приняв это к сведению.
Мы вошли в дом. При виде отделанного красным деревом лифта Степанида округлила глаза и покачала головой, но ничего не сказала. Она вообще почти все время помалкивала — то ли боялась сказать что-то невпопад, то ли была переполнена впечатлениями. Завтрак мадам Жюли накрыла в столовой, и я подумала, что Степаниду это смутит, но ничуть не бывало. Она вполне спокойно управлялась с приборами, и только незнакомая еда внушала, кажется, ей некоторые опасения — наслышалась, видно, что французы едят лягушек. А Мотька так и сияла! Поль смотрел на нее открыв рот, но я сразу поняла: ему ничего не светит. По всем признакам, Мотька была влюблена. Неужели по-прежнему в Олега? Что-то не верится!
После завтрака мы все погрузились в машину и поехали показывать Степаниде Париж и его окрестности. Надо же воспользоваться свободным днем Алена!
А Степаниде было как-то не по себе. Ее поразила роскошная квартира знаменитого певца, где предстояло прожить целых три недели. Там все было как-то не так, даже в уборной она далеко не сразу сообразила, как спустить воду. Она была в панике, даже взмокла с перепугу и уже от отчаяния дотронулась до какой-то металлической пластинки в стене. И вода сразу полилась. Придумают же… А сколько еще подобных ситуаций ее ждет? Хорошо еще, она не успела никого позвать на помощь… то-то позору было бы… Да и вообще… Эта пожилая мадам Жюли, которая подает к столу… Негр, который таскает чемоданы… И эти парни, Ален и Поль… Вроде ничего плохого в них нет, Ален вон даже цветочки ей подарил, а все-таки… Чужие они какие-то… «Ну да ничего… Я еще привыкну. Привыкла же я в Москве, — думала она, — а сначала тоже было страшновато и неловко. Кстати, надо будет попросить у Аси карту Парижа. Хорошо бы дня через три-четыре освоиться немного и начать одной гулять по городу». Она понимала, что Аське и Мотьке охота побыть наедине, а она, вообще-то, прекрасно ориентируется. В Москве уже через три дня передвигалась самостоятельно. Правда, в Москве все говорят по-русски, но зато тут, в Париже, все улыбаются, а в Москве народ больше хмурый… Да, решила Степанида, одной гулять даже интереснее… Надо только, чтобы Аська научила ее пользоваться здешними уличными телефонами — на всякий случай… Хотя вряд ли ее отпустят одну, Матильда побоится… «Ну ничего, я что-нибудь придумаю, уговорю их, или… Или просто уйду потихесеньку, а потом приду как ни в чем не бывало, и они поймут, что меня можно отпускать одну. Завтра же с утра попробую! Встану пораньше и слиняю. Ненадолго, на полчасика всего, пойду прошвырнусь по нашей авеню, никуда даже сворачивать не буду, чтобы не заплутать». И, приняв такое решение, Степанида успокоилась.
Ален целый день возил их на машине, показывал достопримечательности. У Степаниды голова шла кругом от всяческих красот и от старания ничем не выдать своего невежества. Она приказала себе не задавать лишних вопросов и ничему не удивляться. Хотя это было трудно, потому что на самом деле она пребывала в непрерывном удивлении.
Правду люди говорят: Париж — настоящее чудо!
К вечеру я стала замечать, что Степанида уже едва держится на ногах от впечатлений. По дороге из Версаля она попросту задрыхла в машине.
— Степка, ты что! — попыталась ее разбудить Матильда.
— Мотька, пускай спит! — вступилась я за девчонку. — Она ж тут не на три дня, а на целых три недели, еще успеет все посмотреть.
— Твоя правда, — легко согласилась Матильда, — просто мне кажется, что в Париже грешно спать…
— А, между прочим, у тебя самой довольно сонный вид, — усмехнулся Ален, взглянув в зеркальце.
— Ну, вообще-то, я и вправду устала… — призналась Матильда.
— Так что, сегодня танцы отменяются? — поинтересовался Поль.
Мы с Мотькой переглянулись. Нам столько надо рассказать друг другу, а когда еще представится возможность…
— Да, мальчики, сегодня я уже ни на что не гожусь, — сказала я. — Тоже устала, как пес!
— Что это вы какие слабые? — засмеялся Ален. — В прошлый раз готовы были с утра до ночи таскаться, а сейчас еще только начало девятого…
— Ален, ты ничего не понимаешь в женщинах! — весело воскликнул Поль. — Подружки полгода не виделись, им посекретничать надо, а тут Степанида спит…
— Он прав? — спросил Ален.
— Только отчасти, — призналась я. — Но вы не обижайтесь…
— Постараемся!
Они довезли нас до дома, помогли довести до квартиры едва державшуюся на ногах Степаниду, и Ален на всякий случай спросил:
— Ну как, не передумали? Может, отдохнете полчасика, а потом все-таки…
— Нет, — решительно заявила Матильда, — не могу! Просто сил нет!
— Ну, как хотите, — чуть суховато сказал Ален. Кажется, он все-таки обиделся. Глупо!
Мы с Мотькой отвели Степаниду в ванную, помогли умыться, потому что она не справлялась с кранами и душем, а потом уложили спать. Ужинать она отказалась. Нам тоже есть не хотелось. Мы уселись в гостиной в кресла. Мне казалось, стоит нам остаться вдвоем, как разговор польется сам собою, но нет… Мы молча смотрели друг на друга. Эти полгода столько вместили в себя, что мы обе не знали, с чего начать.
— Ну? — не выдержала я. — Чего молчишь?
— А ты? — улыбнулась Мотька.
— Нет, начинай ты…
— Аська, столько всего, что я… Аська, я не знаю, что мне делать…
— Что делать? В каком смысле?
— Понимаешь, Меркулов хочет ставить «Ромео и Джульетту»…
— И ты будешь играть Джульетту?
— Вроде бы…
— Но это же просто здорово! Мотька! Это же… это же…
— Аська, а если я провалюсь?
— Провалишься? Почему?
— Потому что это Шекспир! Мне иногда во сне снится, что меня освистывают! Понимаешь, тут все-таки нужна школа, а я ничего не умею… Это стихи…
— Матильда! Ты сумасшедшая, да?
— Почему? — растерялась она.
— Ты что, сомневаешься?
— Еще как!
— А Меркулову ты про это говорила?
— Говорила.
— А он что?
— А он велел мне выучить одну сцену с Ромео и показать ему.
— Ну и что? Ты выучила?
— Конечно!
— Показала?
— Да. И он сказал…
— Что? Что он сказал?
— Ты смеяться не будешь?
— Нет!
— Он сказал, что я… Джульетта его мечты!
— Как? Джульетта его мечты? — переспросила я.
— Аська, ты же обещала!
— Да я и не думаю смеяться! Это же просто здорово! Поздравляю, Мотька! И ты еще сомневаешься?
— Конечно, сомневаюсь…
— Ну, ты всегда сомневаешься… Хотя это правильно. Сомневаться надо, это полезно, дед тоже всегда так говорит. Подумать только, Мотька, год назад ты была в Париже, даже меньше года, и вовсе не думала, что скоро станешь звездой!
— Аська, прекрати, никакая я не звезда! Просто я везучая, тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить!
И она постучала по деревянному столику.
— Аська, а как ты считаешь… Вот когда Игорь Васильевич вернется, можно мне с ним будет посоветоваться?
— Насчет чего?
— Насчет Джульетты и вообще…
— Конечно, можно, ты же знаешь, как дед к тебе относится!
— Аська, все, давай сейчас больше про это не будем, ладно?
— Как хочешь.
— Ась, а почему ты пригласила со мной Степаниду?
— Как почему? — удивилась я. — Она же живет у тебя, и что же — ты бы ее одну оставила, а сама бы укатила в Париж?
— Ты настоящий друг, Аська!
— А ты сомневалась?
— Вообще-то нет.
— А тебе с ней трудно, со Степкой?
— Нет, она хорошая… Она даже работать устроилась…
— Работать? А школа?
— Она после школы подрабатывает, и знаешь где? У Пивочкиной матери.
— У Юлии Арсеньевны? — ахнула я.
— Да. И устроила ее туда тетя Липа.
— Обалдеть!
— Да, и она все от меня скрывала, я совсем недавно узнала…
— А, теперь понятно, откуда у нее такие хорошие манеры за столом, я даже удивилась…
— Почему? А у меня что, плохие манеры? — всполошилась Мотька.
— Нет, что ты… Просто я знаю, что тебе некогда было заниматься обучением Степаниды, — рассмеялась я.
— Аська, но ты, если что, говори мне, ладно?
— Насчет чего?
— Насчет манер! Я ж теперь артистка, мне надо…
— У тебя с этим все в порядке, успокойся!
— Степка очень с Валеркой подружилась…
— Это хорошо. Валерка — умница.
— Я тоже так думаю, мне за нее тревожно было, а теперь поспокойнее. Валерка, Юлия Арсеньевна — они плохому не научат.
— Это точно. Да она и сама не дура. У нее голова на плечах есть.
— А как ты думаешь, Аська, почему она сегодня все время молчала?
— Стесняется, наверное. Все незнакомое, новое, столько впечатлений…
— Другая бы на ее месте все время задавала бы вопросы, а она…
— Наверное, боится показаться дурой.
— Похоже, ты права. Это хорошо! — обрадовалась Мотька. — Ой, Аська, что мы с тобой все о Степаниде, что у тебя-то? С Аленом у вас, похоже, не столько любовь, сколько дружба, да?
— Да…
— И ты ни в кого не влюблена?
— Да как тебе сказать…
— Скажи, как есть!
— Мотька, только это между нами…
— Ты что тут, в Париже, сдурела? Я тебя когда-нибудь подводила?
— Нет, конечно, извини…
— Ну, так в кого ты втюрилась?
— Я не втюрилась, просто мне очень понравился один человек…
— Какой человек? Откуда?
— Из Швеции.
— Из Швеции? — удивилась Мотька.
— Да, дед не так давно брал меня с собой в Стокгольм, и я там познакомилась с сыном одной знаменитой певицы… которая пела вместе с дедом… А на другой день она и ее сын возили нас по всяким достопримечательностям…
— А сколько ему лет?
— Двадцать! Он учится в университете, хочет быть врачом…
— А как его звать?
— Олаф!
— Красивое имя! Аська, а он к тебе как?
— Он, Мотька, на меня, по-моему, и не смотрел. Я для него еще соплячка, наверное.
— Тогда на фиг он тебе нужен? — возмутилась Мотька.
— Понимаешь, он такой красивый! Настоящий викинг!
— Викинг?
— Ну, во всяком случае, я именно так себе представляю викингов! Высокий, широкоплечий, голубоглазый, волосы совсем светлые…
— И тупой!
— Тупой? С чего ты взяла?
— Ну если он на такую девчонку, как ты, не клюнул, значит, точно — тупой!
— Спасибо, подружка!
— И между вами ничегошеньки не было? Даже не целовались?
— Нет, какое там… Говорю же, он меня в упор не видел, хотя был очень вежливым и приветливым… Просто я для него еще мала… Ладно, хватит об этом, расскажи лучше, что у тебя.
— Ой, Аська, я как заведусь о своих делах, меня и не остановишь. Поэтому лучше сначала о тебе.
— А что обо мне? Живу, учусь, привыкла уже к Парижу, не так скучаю… Тебя, конечно, очень не хватает, а так… Ну все, Мотька, выкладывай, что у тебя! — потребовала я.
— Я ведь уже сказала — у меня Джульетта!
— А как с Олегом?
— С Олегом? Все по-старому. Только он теперь мной гордится.
Мы проговорили до глубокой ночи, вспоминали старое, мечтали, смеялись вместе над детскими глупостями, словом, нам опять было хорошо вместе.