— Маша, я, кажется, знаю, кто мог причинить вред твоему дяде…
Маша вытаращила глаза.
— Скажи, ты когда-нибудь слыхала от дяди такую фамилию — Холщевников?
— Холщевников? Да вроде нет. Почему ты спрашиваешь? Кто этот Холщевников?
— Подожди, а имя-отчество Тимофей Михайлович тебе о чем-нибудь говорит?
— Тимофей Михайлович? А кто это?
— Это Холщевников!
— Слушай, Степанида, ты меня совсем заколебала с этим Холщевниковым! — рассердилась Маша. — Можешь толком объяснить, в чем дело?
— Могу, конечно, только придется начинать издалека…
— Начинай издалека, интересно будет послушать.
Степанида во всех подробностях поведала Маше все, что знала о таинственном Холщевникове и о найденной у кафе «Фруктовый рай» визитной карточке.
— Ерунда! — фыркнула Маша. — Какое отношение эта карточка имеет к моему дяде? Мало ли кто мог ее там обронить!
— Вполне возможно, что никакого отношения не имеет, — кивнула Степанида, — только вот исключать такое мы не можем. И потом, визитка была чистенькая, а значит, валялась она там совсем недолго. А перед этим ты с дядей вышла из кафе. Других русских там, кажется, не было.
— Тогда получается, что тот второй мужик, который был с дядей, и есть Холщевников?
— Необязательно, но, судя по всему, Холщевников сейчас в Париже!
— Степанида, почему ты прицепилась к этому Холщевникову? Сама же говоришь, что все твердят про розыгрыш? Может, он хороший, порядочный человек и никакого отношения к дяде Леше не имеет. А карточка… Ее ведь кто угодно мог потерять! Во «Фруктовый рай» много туристов ходит, а визитка Холщевникова могла оказаться тоже у кого угодно.
— Согласна. Но почему же все так совпадает?
— Ничего не совпадает! Только то, что ты нашла записку и тебе же попалась на глаза визитка. А все остальное ни с чем не совпадает. Да ты сама подумай, обратила бы ты внимание на визитную карточку, если бы не та записка?
— Конечно, нет! Извини, но ты глупости спрашиваешь.
— Да, ты права, — согласилась Маша. — Но все равно я не вижу тут связи с моим дядей. Не вижу!
— Ну и не надо! Мне же лучше — просто наслаждаться жизнью и ничего не расследовать.
— Расследовать? — поразилась Маша. — А что ты можешь расследовать?
— Да так, — загадочно улыбнулась Степанида, — кое-что…
— Нет, ты скажи!
— Что?
— Ты уже что-то расследовала, да?
— Было дело!
— В Москве?
— В Москве.
— Расскажи!
— Да ну…
— Степанида, пожалуйста, расскажи, очень тебя прошу! — взмолилась Маша. — Мне же интересно!
Степанида задумалась, что лучше рассказать, но потом подумала: лучше начать с самого начала, с истории странных покушений на Матильду и Аську. Однако только она открыла рот, как в дверь позвонили. Маша кинулась открывать.
— Дядя Леша! Господи, что с тобой? Степанида, скорее!
Степанида бросилась на зов. В дверях, едва держась на ногах, стоял Машин дядя. Но в каком виде! Одежда разорвана и в крови, под глазом здоровенный синяк, в уголках рта тоже запеклась кровь.
— Матерь божья! — воскликнула Степанида и подскочила к нему.
Опираясь на обеих девочек, он сказал:
— Проводите меня в ванную!
— Может, врача вызвать? — испуганно проговорила Маша.
— Не нужно, это пустяки!
— А полицию? Полицию вызвать?
— Ни в коем случае. Я сам виноват… Жаловаться не на кого! Спасибо, девочки, дальше я сам!
Он закрыл за собою дверь, и почти тотчас они услыхали шум льющейся воды.
— Живой, и слава богу! — заметила Степанида. — Ты давай позвони маме, успокой ее.
— Да, да, сейчас… А как ты думаешь, сказать ей, в каком он виде?
— Скажи, конечно, а то до вечера у него синяки не пройдут… Хотя нет, лучше не говори, а то она будет волноваться, что да как… Скажи просто, пришел весь грязный, сейчас в ванной, и все…
Маша позвонила матери и сообщила, что дядя Леша вернулся. Та обрадовалась, но задавать вопросов не стала, так как была очень занята.
Прошло минут двадцать, прежде чем открылась дверь ванной и на пороге появился дядя Леша в купальном халате.
— Машка, я есть хочу! — заявил он.
— Сейчас, сейчас, — засуетилась Маша.
Когда он поел, выпил большую кружку кофе, она робко спросила:
— Дядя Леша, кто тебя так?
— Да ерунда, Машуня, подрался немножко.
— С кем?
— Не знаю, пристали какие-то парни…
Брешет, подумала Степанида. Но, разумеется, промолчала.
— Тебе надо примочки сделать, — с жалостью глядя на него, проговорила Маша.
— Ничего не надо, мне бы поспать… — Дядя Леша поднялся из-за стола, халат распахнулся на груди, и Степанида успела заметить, что и грудь у него в синяках и кровоподтеках.
— Дядя Леша, а что, если мы уйдем? — спросила Маша.
— Да, конечно, идите спокойно. Мне ничего не нужно.
И он ушел к себе.
— Здорово его отделали, — тихо произнесла Степанида.
— Ничего, главное — живой! — весело отозвалась Маша. — У меня просто камень с души свалился.
— У меня тоже, — призналась Степанида. — Я боялась, что…
— Ладно, все хорошо, что хорошо кончается. Идем гулять!
— Идем!
Но в этот момент зазвонил телефон. Маша взяла трубку и быстро заговорила по-французски, потом, прикрыв ладошкой трубку, шепнула:
— Степочка, подожди меня немножко, ладно?
И она густо покраснела. Ясно, ее парень звонит, сообразила Степанида и, кивнув, вышла на кухню. Хотя по-французски она не понимала, но пусть Маша щебечет на свободе. Зачем ее смущать? На кухне Степанида села за стол и налила себе минеральной воды. И вдруг взгляд ее упал на лежащую на полу потрепанную записную книжку. Она нагнулась и подняла ее. Судя по всему, книжка принадлежала дяде Леше. Степанида положила книжку на подоконник. Ей смертельно хотелось заглянуть в нее, но она знала — этого нельзя делать! Юлия Арсеньевна внушала ей, что читать чужие письма, заглядывать в чужие записи — последнее дело. Но книжка неодолима влекла ее. Степанида старалась даже не смотреть на нее и только молила бога, чтобы Маша поскорее закончила разговор. Борьба с собой вконец измотала Степаниду, но вот в дверях появилась Маша, румяная и веселая.
— Ну все, можем идти! — объявила она.
— Маш, у меня к тебе просьба, — нерешительно начала Степанида.
— Просьба? Валяй, говори!
— Я вот подняла с полу записную книжку, — Степанида глазами указала на нее, — это, наверное, твоего дяди книжка…
— Эта? Ну конечно!
— Ты не могла бы заглянуть в нее на букву Х.
— Опять тень Холщевникова? — засмеялась Маша и без всяких сомнений взяла в руки книжку. — Так, У, Ф, ага, вот Х… Нет тут никакого Холщевникова! Успокоилась?
— Вроде. Но ты… ты посмотри еще на Т.
— На Т? Ладно… Вот Турищев, Теплицкий, Тамара… А вот смотри — Т.Х. Может, это то, что мы ищем?
— Т.Х.? — взволновалась Степанида. — Тимофей Холщевников!
— Или Таня Храмова! Толя Харитонов! Тарас Харченко!
— Погоди с шутками! — перебила ее Степанида. — Там московский телефон?
— Нет. Тут какие-то буквы… сокращения… И потом… Понимаешь, это все записано наверняка уже тут, в Париже…
— Почему ты так решила?
— Потому что записано новой ручкой, ему мама подарила, тут совсем другие чернила. Вот смотри!
Степанида взяла книжку в руки. Действительно, чернила в последней записи были с лиловатым оттенком. А напротив букв Т.Х. значилось:
3. 13. 23. у. Б. с 12 до 15.
— Очень интересно, просто очень…
— Что? Что интересно? — заволновалась Маша.
— Маша, Холщевников, наверное, все-таки в Париже! Ты же сама говоришь — запись сделана новой ручкой! И твой дядя его знает! Наверняка!
— Ну почему обязательно Холщевников? — неуверенно спросила Маша.
— Потому что «потому» оканчивается на «у»!
— Степанида!
— Ничего не Степанида! Это Холщевников, я уверена на сто процентов! Только вот что значат эти цифры и буквы? Знаешь что? Давай-ка перепишем это все на бумажку и попробуем расшифровать, только не здесь, а на улице. Чего зря время терять?
Маша быстро переписала все на листок бумаги и сунула в карман.
Девочки в некотором смятении покинули квартиру.
— Значит, мы гулять не будем, да? Будем думать над этими писульками? — недовольным тоном осведомилась Маша. — Тогда пошли хоть посидим где-нибудь, в сквере например.
— А что, если поехать в какой-то там сад, а?
— В какой сад? В Люксембургский?
— Вот-вот, и в саду погуляем, и подумаем заодно. Чем плохо?
— Ты права, Степанида! Только Люксембургский сад далеко, мы с тобой лучше в Булонский лес подадимся, согласна?
— А он… он знаменитый?
— Кто? — не поняла Маша.
— Ну лес этот?
— Ага! Он жутко знаменитый! — рассмеялась Маша.
— Точно?
— Точно! Скажешь в Москве — гуляла в Булонском лесу, все тебе завидовать будут.
— Тогда согласна. А это настоящий лес?
— Как тебе сказать? Не очень, не дремучий. Скорее это парк, просто так называется.
Нагулявшись в Булонском лесу по аллеям и дорожкам, они наконец нашли укромное местечко и сели прямо на траву. Маша достала из кармана бумажку с цифрами и буквами.
— Дай-ка мне, — попросила Степанида, в задумчивости глядя на странную запись. — Ну вот тут понятно: с двенадцати до трех. Это похоже на адрес, какая-то улица…
— А что же тогда значат первые три цифры?
Степанида задумалась.
— Черт его знает… Хотя… Слушай, Машка, а что, если это значит, что на этой улице по вот этим числам, по третьим, тринадцатым и двадцать третьим, с двенадцати до трех что-то происходит, а?
— Что происходит? — испуганно спросила Маша.
— Может, там в это время бывает Холщевников, а? И к нему можно прийти по этим числам?
— Ты думаешь?
— Думаю, хотя не знаю… Выяснить бы, что это за улица… Кстати, завтра как раз тринадцатое! Ой, Машка, подумай!
— Ну, я не знаю, в Париже куча улиц на букву Б… Запросто можем попасть не на ту.
— А попасть нам туда надо позарез!
— Зачем?
— Как зачем? Как зачем? Тут же явно какое-то преступление, и Холщевников этот преступник!
— И ты надеешься его разоблачить?
— Надежда умирает последней! Знаешь, у Газманова такая песня есть?
— Не знаю.
— Ну и фиг с ней, с песней.
— Ой, Степа, я совсем забыла! Ты же собиралась мне что-то интересное рассказать, как раз когда вернулся дядя Леша.
— А… Да, собиралась.
— Так расскажи!
И Степанида, развалившись на травке в Булонском лесу, рассказала новой подружке историю странных подарков, которые кто-то посылал с Мотькой новым соседям.
— И это все правда? — пораженно спросила Маша.
— Чистая правда.
— Но разве так бывает?
— Еще и не так бывает.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ничего особенного, — загадочно улыбнулась Степанида.
— Ты мне не все рассказала, да?
— Почему? Про это дело — все!
— Про это дело? Значит, были еще и другие дела?
— Ну, в общем…
— Степанида! — взмолилась Маша. — Расскажи!
— Ну, у меня-то не так много дел, а вот у Мотьки с Аськой…[1]
— У твоей кузины и ее подружки, да?
— Да! У них знаешь сколько было дел! И каких!
— Ну расскажи!
— Ладно, так и быть, расскажу еще одну историю, но свою, а про Мотькины и Аськины дела пускай они сами рассказывают, а то выйдет, что я чужими успехами хвастаюсь. Вот слушай…
И она рассказала о странной истории с картиной импрессиониста Сислея.
— Невероятно! — время от времени восклицала Маша. — Просто не верится… Ой, нет, ты не обижайся, Степанида, но согласись…
— Я знаю, в это трудно поверить, — кивнула Степанида, — но, если ты приедешь в Москву, я тебя со всеми нашими познакомлю…
— Ой, теперь мне еще сильнее в Москву захотелось…
Девочки какое-то время сидели молча.
— Слушай, Маш, я вот что подумала… — нарушила молчание Степанида. — А что, если завтра твой дядя пойдет на ту самую улицу, а?
— И что?
— Проследить бы за ним…
— Зачем?
— Ну, выяснить все…
— Степа, ты считаешь, что дядя Леша — преступник?
— Нет, ничего такого я не считаю! Наоборот, он скорее всего жертва преступления. А в таком случае надо попробовать его спасти.
— Спасти? — ахнула Маша. — Ты думаешь, ему что-то угрожает?
— Не исключено. Ты же видела, какой он вернулся…
— Но, может, он и вправду подрался, он такой, он может, он вообще драчун.
— Может, и так…
— Но ты в это не веришь?
— Не верю!
— А что же ты думаешь?
— Я думаю, его для начала припугнули. Избили, но не смертельно.
— Зачем? Чего от него хотят?
— Кабы знать… Маш, могла бы ты как-нибудь исхитриться и спросить у своего дяди, кто такой Холщевников?
— Спросить-то я могу, но он… Он же спросит, откуда я про этого Холщевникова знаю. И что я ему скажу?
— Знаешь, можно попробовать… Ты покажи ему визитку, которую я нашла. Скажи, что это ты ее нашла…
— Он спросит — где?
— Скажи, что… что она выпала из его кармана. И погляди, какая будет реакция. Если он забеспокоится, станет тебя расспрашивать, значит, Т.Х. точно Тимофей Холщевников. А если скажет, что понятия не имеет, плечами пожмет и все такое…
— Тогда что? Думаешь, это будет означать, что он и вправду не знает про Холща этого? Но он же может притвориться.
— Но ты же должна знать своего дядю.
— Знать-то я его знаю, но…
— Машка, попробовать надо.
— Ладно, попытка не пытка.
— Только смотри не проболтайся.
— О чем?
— Обо всем! Обо мне, о наших подозрениях и даже о том, что я вчера его видела в ресторане. Ты просто-напросто нашла визитную карточку. И все!
— Поняла, — кивнула Маша. — А дальше что?
— Дальше ты поглядишь, как он будет реагировать, и потом скажешь мне. Постарайся все запомнить — и выражение лица, и голос, и интонацию…
— Ну и ну! Степка, а что, если…
— Что?
— Что, если окажется, что мой дядя замешан в чем-то… Как тогда быть? Что ж мне, на родного дядю в полицию заявлять?
— Глупости! Пока что в полицию никто ни на кого заявлять не собирается. Мы обычно сами с преступниками разбираемся!
— И как ты собираешься разбираться с дядей Лешей? — испуганно пролепетала Маша.
— Ты почему это своего дядю сразу в преступники записываешь, а? — насторожилась вдруг Степанида.
— Я не записываю, что ты! — замахала на нее руками Маша. — Я просто так спросила, на всякий случай.
— Это другое дело. И вообще, Машка, все-таки может оказаться, что твой дядя даже и слыхом не слыхал про Холщевникова. Или давай его для удобства Холщом звать, а то Холщевников так длинно… Эх, жалко, что Валерка сейчас на даче…
— А при чем тут Валерка?
— Понимаешь, он хотел в Москве поразведать насчет Холща. Вдруг он что-то узнал?
— А если бы он был в Москве, тогда что?
— Тогда бы я ему позвонила.
— В Москву? — ужаснулась Маша. — Но это же так дорого!
— Да я понимаю, и потом, по междугородному про это говорить нельзя. Но… мечтать не вредно.
— Степа, — тихо и таинственно проговорила Маша, — признайся лучше, что ты к этому Валерке неравнодушна? Да?
— Еще чего! — буркнула Степанида и залилась краской.